Душою и телом - Элизабет Беннет

– У меня нашелся – как бы это поточнее выразиться? – покровитель. Известный тебе сенатор Хаас, тогда еще, правда, совсем молодой. Я работал у него в офисе два лета подряд, когда учился в старших классах. И он мне симпатизировал…

– Хаас! Надо же! Знаешь, мои родители буквально боготворили его. Он олицетворял для них все, во что они верили: гражданские права, свободу слова. Как, наверное, чудесно было работать с таким человеком!

– Да, я очень многому научился у сенатора, – сказал Джесон, и если бы Касси не была так погружена в этот момент в воспоминания о родителях, то заметила бы, что в его голосе сквозит ирония.

– А после колледжа? Как тебе удалось стать известным строительным подрядчиком?

– Уроки Вьетнама – это довольно неплохая жизненная школа, – ответил Джесон со смехом. – Там я выучился основным тактическим приемам: партизанская война, маскировка, ночные вылазки…

– О, Боже, неужели ты участвовал в войне?

– Да, нет, конечно, я шучу, дорогая. Я участвовал там в строительстве, а не в войне. – Впервые за долгие годы Джесона расспрашивал о работе человек, с которым его не связывали профессиональные интересы. Миранду с самых первых дней их супружества волновал только один вопрос – сколько денег он зарабатывает. Ну, в крайнем случае, она готова была выслушать его рассказ о какой-нибудь очень крупной сделке. Но ее никогда не интересовали ни детали, ни суть его работы. Теперь, увидев живой интерес к этому в глазах Касси, он задумался о том, как получше ей все объяснить.

– Видишь ли, я в каком-то смысле брокер. Я тот самый человек, который помогает всем лицам, участвующим в строительстве, собраться: банкирам, инвесторам, архитекторам, поставщикам. Понимаешь?

– Не слишком хорошо, – ответила Касси, любуясь его профилем.

Он взглянул ей в глаза и улыбнулся.

– Ладно, теперь твоя очередь, – сказал он. – Вопросы буду задавать я. Расскажи мне о себе, о своих родителях, о детстве.

– Но ты же все это уже знаешь от Миранды. К тому же мой рассказ не будет особенно занимательным… А где было твое первое большое строительство?

– Видишь ли, к сожалению, я плохо помню детали. Ведь с тех пор прошло уже около двадцати лет. Это был комплекс учреждений на Лонг-Айленде. Впрочем, ничего особенно выдающегося там не произошло.

– Но ведь ты, должно быть, был очень горд. А твои родители наверняка были в восторге: их сын возглавляет стройку!

– Конечно, были, они и сейчас в восторге от меня. Они живут теперь во Флориде. Я купил им там домик.

– Какой ты счастливый, что у тебя еще живы родители… Мне лично так их не хватает.

– Я должен был бы почаще их навещать. Надеюсь, теперь я буду к ним ездить почаще. Миранда…

– Миранда не хотела иметь ничего общего с Розой и Томмазо, а также с братьями и сестрами Джесона. Она считала, что их, как и свою собственную семью, она уже «переросла».

– Нужно ограничивать круг общения с теми, кто тебе интересен, – говорила она ему. – Ради Бога, ну что у меня общего с твоей матерью? Или даже со своей? Так зачем же притворяться да еще тратить на это время? Если тебе хочется их навестить, я не против, поезжай. Но при чем здесь я и Хивер? – Они частенько ссорились на эту тему, но переубедить Миранду было невозможно.

– Что Миранда? – переспросила Касси, внимательно всматриваясь в ставшее печальным лицо Джесона. Морщины на лбу, у рта и глаз делали его старше. Он выглядел устало, как человек, который уже все испытал в жизни – и самое лучшее, и самое ужасное. Впрочем, в ту ночь, когда они занимались любовью, он выглядел совершенно иначе: его лицо было живым и веселым, глаза горели.

Джесон словно не слышал ее вопроса:

– Извини, так о чем мы говорили? Ах да… О моих родителях. Они тебе понравятся. Касси, я уверен. Я, наверное, поеду к ним этим летом. Я мог бы взять тебя с собой – мы провели бы там недельку-другую. А?

– Джесон, я прошу тебя, не уклоняйся от моего вопроса. Почему ты не хочешь говорить о Миранде?

– Не могу, – неожиданно вырвалось у него. И уже более мягко он объяснил: – Я не могу, Касси. Это слишком болезненная тема.

– Но ты же понимаешь, что мы обязаны откровенно поговорить, если мы хотим… если мы хотим быть вместе. – Она очень боялась произнести эти слова, но теперь была даже рада, что смогла, наконец, заговорить об этом. Каждый раз, когда разговор заходил о Миранде, он тут же старался сменить тему. А ведь чем больше Касси и Джесон сближались, тем отчетливее Касси чувствовала, что между ними стоит Миранда.

Он неожиданно приблизился к ней, ласково провел рукой по ее волосам:

– Касси… пойми, мне тяжело… есть многие вещи, которые…

– Джесон, скажи мне только: я что для тебя – просто замена Миранде? Если это так, то будет лучше чтобы я узнала об этом сейчас. Пусть лучше все закончится сейчас.

Он, конечно, может ей солгать, сказал он сам себе… Так будет даже проще: он солжет, что до сих пор любит Миранду – и Касси отвернется от него. Если же он скажет ей правду, он уничтожит ту ложь, которую они с Мирандой создавали все эти годы: «влюбленные Дарины», «счастливая пара». Но тогда он предаст память жены. Касси верит в то, что он обожал ее сестру, и он не имеет права переубеждать ее в этом. Он не будет ее в этом переубеждать, но…

– Нет, Касси, – сказал он, притянув ее к себе. Он понимал, что поступает эгоистично, так ничего и, не объяснив ей. Целуя ее губы, он прошептал: – Все не закончится сейчас, Касси, клянусь тебе. Только сейчас все и начинается.

18

Десять дней подряд Джесон никуда не отлучался из дома, и эти дни стали счастливейшими в жизни Касси. В присутствии Хивер и прислуги они с Джесоном старались вести себя сдержанно-миролюбиво, и никто не подозревал о том, что ночью они были горячими любовниками, засыпавшими в изнеможении только тогда, когда утренний свет начинал просачиваться сквозь занавески спальни. Но Шейла Томас сразу сообразила, что с Касси что-то происходит. В первый же рабочий день после уикэнда в Беркшире она спросила:

– Слушай, скажи мне честно, кто он.

– Ты о чем?

– Я о том, кто этот счастливчик? У тебя же все на лице написано: любовь пли по крайней мере здоровый секс.

– Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь, – рассмеялась Касси. – Давай лучше работать.

– Что ж, ладно, – фыркнула Шейла. – Но только потом не приходи плакаться мне в жилетку.

– Почему ты думаешь, что мне придется плакаться, Шейла?

– Мне подсказывает опыт. Чем счастливей выглядит женщина, тем несчастней она потом и тем горьче ей придется плакать. Ладно, вернемся к школьному совету.

Они готовили сюжет о скандале, разразившемся в одном из школьных советов Бронкса. Все члены школьного совета вышли из него в результате жуткого скандала, поводом к которому стали обычные хулиганские выходки школьников. Магнус сам поручил Шейле и Касси заняться этим делом.