Инстинкт хищника - Джозеф Файндер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Умно.
– Так что ребята из «Талибана» провели обычную проверку на наличие бомб и прочего дерьма, но ничего не нашли, понимаешь? В ту же ночь вертолет разбился, едва поднявшись от земли. Шесть генералов «Талибана» превратились в мясные консервы. А ведь, согласись, это значительно лучше, чем просто взорвать пустой вертолет.
– Да, но где здесь связь с Entronics?
– Я лишь хотел показать, что иногда скрытые действия – самые эффективные. Именно они приносят победу. Не бомбы, не винтовки, не минометные очереди.
– Я бы все же предпочел, чтобы ты не душил Фредди Назима. Это может слегка подпортить наш корпоративный имидж.
– Забудь про Фредди Назима. Я просто пытаюсь тебе втолковать, что пришло время для секретных операций.
– Например?
– Пока не знаю. Не хватает информации. Но я готов тебе помочь, что бы ни пришлось сделать.
Я покачал головой:
– Я не плету закулисных интриг.
– А как насчет некоторых подробностей из трудовой биографии Брайана Борга из Lockwood Hotels? Или Джима Летаски?
Я заколебался:
– Если честно, я после этого чувствую себя как-то некомфортно.
– И ты всерьез полагаешь, что Panasonic обошелся без… «закулисных интриг», как ты это называешь, чтобы заполучить Гарри Белкина?
– Уверен, что все не так чисто. Но я не признаю «око за око, зуб за зуб». Не хочу быть подлецом.
– Позволь мне кое о чем тебя спросить. Убить человека где-нибудь в парке – это уголовное преступление. Но убить человека на поле битвы – героизм. В чем разница?
– Все очень просто. В первом случае – это война, а во втором – нет.
– А я думал, что бизнес – это война, – ухмыльнулся Курт, – это же было во всех книгах, которые ты мне принес. Я прочел их от корки до корки.
– Это фигуральное выражение.
– Странно, – усмехнулся он, – это я упустил.
В этот вечер мы играли против ЕМС, огромной компании с штаб-квартирой в Хопкинтоне – они занимались хранением компьютеров – и снова выиграли. До ребят из ЕМС, похоже, докатились слухи, что наша команда просто преобразилась, так что когда они появились, было похоже, что они уже попрактиковались где-то перед игрой. Дуг Форсайт не появился, что вряд ли было хорошим знаком.
Мои собственные навыки игры в софтбол неожиданно улучшились. Заступив на питчерскую пластину, я почувствовал, небывалую уверенность в себе и начал подавать глубокие дальние мячи. Моя игра на поле тоже улучшилась.
Но вот Тревор Аллард пару раз намеренно бросал мне мяч слишком далеко в сторону или слишком высоко, чтобы я не мог его принять, несколько раз перехватывал у меня мяч, словно бы не доверяя мне. Один раз он бросил мяч в меня в тот момент, когда я не был готов – стоял вполоборота, – и почти лишил меня уха.
После игры мы с Куртом направились к парковке. Тревор уже сидел в своем «порше», и когда мы проходили мимо, из динамиков оглушающе зазвучала песня Кайни Веста «Золотоискатель»: «Малыш, он полон амбиций – взгляни в его глаза» – похоже, это не было совпадением.
Я сказал Курту, что хотел бы сразу вернуться домой, если он не против меня подбросить.
– Ты не хочешь пойти пообедать с ребятами? – спросил Курт.
– Нет. Сегодня был тяжелый день. К тому же я обещал Кейт побыть дома. Она последнее время предпочитает, чтобы я не задерживался допоздна.
– Беременным женщинам необходимо чувство защищенности, – сказал Курт. – Примитивный инстинкт. Послушай меня – я знаю, что говорю. Она милая цыпочка. И к тому же хорошенькая.
– И моя.
– У вас дома все в порядке?
– Нормально, – кивнул я.
– Непростое это дело, брак, – сказал Курт. – А так важно, чтобы на домашнем фронте все было в порядке. Если дома дела идут кувырком, страдает и все остальное.
– Верно.
– А что сегодня случилось с Дугом Форсайтом? – поинтересовался Курт.
– Боюсь, он скоро уйдет от нас в Sony.
– Из-за твоего драконовского письма?
– Письмо, возможно, оказалось последней каплей. Горди не может думать ни о чем другом, хочет, чтобы я вернул Дуга обратно. Я уже и руки ему выламывал, и уговаривал, но ничего не сработало. Он явно хочет уйти. И, по правде говоря, я не могу его винить. Работа с Горди – не самое большое удовольствие на свете.
– Ну, могу поспорить, такой Горди есть в каждой компании.
– Не хочется в это верить, – ответил я, – но откуда мне знать? Я-то работал только в одной компании.
– Послушай, – сказал Курт, – это, конечно, не мое дело, но тебе не стоит позволять Тревору демонстрировать неуважение к себе.
– Это же просто игра.
– Все в этой жизни – игра, – ответил Курт. – Если он считает, что такое неуважение сойдет ему с рук на бейсбольной площадке, то же самое будет происходить и на рабочем месте.
– Это неважно.
– Нет, это очень важно, – подчеркнул Курт. – Очень. Такое нельзя спускать на тормозах.
5
В семь тридцать утра Горди уже допивал третью огромную чашку кофе. Горди, наполненный кофеином до краев – зрелище не из приятных. Он буквально рикошетом отскакивал от стен, бегая по кабинету.
– Пора провести смотр войск, – возвестил он тоном инструктора по рафтингу перед сплавом по сложному участку. – Должен тебе признаться, твоя оценка некоторых сотрудников оказалась чересчур щедрой. Не забывай, что я тоже всех их неплохо знаю. – Он медленно повернулся ко мне лицом.
Я ничего не ответил. Горди прав. Я действительно был щедр в своих оценках. Я также приукрасил достижения отстающих, таких, как Фестино и Тейлор. Я не хотел давать Горди дополнительное оружие – у него и так его было предостаточно.
– Фестино и Тейлору пора подыскивать себе новую работу, – сказал он.
А в чем же тогда был смысл оценки персонала, которую он заставил меня дать каждому по куче всяких показателей, если значение имел лишь один-единственный?
– Кэлу осталось два года до пенсии, – напомнил я.
– Он уже много лет на пенсии. Просто никому не говорил.
– А Фестино всего лишь нужно немного помочь, направить его в нужную сторону.
– Фестино большой мальчик. Мы много лет держали его за ручку. Организовали дополнительное обучение после школы. Оберегали и пестовали.
– А что если перевести его во внутренние продажи?
– Чтобы он и там все завалил? Таминек прекрасно справляется с внутренними продажами. Фестино и так слишком долго прожил на кислородной подушке. Ему надо было в свое время заканчивать свою юридическую школу. Пришло время отключить кислород и выгнать его отсюда.
– Горди, – сказал я, – у Фестино семья, ипотечный кредит. Ребенок учится в частной школе.
– Ты, наверное, не понял. Я не спрашиваю твоего совета.
– Я не могу этого сделать, Горди.
Он пристально посмотрел на меня:
– И почему меня это не удивляет? Почему мне все время кажется, что ты не подходишь для команды «Г»?
Мне никогда не приводилось никого увольнять, и сейчас я должен начать с шестидесятитрехлетнего старика.
Кэл Тейлор плакал в моем офисе.
Я не знал, что мне с этим делать. Я толкнул ему через стол коробку с бумажными салфетками и принялся уверять, что в этом нет ничего личного. Хотя был один сугубо личный аспект – его неспособность выбраться из бутылки с виски, чтобы брать телефонную трубку и выслушивать бесконечные отказы, с которыми ежедневно приходится сталкиваться каждому менеджеру по продажам.
Не стану утверждать, что мне было больнее, чем ему. Но мне действительно было очень плохо. Он сидел передо мной в кресле в своем дешевом сером летнем костюме, который носил, не снимая, годами. Наверное, Кэл купил этот костюм в приступе иллюзорного оптимизма еще во времена президента Линдона Джонсона. Воротник рубашки истрепался. Его белые волосы были зачесаны назад с помощью геля, а желтые от никотина усы аккуратно подстрижены. Он покашливал сильнее, чем обычно.
И он рыдал.
В Entronics существовала строго соблюдаемая процедура увольнения. Никакой самодеятельности. После меня сотрудник должен был пойти в отдел персонала и пройти консультацию психолога из службы трудоустройства уволенных. В обязанности психолога входило рассказать об условиях медицинской страховки и сообщить, в течение какого времени он будет по-прежнему получать зарплату. Потом сотрудник отдела безопасности должен вывести его из здания. Это было окончательным унижением. Проработать сорок лет в компании, чтобы потом тебя вывели за двери, как мелкого воришку.
Когда все формальности были соблюдены, Кэл встал и спросил:
– Ну и как ты себя чувствуешь?
– Я?
Он взглянул на меня глазами больной собаки:
– Ты счастлив? Нравится быть палачом Горди? Исполнителем его приговоров?
Вопрос не требовал ответа, так что я промолчал. Я чувствовал себя так, словно только что получил коленом по яйцам. Я мог только догадываться, насколько было плохо ему. Закрыв дверь офиса, я рухнул в кресло и смотрел сквозь стекло, как он идет, опустив плечи, через ряды рабочих столов к своему месту.