Ведьмина ночь - Екатерина Лесина

Я не удержалась, дотянулась до одной.

Сладкая.

И пахнет летом… у нас дома ведь был лес. Сразу там, за забором и начинался. И я ходила. Мама не запрещала. Странно, конечно… почему? Лес — это ведь не безопасно, а она научила с собой хлеб брать. Для лесного хозяина. И я брала. Угощала. И собирала землянику. Ягодка за ягодкой. Долго собирала… потом наступал черед черники, кустики которой разрастались сплошным ковром.

Брусника…

— Спасибо, — сказала я, погладив шершавый ствол. А хлеба вот не взяла. Повзрослела, позабыла… и теперь стыдно. — Спасибо…

Дерева шумели, пусть ветра не было. А земляничная тропа тянулась куда-то вглубь. И я уже видела, что меня по ней ведут, но почему бы и нет?

Не знаю, что там, у истоков.

Но иду.

И ягоды вот, не ем, зачем-то собираю в ладошку. Крупные какие, будто и не лесная. Но нет, пахнут совершенно одуряюще.

Дуб я сразу узнала. Да и как не узнать-то? Огромный… даже в императорском парке, где стояли столетние дубы, таких я не видела. Этот… тысячелетний? Больше? Деревья столько не живут, но этот… его корни выныривали из земли, и каждый был толще меня. Они свивались в огромный темный ствол.

Я замерла.

Он был тем, из сна. И другим. Во сне под дубом цвели травы, а тут тень его накрывала всю поляну, и потому ли, по другой причине, но ни травинки не пробивалось сквозь ковер из медных листьев. Им бы сгнить за зиму, это ведь естественно, но… нет. Я наклонилась. Каждый лист больше моей ладони.

Сухие.

Тяжелые.

С медной проволокой прожилок. И наощупь будто не живое, будто и вправду металл.

Лист я вернула.

Иду.

Ближе. Держу в горсти землянику… а источник где? Хотя… вот он. Два корня поднимались горбами, расходились, и меж ними проблескивала вода. Силу, в ней заключенную, я почувствовала издали. Да и то, силой этой была пронизана сама земля, да и дуб, и листья, и…

— Доброго дня, — сказала я, поклонившись дереву. Как-то это правильным показалось, что ли… и было бы легче, наверное, если бы меня сюда привели.

Объяснили.

Дали инструкцию четкую. Но… ничего. Стоит. И этот молчалив, ни листочка в кроне не дрогнуло. Но сила меня обнимает, обвивает, ощупывает.

— Я… не знаю, имею ли право прийти…

Имею.

Как и любой, кто живет на землях сих. И просить. И воды испить. Только помнить надобно, что вода эта — непростая, что и лекарство она, и яд. А чем для меня станет, поди угадай.

— Спасибо за подсказку, — я сделала шаг.

И остановилась. Земляника…

— Наверное, стоило бы другой дар принести, но… я не знаю. Честно. У меня ничего-то своего толком и нет. Все дареное, — я опустилась на ковер из листьев. Сухой. Мягкий, хотя тоже странно, листья сами по себе жесткие, а вот сидеть — мягко, что на перине. — А дареное дарить… хотя и земляника, она тоже твоя.

Я высыпала ягоды на листья.

И…

Есть что-то, что принадлежит мне и только мне.

Я осмотрелась. Надо было сообразить, взять хоть столовый нож, а я… не ведьма — недоразумение одно. Я пошарила руками в ковре из листьев.

Ничего.

А вот сам лист если? Твердый. И край такой, плотный, острый даже. Я ведь резалась бумагой, так может… страшновато. И боли я боюсь. И не только боли. Место заповедное. И как знать, не из тех ли я, кому сюда соваться заповедано?

Я коснулась краем листа ладони.

И решилась, полоснула. Боль была резкой, а рука сразу онемела. Капли крови покатились одна за другой, брусничным цветом разлетелись по листве. Да и прошли сквозь нее.

— Прими… от меня, — сказала я, сжав кулак. Порез вышел неглубокий, но длинный. И главное, кровь идти не переставала. А если я… если это место меня до последней капли выпьет?

Оно ведь старое.

Очень.

И многое помнит из тех, иных времен, когда богам кланялись не только молитвой. Тут ведь наверняка жертвы приносили, и хорошо, если черных петухов. В прошлом и людьми не брезговали.

А я…

Добровольно.

Спокойно.

Это просто паника. Иррациональный страх. И неуверенность моя обычная. Я поднялась и заковыляла к дубу — когда это ногу только отсидеть успела? Да так, что та пошла мелкими мурашками. Доковыляла и прижала окровавленную ладонь к темной коре.

— Яна… Яна Любомира, — сказала я ему. — Ласточкина, если это тебе важно…

И дрогнули листья там, над головой, загудели, успокаивая. И ветром потянуло по коре, а потом я вдруг оказалась рядом с источником, черным-черным, как та вода…

Вся вода от сердца мира.

А эта?

Я склонилась, пытаясь разглядеть хоть что-то в этой черноте. Вода ведь должна отражать предметы. И людей. И меня. Но себя я не видела. Одну лишь эту вот черноту.

Завораживающую.

Тянущую к себе.

И прохладу, которой так не хватало… и если сунуть руку…

Стоп. Я ничего не собираюсь совать в непонятный источник, который то ли спасет, то ли отравит. Я даже шарахнулась от этой вот мысли. И в следующий момент земля подо мной дрогнула, а я вдруг полетела в черноту.

Прямиком.

И пискнуть не успела. И удивиться, потому что сам источник, он ведь чуть больше тарелки, как в такой провалишься. А я с головой ушла.

Ухнула.

И от страха дернула руками, пытаясь выбраться. И забарахталась, задергалась, цепляясь растопыренными пальцами за воду. А она, ледянющая, полилась в рот, в нос. Одежда мигом промокла, стала тяжелой, потянула…

Нет.

Я не хочу умирать!

Я… я не претендую… хранительница? Какая из меня…

Вверх надо.

Успокоиться.

Унять панику. Здесь до верха два гребка и… и ногами. Работать. Руками. Голову включи, Янка, чтоб тебя! И… вода вдруг дрогнула и стала закручиваться. В кромешной этой черноте скользнула золотая ниточка, потом вторая.

Третья.

Меж ними одна за другой загорались искры. Их становилось больше и больше. А в груди моей разгорался огонь. Спертый воздух давил, требуя выпустить.

Сделать вдох.

Выдох.

И я держалась. Я долго держалась, опускаясь на дно черного, расчерченного золотом, водоворота… а потом все-таки не смогла. Тело само выплюнуло бесполезный воздух и, переломившись от боли, потянуло в себя воду. Эту вот, напоенную силой и золотом.

И я…

Я вдохнула её.

Глава 22

И выдохнула. И задышала, хотя это напрочь неправильно… или да, воды не было? Была сила, живая, та самая, исходящая от земли. Черная и золотая.

Золотая и…

Ноги коснулись дна. Если это дно. Золото вдруг взлетело, оседая на потолке и стенах пылью. И эти стены слабо засветились.

Я же…

Я коснулась одной. Вот интересно, это все на самом деле происходит или я просто отключилась там, снаружи, от жары и кровопотери? Хотя нет, крови там немного ушло, а вот жара — это да. Напекло в голову, пока шла к роще, отсюда и бред.

Главное, занятный такой.

И неровность стены ощущаю. И… свет слабый, но видеть выходит. Да и помню я одно простенькое заклятье, правда, прежде оно мне не слишком давалось, но теперь-то сил хватает.

И я нарисовала знак. Он вспыхивал теми же золотыми искорками. А приняв мою силу, взвился облачком, окружив меня.

Вот оно как…

Пещера?

Да, большая. И потолок её неровный, бугристый. Я даже не сразу поняла, что это — корни дуба. Они поднимались, образуя и потолок, и стены.

А под ними…

О первый сундук я ударилась ногой и зашипела. Все-таки были у заклятья свои слабые места. Что за… сундук был небольшим и старым, если от пинка моего развалился, а из него с тихим шелестом посыпались монеты. Я наклонилась и подняла одну.

Надо же.

Большая.

И тяжелая. С виду — золото. И главное, сразу видно, что старая очень. Наверняка, ценная. Но… не моя. Не я её сюда принесла, не мне брать.

— Извини, — сказала я темноте. — Я не нарочно его сломала.

А то вдруг да хозяин обидится. Хозяин у сего добра точно имелся. Вон еще сундук, как и первый, не сильной большой, но крышка распахнулась.

Снова золото?

А вот в следующей шкатулке, узорчатой, яркой, камни драгоценные, и такие, какими их в мультфильмах рисуют, крупные, граненые да еще и светятся. Я не удержалась, взяла один в руку. Он с яйцо размером будет! Если настоящий, то…

Все одно не мой.

И украшения вон, что на полу разбросаны. Я покачала головой и перенесла ожерелье поближе к головному убору. Тот, золотой, щедро усыпанный камнями да жемчугом, виделся мне вовсе неподъемным. Но да, красиво.

Серьги массивные.

Обручи.

И кольца тоже. Пускай лежит.

Я шла… много было здесь добра. И ковры,