Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник) - Иван Черных

…Наконец были изучены все премудрости по новому самолету, мотору, оборудованию. Сданы экзамены.

Полк по железной дороге перебазировался на новый аэродром, где его уже ждали пахнущие свежей краской штурмовики.

Летчикам, впервые в своей практике, предстояло летать с бетонного аэродрома. Весенняя распутица теперь была не страшна. Лишь бы не подводила погода.

Еще два дня ушло на изучение «живого самолета». Встретившись с «илом» наяву, Осипов убедился, что по схемам и цифрам он не таким представлял себе самолет. Его надо было охватить взглядом, походить вокруг и пощупать рукой, посидеть в кабине, поговорить с самим собой. Пушки, пулеметы, бомбы и реактивные снаряды — всего необычно много на одного летчика. Дюраль, сталь и стекло. И сталь и стекло — броня. Броня привычная и новая, прозрачная, вызывающая восхищение и недоверие.

Впервые закрыв над собой сдвижной фонарь кабины, Матвей почувствовал себя вначале танкистом, а потом крылатым рыцарем, закованным в латы.

Начались полеты. В первый летный день летчики и технический состав до последнего человека собрались на аэродроме.

Ведь кроме Маслова, еще никто не видел штурмовик в воздухе и поэтому не хотел пропустить этот волнующий момент — взлет и полет нового для полка самолета.

Самолеты, раскрашенные зелено-желтой камуфляжной рябью, весело поблескивали своими широкими крыльями на солнце и яркими пятнами выделялись на сером бетоне стоянки и монотонном грязно-сером фоне окружающей местности, создавая ощущение праздника и порождая чувство торжественной новизны.

…Командир полка сделал два показательных полета, а комэски — Русанов и Горохов — объяснили летчикам выполняемые ими этапы полета и их особенности.

После заруливания «ила» на стоянку Наконечный оставил на командирских полетах руководство полка и эскадрилий, а летчики и командиры звеньев были отправлены на подготовку техники и себя к полетам на следующий день.

Утром Осипов задержался у Мельника из-за рекомендации, шел на стоянку звена один. Торопился, но пришлось ему совершать подход дважды. Он отчетливо видел, что техник звена заметил командира, но никаких мер к построению людей не принял. Матвей замедлил шаг, давая себе и подчиненным время на принятие решения. Но как ни тормозил, а расстояние все же кончилось. Люди расчехляли самолеты, посматривая на своего младшего лейтенанта.

Ему стало ясно: сейчас нарушением устава проверяется его командирская воля. Решается вопрос: быть ли трениям между командиром и подчиненным в будущем.

Подойдя к технику звена и поздоровавшись с ним, Осипов спокойно и тихо сказал:

— Товарищ воентехник первого ранга, вам положено было построить звено и доложить. Вы это знаете. Давайте повторим начало рабочего дня.

Полное лицо Груздева стало пунцовым. Он приложил руку к шапке и ответил уставным:

— Есть!

Осипов отошел от звена метров на двадцать. Люди быстро построились по экипажам. Выслушав доклад техника, Матвей дал указания. А дальше жизнь пошла по плану.

Во время обеда, когда командиры звеньев эскадрильи сидели за одним столом, подошел Русанов и как бы между прочим спросил:

— Видели утром тренаж в звене Осипова? Одобряю.

И, не задерживаясь, ушел к своему столу. Сам ли он видел или кто-то сказал ему о происшествии — так и осталось неизвестным.

Никто никогда больше не возвращался в звене к этому инциденту ни в разговорах, да, наверное, и в мыслях. Попыток пробовать крепость власти больше никто не предпринимал.

Первый полет на новом самолете, как и первый прыжок с трехметровой вышки в воду, первая любовь, первый поцелуй — все первое вызывает в человеке не только радость познания, откровение души, гордость за свою смелость и силу. Все первое всегда вызывает и тревогу, так как оно связано хотя бы и с малым, но риском неудачи в задуманном или делаемом. И эту тревогу и напряжение, желание и сомнение всегда тонко подмечает сердце человека. Сердечко ничего не оставляет незамеченным и всегда в эти первые моменты бьется тревожно, сильно и часто, давая этим человеку дополнительные силы, увеличивая проникновение и скорость мысли.

…Только в третьем полете Матвей окончательно успокоился. Самолет и летчик стали понимать друг друга.

Закончил свои полеты Осипов. Освоились с новым самолетом и остальные командиры звеньев. Командирские полеты — этап волнений за себя прошел теперь у всех начальников. До сегодняшнего дня командир полка волновался за себя, своего заместителя, потом за командиров эскадрилий и звеньев, а ближе к вечеру они все будут беспокоиться за благополучный исход полетов рядовых летчиков.

Наступал самый ответственный момент — необходимо было помочь вылететь самым молодым, менее опытным пилотам, которые полностью доверяют себя и свое будущее опыту и знаниям командиров. В них верят и надеются. Но ведь и начальники надеются и верят в своих подчиненных.

Наконец полеты у рядовых летчиков тоже закончились. Полк всем составом «стал на крыло».

Наконечный все это время не уходил с аэродрома, не отходил от стартового столика руководителя полетов ни на один шаг, ни на одну минуту.

Закончился для командира полка, наверное, самый длинный летный день в его жизни. Все это время, от первого и до последнего полета, он мысленно взлетал и выполнял посадку с каждым вновь вылетающим лейтенантом или сержантом.

Такую адскую работу Наконечный выполнял впервые. Но если бы это он делал каждый день, то все равно нельзя было не волноваться. И теперь, когда сел и зарулил на стоянку последний самолет, он устало улыбнулся, встал с табуретки, потянулся до хруста в костях.

— Ну, комиссар, поздравляю. Лиха беда начало. Я рад, что все обошлось благополучно. Откровенно скажу: не надеялся.

— Командир! Это я вас поздравляю с успехом. В этом деле вы ведь первая скрипка. Я тоже очень рад за всех нас вместе.

— Мне думается, что без радиосвязи летчика с землей, с командиром-руководителем полетов мы не избежали бы напряженности. Сколько ошибок при расчете на посадку да и при выполнении самого приземления удалось исправить путем своевременного подсказа летчику. Молодцы командиры эскадрилий: проявили завидную выдержку, не нервировали пилотов, не лишали их самостоятельности действий, но как опытные психологи упреждали возможное нарастание каких-то отклонений до ошибки, которую исправлять было бы сложно. Обратил, наверное, внимание на лица летчиков. Как менялось выражение их лиц, когда они убеждались, что слышат руководителя хорошо, и подтверждали это поднятием руки. Плохо, что передатчиков на самолетах полка только пять. И связь пока односторонняя — от командира к летчику. Но лед тронулся. Уже управлять группой можно будет командиру и в бою. Так что, комиссар, успех наш не только лично полковой, а и технический. Думаю, что на следующей серии штурмовики будут все оборудованы передатчиками.

— Верно, командир. Недодумал я эту деталь нашего успеха. С радистами надо этот момент обязательно отметить. Поблагодарить их.

— Давайте, товарищ Сергеев, стройте летный и весь технический состав. Надо будет поздравить всех летчиков с вылетом на новом самолете. Сказать спасибо всем службам. Верно говорит Фрол Сергеевич: надо отметить особо радистов. Их служба действительно впервые прошла настоящее боевое испытание и применение. От летчиков им благодарность объявить. Сегодняшний итог — все равно что выигранное сражение.

Наконечный воспользовался правом старшего и отправил всех «домой». На аэродроме осталась только охрана у самолетов да командир, в одиночестве обходящий машины. Ему хотелось побыть одному, наедине со своей сегодняшней радостью и своими мыслями. Закончив обход, он, не торопясь, направился в деревушку, где размещался полк. Теперь ему никто не мешал думать, взвешивать, спорить, сталкивая различные варианты решений, и из их противоречий находить то новое, что должно было принести успех.

Лавина последних событий заставляла его торопиться. Осваивать новый самолет шагом было нельзя. Нужно было бежать, чтобы успеть.

Утром, днем и вечером его волновал один и тот же вопрос: сколько еще осталось дней на учебу? Сегодня он дал всем передышку, но она будет последней. Больше такой щедрости позволить нельзя.

Дорога незаметно привела его к перелеску, через который протекала небольшая речушка. Он ходил здесь каждый день, но всегда торопился. У него не было раньше времени ни посмотреть, ни увидеть то, что сейчас напомнило ему его Белоруссию с нехитрой, но незабываемой красотой.

Присев у мостика, закурил. Достал блокнот и стал просматривать записи, сделанные им на полетах. Тут были и оценки за полеты, и замечания каждому летчику. Сделав еще несколько заметок для разбора и указаний по новому дню, Наконечный поднялся, оглядел еще раз место, где отдыхал. Хотел было попить из речки, но, посмотрев на свои чистые сапоги, раздумал.