Наперекор судьбе - Мэри Бэлоу

— В Канаду, — добавила она.

— Да.

— И вернулся совсем недавно.

— Да.

Она неожиданно рассмеялась.

— Если бы я узнала, что все это случилось с кем-то, то я бы в это не поверила, — заговорила Элизабет. — Но это произошло со мной. И наверняка ты скрываешь еще многие подробности, да? Но я не хочу их знать, Кристофер. Не сейчас. Скажи мне только одно. — Она затаила дыхание, а потом спросила: — Мы были счастливы, когда снова оказались вместе? В том экипаже мы были счастливы — до того, как я упала? Кристофер открыл рот, собираясь ответить, но не смог произнести ни звука.

Элизабет снова засмеялась.

— Похоже, за этим несчастным случаем скрывается целая история, не так ли? — спросила она. — Почему я выпала из экипажа? Или меня вытолкнули?

Она заплакала, продолжая смотреть в потолок и даже не пытаясь закрыть лицо руками или отвернуться. Кристофер видел ее слезы в тусклом свете, пробивавшемся из окна.

— Элизабет. — Он провел пальцами по ее щеке, ожидая, что она отстранится или сбросит его руку.

Но вместо этого она схватила его пальцы и прижала их к своим губам.

— Я не хочу знать больше ничего, — произнесла она, всхлипывая. — Не хочу, Кристофер. — Она повернулась и посмотрела на него. — Я ненавижу его. Может, так нельзя, но я ничего не могу с собой поделать. Он злой и хочет разлучить нас.

Кристофер сглотнул.

— Никто не может разлучить нас, кроме нас самих, — произнес он, — Я…

Но Элизабет быстро приложила пальцы к его губам.

— Не надо, — умоляла она. — Не говори больше ничего. Не надо, пожалуйста. — Она убрала свою руку. — Я не перестану любить тебя, Кристофер. Это выше моих сил.

Их близость нельзя было назвать нежной. Прежде чем войти в нее, заставив закричать от боли, смешавшейся с желанием, Кристофер торопливо раздел Элизабет. Их губы ласкали друг друга, а руки гладили, прижимались к коже, возбуждая и причиняя боль. Он всем телом прижал ее к кровати и вошел в нее, не чувствуя, как ее ногти впились ему в спину, и почти не слыша ни ее криков, ни своих собственных. Когда все закончилось, он продолжал лежать на ней всей тяжестью своего тела.

“Возможно, это было в последний раз”, — подумал Кристофер, когда к нему наконец вернулась способность мыслить. В груди у него заныло, когда он лег рядом с Элизабет. Он обнимал ее, зная, что она тоже не спит. Вскоре они снова начали заниматься любовью, теперь уже нежно и неторопливо.

Говорить было не о чем. Хотя они оба понимали, что скоро им придется поговорить о многом.

Маклин добрался до Лондона и вернулся гораздо раньше, чем предполагал Мартин. Он мог поговорить с Элизабет уже вечером, но ему хотелось, чтобы она была одна, когда он покажет ей то, что собирался показать. Больше не будет никаких намеков и недомолвок, все будет ясно сказано.

Кристофер уже ушел, когда Мартин утром спустился к завтраку. Его снова не будет целый день. Мартин вздохнул с облегчением, узнав, что планы Кристофера не изменились. Мартин завтракал в обществе Элизабет и Нэнси. Нэнси обращалась с ним с холодной учтивостью. “Как будто меня это волнует”, подумал Мартин. Глупая сучка, неужели она думает, что его волнует ее отношение к нему?

У Элизабет блестели глаза и раскраснелись щеки. “Она думает, что этим утром все разрешится, — догадался Мартин, — и считает, что сегодня ей удастся избавиться от меня”. Бедняжка Лиззи. Неужели она и вправду считает, что будет рада его отъезду? Мартину было не по себе — он знал, что причинит ей страдания. Он страстно желал, чтобы все это поскорее закончилось и он смог бы снова утешать ее, смог бы увезти ее подальше от этих мест.

— Я собиралась некоторое время побыть наедине с Мартином, Нэнси, — сказала Элизабет, поднимаясь из-за стола. — Ты не против?

— Нет, конечно, нет. — торопливо ответила Нэнси. Она улыбнулась Элизабет и даже не взглянула на Мартина. — Меня ждут неотложные дела. Когда они вышли из столовой, Элизабет спросила:

— Ты хочешь поговорить на улице?

— Нет, — ответил Мартин. — Думаю, подойдет любая комната, где никого нет.

Мартин заметил отчаяние, промелькнувшее в ее глазах, когда она кивнула ему, прежде чем направиться в библиотеку. “Она понимает, что наступает конец ее идиллии”, — подумал Мартин, и ему снова стало жаль Элизабет.

— Твой слуга вернулся? — спросила Элизабет, поворачиваясь к нему, как только он закрыл за собой дверь библиотеки.

— Да, — ответил Мартин.

— И что? — Элизабет расправила плечи и подняла подбородок.

— Это очень маленькая вещица, которую я собираюсь показать тебе, — ответил Мартин. Он достал из внутреннего кармана своего сюртука небольшой сверток и начал неторопливо разворачивать шелковую ткань.

Элизабет молча смотрела, сжав руки в кулаки, так что побелели пальцы.

— Это портрет, — пояснил Мартин. — Миниатюра, Лиззи. Удивительное сходство. Мы все так решили, когда он был написан на Рождество.

Элизабет не двигалась с места. Ее лицо окаменело.

Мартин подошел к ней ближе и повернул портрет так, чтобы девушке было лучше его видно.

Элизабет довольно долго смотрела в глаза Мартину, прежде чем снова перевести взгляд на миниатюру. Ее губы дрогнули, и она прикоснулась к рамке.

— Кристина, — выдохнула она. Мартин затаил дыхание.

— Ты вспомнила? — спросил он.

— Нет, — ответила Элизабет, отдернув руку, словно обжегшись. — Ее так зовут? Я не знаю ее. У нее темные волосы и голубые глаза. Она очень похожа на Кристофера.

Мартин наблюдал за Элизабет.

— Это его дочь, да? И моя?

— Да, — ответил он.

Она еще долго смотрела на портрет. Затем подхватила юбку и побежала. Задев ручку двери, Элизабет пронеслась по коридору и выскочила в холл. Мартин выбежал следом, он не попытался задержать ее. Он стоял под аркой и смотрел, как Элизабет распахнула входную дверь, не дожидаясь, пока это сделает слуга, и выскочила во двор.

Мартин посмотрел на портрет своей шестилетней племянницы и заставил себя остаться на месте. Она вспомнила имя своей дочери! Возможно, это та самая искорка, которая вернет ее память. Случится это или нет, но сейчас Элизабет необходимо побыть одной. Ее реакция оказалась более бурной, чем та, на которую он рассчитывал.

Элизабет бежала через долину к мысу, сильный ветер дул ей в лицо. Она остановилась, чтобы перевести дыхание, и зажала рукой разболевшийся бок, затем помчалась к тропинке и стала торопливо спускаться по ней, не обращая внимания на опасность сорваться вниз. Девушка поскользнулась на гальке у подножия скал и сильно поцарапала колено.

Кристина. Резкая боль вновь заставила ее вспомнить это имя и причину этого панического бегства. Элизабет знала имя ребенка, изображенного на портрете, хотя само лицо девочки казалось незнакомым. И все же она без малейших сомнений поняла, что это был их ребенок — ее и Кристофера и что девочки не было с ними в Пенхэллоу. А он никогда не упоминал о ней, даже когда Элизабет спрашивала его, почему у них нет детей.