Приговор приведен в исполнение - Сергей Зверев

Взгляд Святого приковал циферблат настенных электронных часов, показывавших время и дату. Если верить цифрам, выведенным на мерцающем зеленью экранчике дисплея, то после штормовой ночи прошло без малого трое суток.

От удивления Святой присвистнул. Забыв о недомогании, он соскочил с кровати. Не найдя одежды, поплотнее запахнул плед и в столь странном одеянии поднялся по трапу на палубу.

Яхта дрейфовала, отдавшись на милость подводным течениям и ветрам. Последнего, впрочем, не наблюдалось. Стоял мертвый штиль. Четко просматривался охристо-красный излом береговой линии, подернутый голубоватой дымкой.

– О, боцман оклемался!

На Святого упала чья-то тень. Ухмыляющийся телохранитель Бодровского выкатился из-за палубной надстройки, держа в руках смотанный трос.

– Головешка-то трещит? – с ужимками ярмарочного клоуна спросил Толя и трубно заорал, вызывая шефа: – Платон Петрович, пациент очухался!

Испуганные чайки вспорхнули, покидая реи мачт.

– Захлопни матюгальник, – резко одернул Святой, удивляясь развязной наглости телохранителя.

До сих пор Толя, получивший хороший урок, держался подчеркнуто вежливо, стараясь лишний раз не раздражать и не провоцировать Святого, а сегодня его словно подменили. Физиономия охранника прямо-таки светилась плохо скрываемым злорадством.

– Где мы? – спросил Святой.

– Скоро узнаешь! – Телохранитель скрылся за рубкой яхты, напевая залихватский блатной мотивчик.

От свежего воздуха у Святого закружилась голова. Он присел, опершись на столбик и сглатывая горечь, поднимавшуюся из желудка.

«Какой гадостью меня подкармливали? Бред какой-то, ничего не могу вспомнить. Трое суток проваляться в беспамятстве из-за шишки на голове! С тобой такого конфуза давненько не случалось». Неведение пугало Святого.

Преодолевая приступ слабости, он поднялся, заслышав голоса людей, доносившиеся из машинного отделения. Святой успел подумать, что дизельный агрегат залило водой во время шторма и команда яхты дружно ремонтирует машину, но неожиданно открывшийся штрих обстановки резанул по глазам. Забортный трап был опущен, готовый к приему гостей.

Они не заставили себя ждать…

К дыханию моря, шуму ветра и волн добавилось сверлящее жужжание, которое, нарастая, преобразовывалось в рокочущий гул. Выкрашенный темно-серой краской сторожевик несся на всех парах к лежащей в дрейфе яхте.

Уже отчетливо просматривался бортовой номер и расчехленное жерло башенного орудия боевого корабля, а Святой завороженно разглядывал людей, застывших на капитанском мостике. Расстояние сокращалось. Зеленый флаг федеральной погранслужбы России с косым андреевским крестом в левом верхнем углу полоскался по ветру.

– Вы вошли в территориальные воды Российской Федерации. Приготовьтесь к приему досмотровой группы… Повторяю… – Поднеся к губам колокол мегафона, вахтенный офицер гудел, как иерихонская труба.

Сторожевик, распространяя мазутную вонь, лег в дрейф рядом с яхтой. Его серый борт с бородавками стальных заклепок отделяла от белого борта заморской гостьи узкая полоса воды.

– Дмитрий, вам надо одеться! – Абсолютно спокойный Платон Петрович протягивал ему аккуратно сложенные стопочкой рубашку и холщовые штаны.

– Да, конечно, – машинально произнес Святой, предвидя свою участь.

Не покидая палубы, он переоделся под удивленными взглядами солдат досмотровой группы, столпившихся на корме. До ближайшего из них, лопоухого веснушчатого паренька, таращившегося васильковыми глазами, было рукой подать. При желании Святой мог прыжком достать погранца-молокососа, вышибить из его рук автомат, передернуть затвор и, пустив очередь веером, перекрошить всю группу. Но, во-первых, он никогда не позволял себе опускаться до бессмысленной пальбы по желторотым мальчишкам, носившим русскую военную форму, во-вторых, не стоило заставлять нервничать парней орудийного расчета, дежуривших у скорострельной пушки.

– Откуда вы прибыли? – Офицер, невысокий блондин с обветренным лицом, поедал Святого глазами.

Остальные члены экипажа пограничника не интересовали. Бегло перелистав судовые документы, поданные Бодровским, и нахмурив брови, он потребовал:

– Ваши паспорта!

«Добро пожаловать домой! – Святой невольно вспомнил камеру Бутырской тюрьмы, вечно сырой бетон стен психушки, свой рывок к свободе, которая, похоже, теперь заканчивалась. – Откуда пессимизм? Паспортина сварганена чисто. В Шереметьевe меня прощелкали. Может, пронесет. Тем более с таким авторитетным господином, как Бодровский, путешествую!»

Сработанную гравером ксиву, заляпанную выездными штампами и визовыми отметками, командир группы пролистал от корки до корки, чуть ли не пробуя на язык.

– Вам придется подняться на борт!

Трое солдат взяли Святого в кольцо, наставив дула автоматов. Их лица сводила судорога решимости открыть огонь при любом поспешном или необдуманном движении арестанта.

Святой попробовал возразить, апеллируя к здравому смыслу офицера:

– Мой паспорт в полном порядке.

– Не пререкайтесь! Вы задержаны для выяснения личности. Следуйте за мной! – В голосе пограничника звякнул металл.

Перечить Святой не стал, понимая, что следующим этапом уговоров будет удар прикладом между лопаток. Веснушчатый погранец, шедший первым, подал руку, при этом как-то стеснительно улыбнувшись, но, устыдившись своей поблажки предполагаемому нарушителю границы, с напускной суровостью тявкнул тонким мальчишечьим голосом:

– Не зыркать по сторонам! Руки за голову и пошел…

Святой не успел опомниться, как его втолкнули в узкий закуток, напоминающий пенал и, судя по запаху прогорклого комбижира, расположенный рядом с камбузом. Корпус сторожевика вздрогнул. Корабль отвалил от яхты, направляясь к берегу.

Обескураженный сменой обстановки, Святой сел, обхватив колени руками и подпирая стальную переборку спиной. Мысль о том, что со свободой придется проститься, была нестерпима, как ноющая боль в области затылка. Размахнувшись, Святой саданул кулаком в переборку, отозвавшуюся лязгом. Из-за двери донесся ломкий дискант конопатого парня, поставленного охранять задержанного:

– Я те, блин, побарабаню! Схлопочешь по рогам, если шизовать будешь! У нас тут свои законы! Неписаные… – Смягчив голос, пограничник добавил: – Покемарь, мужик, и я подавлю на массу. Вторые сутки тебя ждем.

Последнее предложение заставило Святого предельно сконцентрироваться и отбросить эмоции. Приникнув губами к зазору между дверью и переборкой, он позвал:

– Эй, боец…

– Чего тебе?

– За мной что… персонально сторожевик прислали?

С той стороны послышалась вялая матерщина впадающего в дрему часового. Он бормотал заплетающимся языком, точно в рот ему насыпали пригоршню гальки:

– Заглохни, мужик. Рассекаете, суки, на яхтах, а как влетите – обсираться начинаете. До дембеля дотяну и в ментуру подамся, чтобы самолично таким тузярам бошки откручивать. У меня, знаешь, с голодухи сколько злости накопилось! Ты не заводи меня, мужик. Прикрой варежку и вались на боковуху дремать. Чего тебе дергаться?! Ворон ворону глаз не выклюет!

Отведя душу, конопатый еще разок смачно матюкнулся и замолк, размеренно задышав.

Для Святого время остановилось. Ему оставалось только одно – ждать и размышлять над загадочной фразой, хотя узкий вонючий пенал меньше всего напоминал кабинет.

Прошел час, другой. Внутренний хронограф Святого фиксировал временные отрезки с погрешностью лишь минут в пять. Корабль стопорил ход, затем разворачивался, меняя курс.

«Чего они рыскают в море? Доставили бы на базу. Передали контрразведчику или дознавателю. Я уже представляю милую беседу в стиле родимых правоохранительных органов. Для затравки немного вежливости, а потом кулаком по зубам! Но черт, сколько неувязок? – Разминавший затекшее тело Святой остановился, пытаясь разложить разрозненные факты по полочкам. – Арестован только я. Хозяина яхты не забрали, и вся досмотровая группа вернулась на сторожевик. Но ведь плавсредство, доставившее нарушителя границы, подлежит задержанию с последующей конфискацией… Любопытная петрушка получается. Жаль, болтливый пацаненок спит. Можно было бы раскрутить на подробности…»

Проделав несложные, но эффективные гимнастические упражнения, Святой обследовал шишку на затылке. Она уменьшилась до размера лесного ореха. В паршивых ситуациях надо уметь радоваться самым незначительным мелочам, например, спадающей опухоли…

Храня молчание в эфире, сторожевик не докладывал на базу о задержании. Выйдя из квадрата патрулирования, корабль резко взял на север, вдоль береговой линии. У старого полуразрушенного маяка, торчавшего на окраине мыса, словно гнилой зуб, капитан отправил мотористам приказ через переговорное устройство:

– Стоп машина!

Плавно уменьшая ход, сторожевик разрезал форштевнем волну.