Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ножовкой начал работать — тоже бесполезно, — продолжал он. — Пилил, пилил… Жарища такая — чуть не сдох! Вспотел так, что думал — захлебнусь, а даже до половины трубки не допилил. То ли медь там какая-то калёная, то ли ножовка тупая — не знаю… Да и не удобно там… хрен куда подлезешь! — Вася в сердцах сплюнул через плечо за борт, неопределённо выругался и тоскливо окинул взглядом лодку, пирс и сверкающие воды залива.
Чего-чего, а такого конфуза я предвидеть не мог. До меня как-то сразу не дошло, что выполнить задуманное даже здесь, наверху, на воздухе, — очень тяжёлый физический труд. Медные дюймовые трубы, качественно притянутые к фланцам медными же гайками лет сто, а то и больше тому назад, сейчас и на заводе не так-то легко будет открутить. Под водой же, в громоздком неуклюжем снаряжении, не имея ни нормального обзора, ни точки опоры, это вообще нереально. Пытаться отпилить их ножовкой — ещё большая глупость. Интенсивная физическая работа требует двойной, а то и тройной порции кислорода. В результате допустимое время нахождения под водой снижается во столько же раз.
Стремительно таяли созданные больным воображением миражи. От богатства, которое мы уже явственно ощущали в своих карманах, ничего не оставалось. Ну и что с того, что оно реально существует и не далее как полтора часа тому назад я благоговейно смотрел на него сквозь мутные стёкла окуляров и даже трогал руками? Непреложный принцип «если никто не предъявляет права, значит, моё» в данной ситуации абсолютно бесполезен. Никто ничего у нас не оспаривает и не отнимает, бери и пользуйся на здоровье! А вот нет, не получается! Можно только ходить вокруг, слюни пускать и любоваться на богатство со стороны. За что нам такая несправедливость?!
Крах был полный и несомненный. Вася, расстроенный не меньше моего, предложил сегодня вечером на берегу напиться. Вспомнив, что в довершение ко всему мы так и не нашли автомат, я предложил ещё и утопиться. Пару минут мы поспорили, что было бы правильнее, и, не придя к определённому выводу, решили однозначно сделать первое, а потом посмотреть.
К тому времени жизнь уже научила меня не принимать неудачи близко к сердцу. Утраченные иллюзии — это тоже ценное приобретение. Я заставил себя улыбнуться. Улыбка получилась вымученная и, наверное, какая-то идиотская. Я понял это по тому, как жалостливо Вася на меня посмотрел. Следуя недавно освоенной методике, я усиленно принялся соображать, может ли чем-нибудь хорошим обернуться данная неприятность. Помнится, к этому способу ухода от объективной реальности я уже прибегал, болтаясь ночью в одиночестве посреди моря. И вот теперь, зная о том, что любая неудача на самом деле не является таковой, так как не всегда сразу же можно осознать все скрытые в ней положительные моменты, я усиленно принялся соображать, что же позитивного может таиться в таком жесточайшем обломе. Я пытался как-нибудь извернуться и по возможности правдоподобно убедить себя в том, что потеря таких деньжищ действительно пошла нам на пользу.
И я придумал! Кто мыслит, тот всегда найдёт! Как ни трудно было докопаться до истины, но она, как всегда, оказалась на поверхности. Я пришёл к выводу, что хорошим в этой ситуации можно было считать то, что я вообще остался жив. Судите сами: в случае удачного стечения обстоятельств, если бы конвейер по добыче меди на дне заработал в полную силу, если бы гайки откручивались как по маслу, а медные трубки отламывались, как стеклянные, то маловероятно, чтобы мы остановились на полпути. Зная себя и свою упёртую целеустремлённость, можно быть абсолютно уверенным, что пока последний килограмм ценного металла не оказался бы на поверхности, я бы не успокоился. Но даже для простого, без разборки и отпиливания, перемещения на поверхность тонны груза, находящегося вдали от пирса на пятнадцатиметровой глубине, необходимо было совершить не менее тридцати-сорока подводных прогулок. А в тех условиях: в неприспособленном снаряжении, при немыслимой жаре — каждая из них запросто могла оказаться последней. Таким образом, невидимая рука провидения вновь уберегла меня от смерти и сохранила для вас, уважаемые читатели.
Во время этих моих размышлений Вася сидел с тоскливым видом на заваленном пруте «Ивы»[17], сосредоточенно потел и с удивлением на меня поглядывал. Видимо, моя улыбка и на самом деле казалась ему очень странной. Но вот он резко встал, ещё раз жалостливо посмотрел, недоумённо пожал плечами и, отойдя в сторону, шумно сиганул с борта в прозрачную, сверкающую на солнце воду, осыпав палубу освежающим дождём солёных брызг.
— Утопился! Вечера не дождался! — подумал я с сожалением, но сам следом не поспешил. Выйдя из задумчивости, я глянул на часы. Было уже время обеда. — Дурак! — подумал я. — Пообедал бы сначала!
Поднявшись на ноги, я посмотрел Васе вслед. Светлая его голова скользила по зеркалу залива, быстро удаляясь от борта подводной лодки.
— Место поглубже ищет, — сообразил я.
На пирсе в этот момент наблюдалось какое-то движение. Безмолвие знойного полдня нарушилось звяканьем посуды. Я присмотрелся. Разомлевшие, опухшие от сна бойцы лениво накрывали стол к обеду под растянутым тентом. Пришедший с берега бачковой выкладывал буханки хлеба, банки консервов, разливал по тарелкам дымящееся варево. Бросив взгляд в сторону моря, я заметил, что Вася ещё не утонул, даже наоборот — развернувшись, он спешно, словно боясь куда-то опоздать, вразмашку грёб назад.
— Проголодался! Увидел обед и топиться передумал! — вновь догадался я и на радостях, сбросив на раскалённое железо свои дырчатые тапочки, сам с разбегу плюхнулся в молочно-теплую воду.
После обжигающего жара палубы тридцатиградусная вода показалась приятно прохладной. Вынырнув на поверхность, я какое-то время расслабленно лежал на спине. Невесомое безвольное тело блаженно остывало, покачиваясь на волнах. Сквозь плотно сомкнутые веки бесформенным красным пятном качалось перед глазами беспощадное жгучее солнце. Отдохнув и немного охладившись, я не спеша поплыл вдоль борта к кормовой оконечности лодки, чтобы там, в самом низком месте, спокойно взобраться на палубу.
Едва коснувшись голыми пятками раскалённой поверхности кормы, я в нерешительности остановился. Бросив взгляд на оставленные возле рубки и уже дымящиеся под палящим солнцем тапочки, я несколько растерялся. Добраться до них босиком было даже теоретически невозможно. И вот тут наконец-то пригодился Ряхин! Видя моё затруднительное положение,
