Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вернёмся к нашему повествованию. Каюсь и прошу прощения у моих бесценных читателей за то, что оставил их заинтригованными и в неведении в самом напряженном месте. Как мы помним, так и остались невыясненными обстоятельства чудовищного взрыва, в результате которого сильно пострадали как моя бедная голова, так и хитромудрая голова Василия Алибабаевича, в данный момент в наказание за вопиющую тугоухость занятая осмыслением и заучиванием наизусть тяжеловесных фраз из любимейшей его книжки РБЖПЛ-82.
Таким образом, где-то весело, а где-то не очень, в воспоминаниях и размышлениях пролетел остаток той сумасшедшей ночи. До рассвета новых неприятностей, слава богу, не произошло. Измученный духотой и свалившимися переживаниями, я решительно свернул засаленный влажный матрац и полез наверх с намерением дожидаться спасительного рассвета на свежем воздухе.
Расположившись кое-как на раскладном колченогом столе, оставленном с вечера на пирсе, я решил скоротать время. Хотелось сделать доброе дело или… кого-нибудь убить. Также очень хотелось поесть. Я долго не мог сообразить, чего же мне хочется больше. Проблема решилась сама собой: поесть было нечего, делать доброе дело — лень, поэтому оставался единственный вариант.
Решить вопрос — кого убивать — тоже не составило труда. Тут даже появилась возможность совместить приятное с полезным. Но если вы подумали, что, не удовлетворившись вынесенным ранее Василию Алибабаевичу наказанием, я решил его усугубить, то сильно ошибаетесь. Не такой уж я кровожадный монстр, как это может показаться. Расстреливать его я не стал. С присущей мне добротой и человечностью я тут даже смягчил наказание — разрешил сдавать РБЖ не наизусть, а близко к тексту, своими словами. Но, как выяснилось, даже это оказалось Василию Алибабаевичу не под силу. Девственно чистые его мозги оказались совершенно непригодными для запоминания иных фраз, кроме классических словосочетаний чистейшего русского мата, чем он, кстати, никогда не забывал пользоваться к месту и не совсем.
Задуманное мной смертоубийство не имело никакого отношения ни к Василию Алибабаевичу, ни к прочим недоразумениям сегодняшней ночи, но несло в себе огромную практическую пользу. Дело в том, что с наступлением темноты на пирсе начинал твориться форменный беспредел — огромные мерзкие крысы несчётными ордами носились из конца в конец, сметая и сжирая всё на своём пути. Коты с соседней плавмастерской в количестве не менее пяти голов и пара наших заслуженных усатых подводников окончательно опозорили флот. Эти дармоеды и «подлые трусы», отъевшиеся на казённых харчах, боялись даже ступить на пирс и были настолько забиты жизнью и военной службой, что прятались по углам даже от своих родных корабельных крыс. А между тем мерзкие твари каждую ночь устраивали на пирсе дикую вакханалию. Они уже дошли до такой степени наглости, что перестали уступать дорогу людям, и ладно бы только матросам, но — страшно сказать — даже офицерам! Такого попрания незыблемых правил субординации я вынести, конечно же, не мог. Только пролившаяся кровь могла успокоить мою расходившуюся офицерскую гордость. Поэтому я достал из кобуры свой ПМ. Он не пригодился для расправы над Кульковым, но мог быть очень полезен сейчас. Выбрав безопасный сектор обстрела, чтобы пули улетали прямо в море и не рикошетили по сторонам, я положил на торец пирса чёрствую буханку, раскатал на столе матрац и занял позицию для стрельбы.
Первый выстрел тут же разнёс на мелкие кусочки вылезшего разведать обстановку крысиного вожака и облюбованную им твёрдую, как кирпич, буханку. На эти останки тут же накинулись невесть откуда появившиеся его серые товарищи. Что тут началось! Скоро ни от буханки, ни от тушки их вожака ничего не осталось. Разделавшись с дармовым кушаньем, милые животные заскучали, стали с интересом поглядывать на меня и облизываться. Тут я в первый раз ощутил, что могу представлять интерес не только как личность и венец эволюции, но и в качестве деликатеса. Срочно требовалось показать, кто здесь главный. Я смело ринулся в бой и ни на секунду не посрамил высокого человеческого звания. Пистолет Макарова — не лучшее оружие для охоты на мелкую живность, но не для хвастовства скажу, что после восьми прицельных выстрелов на ржавой поверхности пирса осталось шесть развороченных трупов.
Однако вражьи цепи не поредели: то здесь, то там из щелей и люков показывались горящие глаза и отвратительные гладкие хвосты. Разрядив вторую обойму, войдя во вкус, я забрал автомат у верхнего вахтенного и уже собрался было начать охоту по-крупному, как чья-то тяжёлая рука легла мне сзади на плечо. Я резко вскочил, повернулся и от неожиданности чуть не нажал на курок.
— Дежурный по соединению! Мать твою… — прошиб меня холодный пот. — Будь он не ладен! Какого хрена не спится по ночам? Ну, всё… Влип! Сейчас такой крик поднимет! Не дай бог утром доложит Бивню…
В поисках спасительного решения в голове заметались отрывочные мысли:
— А может, его пристрелить? Нет. Жалко… У него наверняка жена, дети… Да и дядька вроде неплохой… Улыбается вот…
Дежурный стоял передо мной, покачиваясь и кривясь в ехидной ухмылке. На плечах поблёскивали погоны целого капитана второго ранга. Маслянистые припухшие глаза на пылающей здоровым румянцем физиономии выказывали порочную склонность к бытовому пьянству, возможно, даже и в служебное время. Дыхание отдавало сежевыкушанной водочкой, но он твёрдо стоял на ногах, говорил внятно, даже слишком.
— Что у тебя тут, лейтенант, за Сталинградская битва? А? — рявкнул дежурный так, что у меня мурашки побежали по коже. — Хунтоты, что ли, одолели? А где же трупы? — продолжил он чуть потише, направляясь в сторону лодки.
— А! Твою мать! Говно у тебя тут на палубе, что ли! — воскликнул проверяющий, поскользнувшись на том, что осталось от одной из моих мохнатых жертв.
— Товарищ капитан второго ранга, за время моего дежурства происшествий не случилось, в настоящее время занимаюсь отстрелом крыс, так как они окончательно обнаглели и стали уже представлять опасность для корабля. Лезут в электрощит берегового питания, жрут изоляцию, и сегодня из-за них уже короткое замыкание было! — не растерявшись, тут же состряпал я более-менее правдоподобный доклад.
— Неужели? Вот твари! — удивился проверяющий. — Ну-ка, открывай щит, давай посмотрим, что они тут сожра… — и, не докончив фразы, как-то смешно подскочил, взвизгнул, проворно подбежал и запрыгнул с ногами на стол. Я последовал за ним и весьма, надо сказать, вовремя, потому как через то место, где мы только что стояли, на выручку погибшим в неравном бою товарищам пронеслась
