Плиомикон (СИ) - Пешкин Антон

Было что рассказать и самому Цебею. Так, например, Техей узнал на шестнадцатом году своей жизни о существовании свободных плебеев — таковыми были, например, те же самые токари или разнообразные пилоты и операторы машин. Конечно, они могли быть и частью племени, но большинство ценили свою свободу и кочевали с места на место как петраманты в поиске работы. Дед Цебея, которого в этой семье почитали чуть ли не как какого-то героя, в свое время выкупил весь их род из цеха, которым управляли электроманты, и с тех пор они путешествуют по Плиосу на поездах и, когда придется, пешком, откликаясь на многочисленные предложения поработать.

— А что ваш дед предложил за свободу? — спросил Техей, отпивая налитый в жестяной стакан чай карак.

— Как что? — усмехнулся Цебей. — Деньги, конечно же! Он тридцать лет копил платиновые комматии чтобы заплатить за жизнь металлом, и вот, пожалуйста.

Техей замолчал, занял рот чаем, пока не умудрился наговорить лишнего. Не стоит этим людям знать о том, что о деньгах как о концепции мальчик знал исключительно по рассказам Эола — у петрамантов все добро распределялось согласно потребностям и справедливости.

"Наверное, мне понадобятся деньги", — подумал вдруг Техей. — "Сколько мне там еще ехать? Нельзя же надеяться, что мне везде помогут."

Поезд, гремя соединениями, проржавевшим листовым металлом, когда-то выкрашенным в оранжевый, несся дальше по темным, узким тоннелям, уходящим все дальше и дальше на юго-запад. Уже из разговоров и рассказов Цебея Техей понял, что ехать им предстоит в лучшем случае пару дней, в худшем — и того дольше. Да и идет поезд совсем не туда, куда нужно было попасть мальчику. Вместо этого конечный пункт назначения находится в нескольких сотнях километров южнее того места, в которое направлялся Техей — уже по картам атласа, когда все легли спать, мальчик смог более-менее сориентироваться куда именно ему нужно и где он окажется по прибытию.

В сон его почему-то не тянуло, в то время как, позакрывав заслонки на окнах, остальные спали мирными, теплыми кучками по углам вагона. Цебей со своей семьей расположился на большом походном махровом ковре, пыльном и старом, но довольно удобном. Звали и Техея, но мальчик отказался, сославшись на то, что сильно ворочается во сне. Вместо этого юный петрамант изучал карты в атласе, которые то и дело менялись, пусть и весьма незначительно — там-то открылся проход, там закрылся, а в другой части вообще произошло обрушение. Только сейчас, с детальной картой планетарных подземелий Техей начинал осознавать масштаб того, насколько же огромным был завод-экуменополис Плиоса, насколько сложно он был устроен и как хрупок он был. Были ли люди в очередном обрушившемся цехе? Наверное, нет, раз за несущими стенами никто не ухаживал. Петрамантов часто вызывали чинить перекрытия, колонны, стены…

Мальчик вздохнул, обняв колени и уставившись в зеленый экран атласа. Он уже не пытался ничего понять, лишь бездумно листал сложные планы уровней, один за другим, один за другим… Что удивительно, внизу, где, казалось бы, людей не осталось совсем, разрушения были весьма незначительными. Подражатели, что-ли, ухаживают? Нет, вряд ли… А еще ниже цеха становились еще больше, еще масштабнее. Чернели на зеленом экране очертания каких-то сложных устройств, конвеерных, кажется, лент, механических манипуляторов, напоминающих по форме те, что установлены на МТ. Неужели когда-то Плиос был таким? Люди работали не своими руками, а железными? Сейчас вон, токарь считается очень сложной и ответственной профессией, а внизу ржавеют остовы огромных искусственных рук, гораздо более сложных, чем токарный станок.

Карта опускалась все ниже и ниже, на экране змейками расползались линии тоннелей, цехов и огромных залов с гигантскими колоннами. Еще ниже, ниже… И вдруг, карта больше не могла опуститься вниз. Техей достиг самого первого уровня Плиоса. Того самого, с которого началось строительство всего этого комплекса планетарного масштаба.

Но карта показывала что-то странное. Не было никаких тоннелей, комнат и цехов. Не было ничего — лишь пустота, а в ней возвышались невероятных размеров, сотни метров в высоту странные, совершенно нечеловеческие постройки. Нечто, по форме напоминающее скорее человеческие ребра, нежели структуры из бетона, ненормально огромные и толстые возвышались над поверхностью планеты, вырастали, казалось, прямо из-под земли, упираясь в первые настоящие уровни завода. Техей нажал на одну из полусфер, закрепляя привязку к нужному уровню, и уменьшил масштаб. Ребер становилось все больше и больше, они торчали повсюду, сотни, тысячи… Десятки тысяч практически идентичных конструкций. Наконец, на экране возникло изображение окружности, планета Плиос была у мальчика на ладонях. И вся ее поверхность была усеяна этими странными структурами, словно щетинками. Их было так много, что невозможно было даже подумать о том, чтобы их сосчитать. Техей беззвучно раскрыл рот, уставившись на зеленый экран, но когда вдруг послышался чей-то храп в вагоне, мальчик от страха отпустил полусферы и карта вернулась к своему нормальному, привычному состоянию, показывая длинный тоннель, по которому движется поезд.

Паззл постепенно начинал складываться в воспаленном уме мальчика. Что это были за структуры? Для чего они предназначались? Почему не существует никакого первого уровня макрозавода? Медленно, но верно Техей приходил к осознанию настоящих масштабов проблемы. Углекислотное заражение, подражатели, дефицит ресурсов, низкий уровень жизни — все это было лишь частью одного огромного, невероятно наглого по своей сути плана правящей элиты. Вот он, Эдем, там, у поверхности планеты. Висячие сады и рвущиеся к небу гигантские небоскребы невообразимой формы, отделенные от дремлющих народных масс искусственно созданной преградой в виде непригодной для дыхания атмосферы и чудищ, что роятся там, внизу. Плиос — слоистый пирог, где на самом верху, на тонкой прослойке пригодной для дыхания части атмосферы живем мы, настоящие плебеи Плиоса. Неважно кто кого считает рабом или благородным, для Архитекторов все одинаково.

— Это обман мирового масштаба, товарищ, — захрипел в голове голос паранойи. — Разделяй и властвуй, так они говорят.

Так они говорят. Разделяй народные массы на племена, на благородных и плебеев… И властвуй. Властвуй, пока идиоты, и не подозревающие об искусственном раю у них под ногами грызутся за последнюю корку хлеба, за глоток воды и за затхлый воздушный карман. Пусть чернь задыхается в ядовитых парах, пусть обжигает руки сваркой и теряет пальцы на станках, пусть дети не видят солнца для того, чтобы посвятить свою жизнь бесполезной выработке кислорода, который достанется не им. Пусть, в конце концов, прелестные девушки в девять, в десять лет начинают гнуть спины на фермах и полях, пусть рожают еще больше рабов для системы, пока настоящая элита — не благородные, а те, что живут в Эдеме глубоко под землей, — пожинает плоды многомиллиардного народа Плиоса.

— Наконец-таки ты понял, товарищ, — прохрипел, посмеиваясь, голос. — Тебя обвели вокруг пальца, но ты все-таки их раскусил.

"Вот для чего нужен атлас", — подумал Техей. — "Вот для чего! Мы найдем путь к Эдему, мы вернем себе то, что у нас отняли!"

— Вот это настрой! — поддакивала паранойя.

— Настрой! Кифару! Настрой! Отличный! — скандировал голос маленькой девочки.

Мысли, свои и чужие, переполняли белую голову мальчика. Он зажмурился, обхватил свою голову обеими руками, словно пытаясь удержать внутри все те бредовые и гениальные мысли, что вспыхивали и гасли в его воспаленном разуме. Техей тихо, едва слышно застонал. Все громче становился самый страшный из голосов, все ближе он подбирался к свету, все громче его то жесткий и холодный, то вопящий и рычащий звук эхом отдавался в мыслях мальчика.

— …переменная становится… Становится..! — застонал он, закатывая глаза. — Согласно аксиоме… Это же… Так… Просто!

Его крик, теперь уже громкий, во всю глотку, разбудил почти всех в вагоне. Цебей, оглядываясь по сторонам и непонимающе пытаясь продрать глаза, вдруг вскочил на ноги и кинулся к Техею. Мужчина крепко взял мальчика за плечи, стал трясти, пытаясь привести в чувство, но Техей его не слышал. Он ногтями, ломая и срывая с пальцев плоть царапал на металлическом полу какие-то сложные, непонятные формулы. А его губы шептали, шептали, то срываясь на крик, то замолкая совсем.