Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале. Часть II - М. Дитерихс

Не дивным ли чудом руководящего Промысла отмечается страшное сродство натур последнего из Романовых Николая II с последним из прямых потомков династии Калиты - Федором Иоанновичем, и не дивно ли сходство обстоятельств царствования этих двух Помазанников Божьих, предшественников великих внутренних смут и разорений земли русской! Оба Они исключительные образы простых русских людей громадной религиозной силы, насыщенной страстным стремлением служить Своему народу в путях бесконечной Евангельской любви. Оба умны и мудры, но у обоих страшное превышение духовно-нравственных побуждений над волей и характером в гражданско-политических решениях, у обоих отсутствие этого равновесия является основанием трагедии царствования. Оба становятся жертвами боярских происков и вожделений. Обоим определяются государственные и личные страдания из-за клеветы, которой боярство окружает Их Жен, и оба, погибая для царствования, порождают величайшие внутренние смуты в Своих Государствах, как справедливые искупления вины «за общий земский грех»… Не дивно ли это верующим? Не чудо ли это руководительство Высшим Промыслом судьбами народа нашего? Отвергать руководительство Промыслом русским христианин не может; страницы истории Русского государства слишком явно говорят о воле Промысла.

Волею Божественного Промысла листы скрижали с заветом русскому народу были вручены Николаю Александровичу Романову и со скрижалями в руках Он стал Всероссийским Самодержцем Императором Николаем II, Помазанником Божьим земли русской. «Добрый, хороший, честный и чистый, - говорили о Нем свидетели на следствии, - Он никому не хотел зла». С открытым сердцем, с горячей любовью Он шел навстречу всему, ко всему и ко всем: к приближенному царедворцу и к простому крестьянину и рабочему; к беззаветному служению на благо Богом вверенного Ему народа и к ограждению святыни врученого Ему великого завета; к выполнению долга Самодержца и Верховного Правителя Государства и к возможности поговорить запросто, слиться, утешить и помочь простому человеку. Здесь, в духовном побуждении подходить ко всему по путям Евангельской любви, Он был силен, самостоятелен и постоянен. Движущая сила любви в побуждениях была так величественна и высока, что часто окружавшие Его приближенные, придворные, министры, общественные и политические деятели, стоявшая «внизу собратья», не понимали руководивших Государем импульсов, не были способны постигнуть истину и чистоту Его побуждений. В духовном свойстве Своих желаний Он был могуч, велик и Самодержавен в полной мере.

«Всегда, бывало, когда обращаешься к Нему за практическим разрешением какого-либо вопроса, обыкновенно подумав, Он отвечал: «как Жена, я Ее спрошу». Так отмечает следствие свойства воли и характера Государя при практическом разрешении гражданских и политических вопросов жизни. Сила и широта Его духовных побуждений не вмещались в границах практического проявления Им Своей воли и характера. Он сознавал это несоответствие. Он чувствовал Свою слабость и искал опоры в решениях в других людях. Императрица, разделявшая с Ним тайну Помазанничества, понимала Его до конца и силой Своей воли согласовывала идею решения с широтой и духовностью Его побуждений. Дух и идея решения гармонировали и, когда исполнение решения исходило только от Них, гармония, чисто звучавшая с высоты престола, вызывала в душе народа величественный трепет и пробуждала его духовные силы на героические подвиги служения своему государственному единению. Так было, например, в день посещения Государем Государственной думы, так было на фронте и в деревне в день принятия Государем Верховного Главнокомандования.

Но случаи возможности непосредственного проведения Ими решений были очень редки и малочисленны. В них как бы проявлялись для верующего христианина народа русского предупредительные знамения руководящего Промысла Божия, указывавшие на единственные верные пути к источнику истины и славы Российского государства. Они затмились и забылись в повседневной массе тех решений, которые исходили от сотрудничества Государя с другими людьми и приводились в исполнение нормальными или государственным или общественным порядком. А в этом сотрудничестве и в этом исполнении гармония между духом, идеей и исполнением не достигалась.

Почему?

Не ищите ответа человеческого, не ищите оснований причин в бесхарактерности и слабоволии Государя в свойствах Самодержца-человека, не ищите их в качествах правительства, по определению Милюкова, «столь глупого, столь бесчестного, столь трусливого и изменнического», не ищите их в мудрости или тупости, в честности или бесчестии лидеров русской политической общественности или руководителей «революционного творчества» Государственной думы, охарактеризовавших себя собственными словами и своими минувшими действиями.note 5

Основания причин не в воле и власти человеческой… Они принадлежат воле Бога, лежат в Промыслах Всевышнего Творца и руководятся Им. Это тайна Божественной Мудрости, которая непостижима для ума человека и принимается им верою в начало всего от Единого Бога.

И этой Высшей Мудростью было определено нести скрижали Божественного завета русского народа Николаю Александровичу Романову, именно таковому по свойствам, качествам и натуре, каковым Он был в своей жизни и в своем государственном служении народу «всея земли». Созданный по человеческой природе для семейной жизни, Государь, как человек, желал только одного - жить в Своей Семье покойной жизнью семьянина, и принял тяжелый крест, назначенный Ему Богом, с полной покорностью и с твердой верой в силу и руководительство всем Божьяго Промысла; сознавая Свою человеческую слабость и немощность, Он по Своей духовной силе и вере ни разу не возроптал:

«О Боже! зачем поставил Ты меня Царем!» В несоответствии величественных духовных побуждений «Боговидца по небесной любви» с слабостями и несовершенствами человеческой натуры крылись основания той страшной душевной борьбы, которую пережил Государь в часы, предшествовавшие отречению. Обстановка последних двух суток, поставившая Его в положение полного душевного и физического одиночества, оторвавшая и изолировавшая Его не только от непосредственного соприкосновения, но и от возможности сношения с близкими и дорогими Ему людьми, постепенно лишала Его надежды справиться со своей внутренней неуравновешенностью, которую Он так хорошо чувствовал и сознавал в Себе и которой мучился и страдал всю Свою жизнь. Это не было страдание за Себя, за судьбу и участь Своих близких, бесконечно и горячо любимых Жены, Детей; нет, над всеми Его чувствами к Своей Семье, к Своему Сыну преобладало одно, сильнейшее и всеобъемлющее чувство, чувство любви к России, к вверенному Ему Богом народу. Он страдал за страдания всех Своих подданных, за страдания, которые, по сознанию слабости своей воли, могли быть созданы России, народу Им самим; Он смертельно болел в этом сознании ужасом ответственности за них перед Богом, ужасом Своего бессилия избавить, облегчить их страдания, всецело перелить их на Себя, Он страдал как человек, но по Его духовному совершенству страдания были сверхчеловеческими, «о которых и помыслить не умеет стоящий внизу человек», как говорит Гоголь.

Созданная вокруг Него искусственная обстановка «всенародной революции» против Него, кровавые сведения о будто бы кошмарных событиях, развивавшихся в столице, ее окрестностях и в других городах государства, распускавшиеся по линиям железных дорог тревожные, панические донесения и доклады Ему представителей революционизировавшихся придворных, приближенных, общественных и политических деятелей, представления соблазнившегося «общественным увлечением» высшего командного состава, все и все, со всех сторон, создавали в Его воображении развертывающуюся картину анархии, охватывавшую горячо любимый Им народ и постепенно все больше и больше разраставшуюся, углублявшуюся, грозившую залить весь тыл страны, перекинуться на фронт и лишить государство всякой возможности продолжать внешнюю борьбу. И по мере того, как в представлении Государя разрасталась картина охватывавшей страну анархии, в Нем беспредельно разрасталось пламя «небесной» любви к Своему народу, могучей волной расширяя духовные побуждения и желания спасти Его, остановить анархию, направить его снова по руслу мира, благоденствия и славы к тому Свету, из источников Которого питалась Его собственная великая любовь к Своему народу. Чтобы излить народу Свою любовь, Государь был готов на все, готов пожертовать Собой, пожертвовать самым дорогим для Себя - Своей Семьей, Своим Сыном, пожертвовать жизнью Своей и жизнью Своей любимой, дорогой Семьи. Не было в Нем житейских пределов, человеческих рамок, которые могли бы вместить в себе силу, чистоту и широту той нечеловеческой любви к ближнему, которая в эти часы начала Его агонии исходила и излучивалась из величественности духовных побуждений Его Самодержавия и Его Помазанничества от Бога.