Так далеко, так близко... - Барбара Брэдфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Томас Кэмпер, мой деловой знакомый, представил мне своего брата Джеральда, с которым они работали в семейном коммерческом банке в Сити.
Мы с Джеральдом сразу же поладили, и наше чувство было взаимным. Это был худощавый темноволосый красавец с открытым взглядом синих глаз, и я моментально влюбилась. Через полгода после нашего знакомства мы поженились. Мне было двадцать четыре года, ему – двадцать девять.
Я до сих пор не могу сказать точно, была ли мать Джеральда леди Фьюстон очень счастлива оттого, что ее младший сын обзавелся американской женой, но Себастьян приветствовал наш союз. Джеральд ему понравился, он одобрил быстроту, с который мы заключили брак, и подарил нам на свадьбу дом на итонской площади. Я была потрясена и рада не меньше, чем Джек, когда он получил свое шато.
Я любила Джеральда по нескольким причинам, среди которых не последнее место занимало его отношение к женщинам. У него не было времени возиться с ленивыми и праздными дамами, которым нечем заполнить свои дни; он предпочитал женщин вроде меня – сильных, независимых, успешно делающих карьеру. Как и мой брат Джек, он любил умных женщин, которым есть что сказать.
И все же, несмотря на мою любовь к Джеральду, я бы еще подумала, выходить ли мне за него, если бы он стал возражать против моей работы. Мы с ним встречались не так уж много раз, в конце концов можно было бы этим и ограничиться.
Мне необходимо каждый день ходить на работу, необходимо для моего самочувствия и самосознания. Я должна быть занята, должна что-то делать, вносить свой вклад в наше дело, каким бы незаметным он ни был. Ведь «Лок Индастриз» у меня в крови, это – главная часть моей жизни. так было всегда, и я хочу управлять ею сама. Надеюсь, в один прекрасный день так и будет.
Вдруг я увидела, что нахожусь у самого дома. Я шла так быстро, что добралась до Итонской площади за рекордно короткий срок. Когда я сунула ключ в замочную скважину, дедушкины часы в холле пробили 6.30.
23
– Когда Вивьен сообщила мне, что ваш отец собирался жениться в этом году, я была совершенно ошеломлена, – сказала Мэдж Хиченс, внимательно глядя на меня поверх стола, накрытого для ленча. – Я об этом ничего не знала; а вы, Люциана?
Я ничего не ответила, так я была поражена. Мэдж продолжала:
– По выражению вашего лица и по вашему молчанию я вижу, что не знали. У вас такой же удивленный вид, какой был у меня, когда я услышала об этом.
Вновь обретя дар речи, я спросила:
– На ком же он собирался жениться?
– Вивьен не знает ее имени. Вот почему она обратилась ко мне.
Я нахмурилась и быстро сказала:
– Вивьен полагала, что вы должны это знать, потому что вы все время сопровождали Себастьяна в его поездках и много времени проводили с ним.
– Да. Но о его невесте я ничего не знаю. И никто в нашем фонде не знает.
– А откуда это знает Вивьен? – задавая этот вопрос, я уже поняла, как это глупо. Ведь Вивьен всегда была его доверенным лицом.
– Себастьян рассказал ей, – ответила Мэдж, подтверждая мою мысль.
– Но имени этой особы он ей не сказал. – Я покачала головой. – Как это похоже на Себастьяна. Но может быть, он сказал ей еще что-нибудь?
– Сказал. Что она врач. Ученый. По крайней мере, я так поняла. И еще он сказал, что она живет и работает в Африке.
– Какой интерес представляет она для Вивьен теперь, когда мой отец умер?
– Вивьен пишет очерк о Себастьяне и хочет взять интервью у нее.
– Ясно. – Я слегка улыбнулась. – Что ж, по крайней мере нам не нужно беспокоиться ни о тоне, в котором он будет написан, ни о содержании, дорогая Мэдж. Раз за это дело взялась Вивьен, он будет хвалебным, само собой разумеется.
– Да, я в этом уверена.
– Для кого она пишет? Она вам говорила?
– Для лондонской «Санди Таймз». Как я уже сказала, она была в Нью-Йорке, брала интервью у сотрудников «Лок Индастриз» и «Фонда». Насколько мне известно, все говорят о Себастьяне очень хорошо. Почему бы и нет? то был необычный человек, и те, кто работали у него и с ним, очень его уважали. И уважают. Думаю, что Вивьен правильно подойдет к теме.
– А что это за тема? – с любопытством спросила я.
– Она хочет писать о Себастьяне как о последнем великом филантропе. Благотворительность ведь была его стихией.
– Последний великий филантроп, – повторила я. – Неплохое название, совсем неплохое. Вы правы, установка у нее верная.
– Ваш отец был великим человеком, Люциана. Я знала его восемнадцать лет, и не было ни дня, чтобы я не восхищалась им. Он завоевывал человеческие сердца необычностью своей личности и покоряющей незаурядной энергией. И я не встречала человека с подобной силой воли. Он был замечательный человек во многих отношениях, и при этом очень отзывчивый.
– Все это так, как вы говорите, – согласилась я. – И я всегда верила, что он может быть всем, чем захочет, даже если по природе своей он совсем другой. Блестящий человек, он преуспел бы во всем, чем бы ни занимался.
– У него, конечно, был необыкновенная аура, – заметила Мэдж. – Это очень помогало ему, когда он имел дело с правительством стран третьего мира. Он внушал им благоговение, приводил в замешательство и в результате вынуждал соглашаться с собой. А это заставляет меня коснуться еще одной темы.
– Говорите, Мэдж.
– Хотя Джек руководит «Фондом» и распределяет деньги, как и ваш отец, он никогда не бывает на местах. Не могли бы вы повлиять на него и убедить съездить со мной в Африку немного позже?
– Вы шутите! Меня он не станет слушать, Мэдж! Как, впрочем, и никого другого. Джек очень упрям, вы должны это знать. Он же рос у вас на руках, как и я. Он не поедет в Африку. И, боюсь, никуда вообще.
– Вы считаете, мы не сможем на него повлиять?
Я искренне рассмеялась.
– Можно попробовать, но, я думаю, что это бесполезно. Он не хочет уезжать от своих виноградников. – Я глотнула воды и продолжила: – Мэдж, наверное, нам нужно заглянуть в меню и заказать ленч, не так ли?
– Да, конечно. – Она некоторое время разглядывала меня, а потом заметила: – Я рада, что вы немного пополнели. Для вашего роста вы были слишком худенькой.
– Знаю. Ко мне внезапно вернулся аппетит.
Заказав ленч, я опять заговорила о Джеке и его деятельности в фонде.
– Джек не возражает против раздачи денег, Мэдж, – объяснила я. – Он не скупец и понимает, что деньги тратятся на тех, кому нужна помощь. Но он не хочет лично заниматься благотворительностью. Он не умеет обращаться с людьми так, как умел Себастьян. Не спрашивайте, почему, не умеет, и все тут.
– А вдруг нам удастся понемногу втянуть его в эти дела? – начала Мэдж и замолчала, прикусив губу. – Знаете, я всегда чувствовала, что Джеку неприятно жить в тени отца. Может быть, все дело в этом.
– Может быть. Он так похож на Себастьяна во многих отношениях, но делает все возможное, чтобы отличаться от него. Кажется, ему очень не нравится, что он ведет свое происхождение от того же корня, что и отец.
– Уверена, что это так и есть. – Мэдж внимательно посмотрела на меня и спросила: – Как вы думаете, Себастьян действительно был с кем-то помолвлен?
– Возможно, – пожала я плечами. – Мне он ничего не говорил.
– И никому, кроме Вивьен. Но если это так, почему он это хранил в тайне?
– Может быть, он и не хранил. Может быть, она работает где-то очень далеко. Вы же знаете, какой он был – колесил по всему миру. Я никогда не могла уследить за ним, а вы?
– Не всегда, и, конечно, мы с ним часто находились в разных частях Африки. Точнее, в разных частях света. Но все же это таинственно, не правда ли? Кстати, хочу предупредить вас… Вивьен приезжает в Лондон повидаться с вами, чтобы взять интервью.
Я молча кивнула и отложила этот бит информации в сторону.
Появился официант с первыми блюдами, и я не стала возвращаться к разговору о Вивьен. К моему удивлению, я была голодна, и у меня даже слюнки потекли, пока официант подавал на стол. Я столько лет не ела консервированных креветок.
– Приятного аппетита, – сказала я Мэдж, и взяв тонкий кусочек черного намасленного хлеба, с легким сердцем занялась креветками. Впервые я их попробовала в 1979, здесь же, в «Кларидже», куда Себастьян часто приводил нас на ленч и время от времени пообедать. Я давно зареклась их есть, потому что их консервируют в масле, но сегодня я ими наслаждалась беспрепятственно, потому что моя цель – пополнеть.
– Надеюсь, я смогу повидаться с Джеральдом, – пробормотала Мэдж, поддевая вилкой колчестерскую устрицу.
– Он возвращается из Гонконга сегодня вечером. Может быть, вы приедете к нам за город на ленч в воскресение?
– Прекрасно, Люциана, благодарю вас. Он такой славный, и был так добр со мной, когда мы встретились в Нью-Йорке на поминальной службе, так утешал меня.
– Да, он такой, и я боюсь, ему до сих пор неловко, что он не смог присутствовать на похоронах Себастьяна. Но его отец только что перенес операцию, и Джеральд не хотел оставлять его.