Банда 2 - Виктор Пронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зомби смотрел на наливающиеся светом солнечные квадраты на стене, прислушивался к своим болям и шрамам. Ничего не болело и он откровенно наслаждался ощущением жизни. С ним уже было когда-то нечто похожее — тоже был рассвет, какая-то палата, светлая, залитая солнцем, он был не один, рядом на кроватях тоже были люди, очень молодые люди, мальчишки, можно сказать. И он с ними был на равных. Значит, и он был тогда мальчишкой. И вспомнилось ему, все-таки вспомнилось, что в тот день, в то давнее утро, он был наполнен ожиданием чего-то приятного, полузапретного, но вполне осуществимого. Зомби напрягся, пытаясь вспомнить — что же его ожидало? И вспомнил — море. Да, все происходило на берегу моря, их было много, может быть, сотня, может быть несколько сотен девчонок и мальчишек... Это был какой-то лагерь на берегу моря. И были горы, высокие, возвышающиеся над всем. И солнце на закате пряталось за горы. Да, правильно, солнце вставало из моря, а опускалось вечером за горы. И наступали ранние сумерки, когда солнца уже не было видно, а над горами долго еще полыхало красноватое сияние...
Это было его первое воспоминание из предыдущей жизни. Наверно, он вспомнил самое счастливое время. И Зомби обрадовался этим давним картинкам своей жизни, как какому-то важному сообщению и доброй примете. Из далекого и жутковатого подсознания пришла радостная весть — восстанавливается память. Она может не восстановиться полностью и все кончится солнечными картинками и он навсегда будет обречен наслаждаться морем, увиденным в детстве. Но как бы там ни было — он не закостенел, в нем идут какие-то процессы.
— Подъем, Зомби, подъем! — сказал он себе и, нащупав трость у стены, ухватил рукоять, поднялся. Поднялся легко, почти без усилия, у него еще оставалось силы пройти к двери. В коридоре было тихо и свежо. Недавно прошла уборщица со шваброй и на линолеуме еще кое-где поблескивали лужи. Зомби прошел вдоль всего стометрового коридора, вернулся назад. Ничто не насторожило его, ниоткуда не поступало сигнала тревоги — нигде не кололо, нигде не пронзала боль, сознание было ясным, он понимал, где находится, помнил о том, что сегодня предстояло.
Зомби свернул в небольшой холл и сел на клеенчатую кушетку, ощутив ее влажность — видимо уборщица заодно провела шваброй по сидению. Солнце светило прямо ему в лицо и он, откинув голову, прикрыл глаза. Пришло понимание — это хорошо, что он вот так сидит на диванчике, что солнце слепит лучами, что лицо залито солнцем. Это хорошо... Что-то происходит в нем, он не знает что именно, но главное — чтобы в нем не остановилось, чтобы не замер он в этом своем состоянии.
— Процесс пошел, — пробормотал он знаменитые слова бестолкового вождя, который получил, кажется, все премии мира за успешный развал собственной страны. — Процесс пошел...
Кто-то присел рядом, но Зомби продолжал сидеть, не открывая глаз. Состояние приятного одиночества и сосредоточенности исчезло и он уже хотел было подняться, когда услышал знакомый голос.
— Балдеешь? — это был Овсов.
— Немного есть... А вам не спится?
— Выспался... Ночка была спокойная. Никого, слава Богу, не зарезали, не задавили... А ты как?
— Сегодня вспомнил... Было такое время... Солнце, ребята, утро... Я был на море, какой-то пионерский лагерь, нас там много было, несколько сот, как мне кажется... И в этот день мы должны были идти на море... Нам не каждый день позволяли купаться, то ли боялись, как бы кто не утонул, то ли вода казалась им холодной... Но именно в этот день нам обещали купание...
— Море — это хорошо, — кивнул Овсов. — Я последние годы в Пицунду ездил... Хорошее место. На целый год хватало сил... А этим летом нигде не был.
В Пицунде война... В газете видел снимок... Как куски хлеба раздают... Целая очередь детишек выстроилась... По глазам их понял — боятся не всем хватит... Дом, в котором я останавливался, сгорел, хозяев убили... Дети их потерялись. В газетах пишут — несколько тысяч детей потерялось из тех мест... Рассеялись по вокзалам, притонам, подвалам нашей бескрайней родины.
— Это плохо, — бесстрастно проговорил Зомби.
— Иногда ездил в Крым, в Ялту... Там у меня однокурсник... Сейчас это другая страна, в чем-то враждебная... Однокурсник озверел, ходит на митинги и машет желто-голубыми тряпками. Глаза горят, рот перекошен, слюна летит такая, что радуга на солнце возникает. А их толстомордые вожди несут такую же чушь, как и наши... Не менее толстомордые вожди. Сытые у власти.
— Это плохо, — так же невозмутимо отозвался Зомби.
— Как-то в Прибалтике довелось побывать... Дубулты, Юрмала... Не думаю, что я там так уж много у них съел и выпил... К тому же заплатил им за все выпитое и съеденное столько, сколько они запросили... А сейчас ткнулся" — говорят, хватит нас объедать.
— Деньги нужны, Степан Петрович.
— Зачем? — повернулся Овсов к Зомби, который все это время сидел, откинув голову и закрыв глаза.
— Мороженое, цветы...
— Какие цветы? — с интересом спросил Овсов.
— Разные... Женщины любят цветы.
— Откуда ты знаешь?
— Мне так кажется... А что, разве нет?
— По всякому бывает, — уклонился от ответа Овсов. — Ты когда-нибудь дарил женщинам цветы?
— Кажется, да. Астры. Терпеть не могу гладиолусы. Они кажутся мне не цветами, а какими-то архитектурными сооружениями. Много о себе понимают... Не представляю себе женщины, к которой можно прийти с гладиолусами... Это все равно, что прийти на свидание с кактусом.
— Некоторые кактусы цветут очень красиво... А их запах просто валит с ног.
— Если в этом цель, — начал было Зомби и замолчал.
— Я смотрю, у тебя сложные отношения с цветами, — Овсов озадаченно посмотрел на Зомби.
— Сам удивляюсь, Степан Петрович! Секунду назад не думал ни о цветах, ни о деньгах, ни о женщинах.
— Пафнутьев прав — жизнь у тебя была довольно насыщенная...
— Просто у меня была жизнь, — поправил Зомби.
— Ты хочешь куда-то идти?
— Ненадолго.
— Ночевать вернешься?
— Я отлучусь на час... Может быть, на два.
— Что-то вспомнил?
— Нет... — Зомби помолчал. — Надеюсь вспомнить.
— Я могу пойти вместе с тобой... Если хочешь.
— Не стоит... Знаете, как бывает... Когда кто-то ведет, дороги не запоминаешь. А когда доберешься сам... Значит, ты уже знаешь дорогу.
— Что-то в этом есть, — с сомнением проговорил Овсов и, сунув руку в карман халата, вынул десятитысячную купюру. — Возьми, авось хватит.
— Хватит.
— Вчера кто-то всучил... Впрочем, прости... Кто-то подарил. Выделил из скудных своих достатков. Даже не знаю за что... Людей приучили давать деньги на каждом шагу. Их убедили в том, что рыночные отношения — это когда ты в каждом кабинете выворачиваешь карманы и отдаешь все, что там еще осталось. Послушание — вот главное, что нам привили. Послушание — это надолго.
— На год, на два?
— На поколение, на два, на три, — ответил Овсов.
— Не думаю, — возразил Зомби, пряча деньги в карман. — Газеты полны сообщениями о том, что наши такие послушные граждане берут в руки ножи, пистолеты, топоры... И крушат все, что попадется под руку — жену, детей, соседний киоск, ненавистный завод...
— Это тоже послушание, — повторил Овсов. — И дерзость, и несогласие, и возражение должны быть осмысленными, к ним нужно прийти, их надо принять. А зарезать ближнего... Много ума не надо. Чаще всего на это идут как раз послушные люди, привыкшие подчиняться собственному безрассудству или безрассудству других.
— Беру с возвратом, — сказал Зомби.
— Бери, пока дают. А там видно будет.
— Кто-то мне в прошлой жизни говорил эти слова... Дают — бери, бьют — беги. Вспомнил... Это был мой дед. Да, у меня был дед, он знал много поговорок, прибауток, скороговорок... Хороший был дед, интересный.
— Умер?
— Думаю, да.
— Ты его помнишь?
— Нет. Просто знаю, что у меня был дед, что" он был шутником и балагуром, что он умер. Просто знаю. Будто мне об этом кто-то сообщил.
— А эту... Цыбизову? Не вспомнил?
— Нет. Пойду знакомиться.
— Надо бы с Пафнутьевым посоветоваться.. — Вдруг у него какие-то планы на этот счет, намерения... А?
— Ее фотография была в моем кармане, а не в его, верно? Значит, она моя знакомая. И я могу поступать по отношению к ней, как мне захочется. Я в чем-то ошибаюсь?
— Нет, все правильно. Такая логика вполне допустима. Но есть небольшое обстоятельство... Речь идет о неких криминальных проявлениях... И ты сюда попал не по доброй своей воле...
— Пафнутьев меня порадовал, сообщил ее фамилию... Я тоже хочу кое-что ему преподнести.
— Что именно?
— Не знаю... Что получится. Понимаете, Степан Петрович... Я вдруг понял — хочу видеть Цыбизову. Зачем, почему, на кой она мне понадобилась — не знаю. Хочу и все.
— Ну, если так... Тогда Другое дело, — согласился Овсов. — Цветы для нее?
— И цветы тоже, — и ответил, и не ответил Зомби.
— Ну, что ж, — проговорил Овсов озадаченно, — ну, что ж... С нетерпением буду ждать твоего возвращения. Надеюсь, ты придешь в лучшем виде, нежели в первый раз... Полгода назад.