Санкция на жизнь - Сергей Палий

Баюсов как-то обмяк. Он усмехнулся и пренебрежительно спросил:

– А какая же у тебя цель? Только не говори, что благая, – рассмеюсь.

– У меня ее просто нет, – серьезно ответил Егор. – И это тоже бесит тебя. Все твое естество кричит: этот человек ни к чему не стремится, ему ничего не нужно! А маленький, затравленный паяц тщеславия, который живет глубоко в тебе, шепчет в ответ: зато он свободен. Вот чего ты боишься, ведущий. И чем старше ты будешь становиться, тем больше будешь зависеть от своего страха. Страха хорошего человека с плохой целью.

– Ты смешон и банален, – обронил Баюсов, разжав кулаки и собираясь пойти прочь.

В глазах Егора появился легкий сумасшедший блеск. Он по слогам проговорил:

– Зато я свободен.

Удар застал Баюсова врасплох.

Короткий.

Без замаха.

Точно в челюсть.

Старший лейтенант еще долю секунды продолжал смотреть на Егора непонимающим взглядом, а после этого рухнул навзничь, потеряв сознание.

Со стороны казалось, будто один из пилотов-космонавтов внезапно лишился чувств после триумфального возвращения на борт авианосца – изможденный в продолжительном бою с превосходящими силами неприятеля. А второй – верный товарищ по эскадрилье – просто-напросто не успел его подхватить во время падения… Романтично и правдоподобно. Такие истории частенько рассказывают друг другу первокурсницы инженерно– космического, мечтающие о бурной жизни среди разномастных гламурных миров и могучих светловолосых капитанов, полных неистребимого желания завоевать не только все армады врага, но и их девичье сердечко.

Но вот досада: клякса крови, размазанная по комингсу переходного отсека, оказалась совершенно неуместна среди спокойных, пастельных тонов сей идиллической картинки.

Не было никакой захватывающей схватки с неприятелем.

И триумфального возвращения – тоже не было.

Просто плохой человек ударил хорошего человека.

– Вы осознаете, что ваши действия по отношению к старшему лейтенанту Баюсову носят не просто хулиганский, но преступный характер и вы понесете за них суровое наказание?

Егор посмотрел на женщину в серой форме ФСБ с толикой интереса и оценивающе покачал головой. Он давно не видел ее. Очень давно, чтобы забыть эти черты лица и изгибы тела. Он слишком привык к мысли, что она больше не будет принадлежать ему. Он перестал волноваться за ее безопасность и благополучие, он смирился с тем, что ее чувства никогда не пересекутся с его собственными. Он отсек само ее существование. Отодвинул некогда дорогой образ за условную грань в сознании, которую мы дилетантски называем памятью.

Только одного он не смог сделать – выгнать эту женщину из снов.

Разве можно выгнать оттуда часть самого себя?…

– Вы расслышали, что я сказала? Или мне повторить? – поинтересовалась женщина, глядя на Лабура через трехметровую пропасть каюты, разделяющую их в данный момент.

– Перестань терзать себя этим вопросом.

– Простите…

– Хватит терзаться вопросом: интересно, как он считает, сильно ли я изменилась? Я отвечаю: нисколько.

Женщина снисходительно улыбнулась, давая понять, что попытка сострить засчитана. После этого она вздохнула и отключила запись на камере.

– Егор, зачем ты ищешь неприятности на свою голову? Ведь в свое время ты был отличным офицером…

– Но я никогда не был положительным героем, верно?

– Да. Но теперь, кроме друзей, ты теряешь честь. Зачем?

– А если я скажу, что ты не права?

– Не поверю.

– И правильно сделаешь… Давно работаешь на федералов?

– Четыре года.

– Отдел космической разведки?

– Что-то вроде того.

– Зачем я вам понадобился?

– Узнаешь попозже.

– Мне светит трибунал за нападение на старшего офицера во время боевого дежурства. А если он вдобавок рапорт нафигачит, что я лазеры наводил на его машину и на истребитель адмиралова внучка… В общем, с учетом моих прошлых «заслуг», старина Рух лично меня пристрелит, а командование ему за это орден выпишет. Так что… либо говори, на кой черт я так потребовался федералам, либо катись вон и дай подохнуть спокойно.

– Ты тоже нисколько не изменился, Егор. – Женщина закрыла глаза и потерла пальцами веки. Поморгала. Снова взглянула на него. – Только юношеские шалости переросли во взрослые.

– Еще бы. Я заматерел.

Они помолчали.

Наручники приятно холодили запястья Егора.

– Фамилию сменила? – наконец спросил он.

– Нет, – ответила она. – Мы же так и не успели официально оформить развод. Да и некогда было…

– Что ж… Стало быть, я могу сейчас потребовать свою законную супругу трахнуть меня? Знаешь, сколько раз я видел во сне за эти годы, как мы трахаемся? Сотни. Тысячи. Я видел, как ты извиваешься на смятых простынях, когда подписывался на контрабандные перевозки, я слышал твои бесстыжие стоны, когда за шлюзом от нехватки кислорода издыхал Неров со своими тупыми псами с «Визора-17». Я чувствовал вкус твоих губ в самые острые моменты жизни… И продолжал безбожно врать себе, что забыл тебя. Продолжал врать. Продолжал врать…

Лабур умолк.

Замер.

Женщина встала и подошла к нему вплотную.

Влепила полновесную пощечину.

Скинула китель.

Распустила волосы.

– Ты чудовище, Егор, – прошептала она, расстегивая холодные кольца наручников.

– Знаю, Вера.

Глава 3

Харонская метель

Солнечная система X. Окрестности Плутона

Жара сменилась холодом. Перепад температуры был столь резок, что автономные системы телеметрии скафандров запищали сигналами тревоги, а компрессор теплообменника аж завибрировал от перегрузки. Стекло шлема изнутри покрылось испариной, отводящие воздушные фильтры мгновенно забились микрокристаллами льда, и дышать стало гораздо труднее – давление внутри скафа возросло.

Еще бы!

Температура среды упала с плюс тридцати до минус двухсот по Цельсию за каких-нибудь пару секунд…

Стас воздал хвалу вакууму, что внешняя оболочка скафов вообще выдержала такой форс-мажор и не рассыпалась в труху. Их нахальный побег мог закончится в один момент. И нелепая смерть от декомпрессии и переохлаждения у самого выхода на поверхность Харона могла бы стать его вполне логичным завершением.

Но скафандры выдержали.

А это означало только одно – шанс на спасение все еще есть…

Перерабатывающий комбинат северным крылом примыкал непосредственно к распределительному пункту. Здесь, по длинному рельсовому перегону, обычно сновали туда-сюда электровагонетки с магнетитовой породой, прошедшей первичную очистку и предназначенной для транспортировки в разные уголки Солнечной. Но сейчас линия была обесточена, и поэтому добраться до погрузочного сектора стартовых площадок оказалось непросто – шутка ли, пробежать пешочком несколько километров по извилистой узкоколейке, вихляющей между отвесными скалами. К тому же запястья тяготили активированные «смертельные обручи», и в любой момент с центрального пульта охраны мог быть послан сигнал на пресечение попытки побега. А это – каюк! Ведь даже небольшой мощности направленного взрыва хватало, чтобы оторвать кисти рук антисоцу. Нужный однажды видел, как одного окровавленного смельчака волокли в лазарет, и разделить судьбу того фраерка ему явно не улыбалось…

Поребрик подбежал к одной из пустых вагонеток и, привалившись плечом, попытался сдвинуть ее с места. Тщетно. Тормозной механизм намертво застопорил колеса: автоматика блокировала всю систему в случае отключения энергии. О том, чтобы разогнать вагонетку, не могло быть и речи.

Здоровяк развел руками: мол, извиняйте, ребятки, – тут помочь ничем не могу.

Стас заскрипел зубами от отчаяния. Волочь на себе полуживого Уиндела через ущелье сквозь харонскую «метель» до самого космодрома было выше его сил. Но иного выхода, кажется, не было.

Они с Поребриком подхватили ученого под руки и, стоная от боли в стертых ногах и смертельно уставших мышцах, потащили его вперед. На разговоры не было времени. Да если бы они и захотели перекинуться парой слов, им пришлось бы делать это при помощи жестов – Стас вывел из строя микрофоны в шлемах скафов, чтобы их не засекли как можно дольше.

Только те, кто не бывал на Хароне, полагают, будто на поверхности этого ледяного шарика не бывает метелей из-за сильно разреженной атмосферы. Очень даже бывает! И страшны они не потоками воздуха – его здесь действительно нет, – а крошечными кусочками породы, которые могут разгоняться до головокружительных скоростей благодаря особенностям местного рисунка магнитных полей.

Дело в том, что около рудных месторождений, где железосодержащие жилы «подбираются» почти вплотную к поверхности, возникают так называемые «вихревые линии», в которых мельчайшие частички феррумитов могут приходить в движение во время пиковых фаз активности аномальных полюсов полярности. Харон – пока единственное крупное небесное тело в Солнечной системе, на котором было замечено это уникальное природное явление… В центральной части жезловидной спирали «вихревых линий» время от времени зарождаются блуждающие зоны сильнейшей магнитной активности. Такое повторяется каждые две-три недели и продолжается около получаса. Феррумитовая «пыльца» начинает циркулировать по силовым линиям поля, подчас разгоняясь до высоких скоростей. Такие харонские «метели» чрезвычайно коварны: мелкие частички могут прошить скафандр насквозь, и тогда – пиши пропало…