Сновидения - Нора Робертс

– Да, обе они убиты.

– У нее хороший семья?

Вежливая девочка, хорошая семья – это имело для него значение, чем Ева и решила воспользоваться.

– Да, хорошая. У нее хорошие родители. И брат с сестрой, которые за ней присматривали. И все эти годы они надеялись ее отыскать. Она допустила ошибку, мистер Пак. Неужели за это она должна была поплатиться жизнью? С ними кто-то еще был?

– Не могу сказать. Я только помнить, они входить, когда я закрывать. Я помнить, потому что вот от этой были одни неприятности, а другая была кореянка и очень почтительная.

– Они между собой разговаривали? Не помните, может, упоминали, что с кем-то еще должны встретиться, куда-то пойти?

– Девчонки щебетать как птички. – Он помахал пальцами возле уха. – Только ноты слышать можно.

– Хорошо, а другие? Они сюда не приходили?

– Не могу сказать, – повторил он. – Много приходить и уходить. Вот этих двух я помнить.

– Вот эта. – Ева постучала пальцем по снимку Шелби. – С кем еще она приходила? С кем она общалась, вы видели?

– Чаще всего с маленькой черной девочкой, с большой белой. – Он сделал жест, изображая крупное телосложение. – Еще худой мальчишка, коричневый. Эта черная петь, как… – Он напрягся, потом спросил что-то по-корейски у угрюмого парня за прилавком.

– Ангелы, – подсказал тот.

– Да, как ангелы. Но она воровать. Они все воровать. И все они умирать?

– Пока не знаю. Спасибо, вы очень помогли.

– Вы делать, что обещать? Больше патрульных?

– Да, раз обещала – сделаю.

Ева распрощалась, подошла к опечатанному зданию, нагнулась под лентой.

Старик обозначил связь между двумя жертвами, теми, что были найдены вместе и раньше всех. Убиты вместе? – размышляла она. Одна в Обители жила, другая – нет. Одна – девочка из приличной семьи, другая – под надзором органов опеки, родители лишены прав.

Но перед тем как умереть, они были вместе, причем в двух шагах от того места, где их тела были сокрыты.

Она вошла внутрь. Просто постояла.

Линь заводит дружбу с Шелби уже после того, как Обитель съезжает. Сбежавшая из дома девочка, перед тем как вернуться, ищет острых ощущений и оказывается в компании девчонки с улицы, которая эти острые ощущения умеет добывать как никто. И обе в итоге находят свой конец в этом доме.

И все из-за того, что здание стояло пустым, подумала Ева.

Та, что с улицы, говорит беглянке: «Я знаю место, где можно перекантоваться. Можем там зависнуть, повеселиться».

Попасть внутрь несложно. Может, у той, что с улицы, были ключи, или коды к замкам, или какой-то лаз, каким она и раньше пользовалась.

Допустим, Шелби хочет вмазаться, рассуждала Ева. Обменять старый добрый минет на что-то интересное. А Линь для нее, вероятно, просто лохушка, но лохушка с деньгами. А может, и нет. Вряд ли та и другая успели определиться со своими ролями – не успели. А убийца? Он был уже здесь или пришел потом? Был у них тут сбор или просто не повезло?

Он должен был знать, что хотя бы Шелби придет назад. И он следил, ждал. Готовился? Были ли они первыми? Не исключено, что даже талантов Девинтер не хватит, чтобы определить, которая из девочек умерла первой. Или последней.

Сзади приоткрылась дверь. Ева обернулась и рванула ее на себя, так что Пибоди, потеряв равновесие, чуть не ввалилась внутрь.

– Ой! Привет. – Прошагав пешком от самого метро, Пибоди разрумянилась и запыхалась. Она протянула Еве пакет с сэндвичами. – Принесла тебе половину багета с острой индейкой. Вторую половину я сама съела. Вкусная. Эй, что случилось?

– Ты о чем?

– О синяке у тебя на лице.

– А, это… Небольшая потасовка с чрезмерно ретивой частной охранницей. Я победила.

– Поздравляю. У меня с собой аптечка.

– Да ерунда.

– Ну, если захочешь, имей в виду – она у меня есть. Ага, у тебя пепси. Это хорошо, потому что я про питье забыла, а мясо действительно острое, тут они не обманули.

– Спасибо. Что у тебя еще есть?

– А ты хотела чипсов, что ли? А-а, поняла, ты о работе. Поговорила. Не особо результативно. Сначала тетушка. Лярю Фримен.

Пибоди достала блокнот.

– Мне показалось, она вообще не в курсе дела. Девочка с ней не жила, но когда она – от соседки сестры – узнала, что девчонка опять сбежала, то подала заявление. Она производит впечатление какой-то измученной и смирившейся.

– Так, ладно. Я тут на многое и не рассчитывала.

– Теперь Карли Боуэн, – продолжала Пибоди. – Пообщалась с ее сестрой. Она была несколько шокирована, но, в общем и целом, мне показалось, она давно примирилась с мыслью, что уже не увидит Карли в живых. Они были дружны – знаешь, как это бывает: мы с тобой против всего остального мира. Когда Карли пропала, сестра сразу поняла: что-то случилось. У девочки практически не было подруг, она не могла никого к себе пригласить, стеснялась тусоваться, поскольку половину времени, когда не жила дома или в приемной семье, ходила в синяках или с разбитой губой. При каждом удобном случае оставалась у сестры. Ходила в школу, в церковь, была прилежной.

– А в какую церковь?

– Сейчас… – Пибоди перелистнула блокнот. – В разные, если сестре верить. Она не хотела привлекать к себе внимание, так что в разные места ходила. Ее приемные родители имеют приличную репутацию, ни в каких нарушениях не замечены. Они отчитывались перед органами опеки, сообщали, что с девочкой все в порядке, что они поощряли ее участие в школьной музыкальной группе. Она училась игре на флейте. Вот и в тот раз она ушла на урок, оттуда вышла примерно в четверть шестого, отправилась в школьную библиотеку в какую-то продленную группу – тоже с позволения взрослых.

Пибоди отложила блокнот и посмотрела на Еву.

– В общем, Карли делала все возможное, чтобы вернуться к нормальной жизни, как-то продержаться, пока ей не позволят постоянно жить у сестры. В тот вечер, когда она пропала, она звонила сестре, спрашивала, нельзя ли прийти, та разрешила. Восемнадцатого сентября в самом начале восьмого она вышла из библиотеки – это следует из регистрационных данных библиотечного компьютера и тогдашних свидетельских показаний. И все.

– Всего через два дня после того, как Лупа не пришла домой. А эта Карли по дороге к сестре не должна была здесь проходить?

– Ну да, это самая прямая дорога.

Ева кивнула, рассеянно достала из пакета багет и надкусила.

– Про Фрестера я тебе потом расскажу. Мужик, который держит лавку на той стороне, видел Шелби и Линь вместе.

– И он это вспомнил? Спустя пятнадцать лет?

– Шелби была у него постоянной возмутительницей спокойствия. Он ее вспомнил. А Линь пришла с ней вместе, и это было странно, понимаешь? Такой контраст. Воспитанная девочка, говорила с ним по-корейски. Значит, они появлялись тут вместе, и было это вскоре после закрытия Обители.

Она откусила еще, посмаковала острый вкус, затем промыла рот пепси.

– Это Шелби сюда Линь привела, так выходит. Случайно столкнулась на улице, позвала с собой… Они кое-что купили в этой лавке. Платила Линь, так что, возможно, Шелби просто искала себе такую дурочку, но привела она ее не куда-нибудь, а сюда.

Она обдумывала версию и расхаживала по комнате.

– Пустое здание. Само по себе это уже приключение. Шелби хорошо его знает, может провести по этажам, все показать, рассказать разные истории. Здесь темно, эхо. Допустим, у нее с собой фонарик. Какой смысл спотыкаться в темноте? Возможно, она тут и живет – поселилась, сбежав из нового здания. Приличный кров, тем более что тут никого нет – дом-то пустой. Теперь она здесь полноправная хозяйка, пока никого не позвала жить с собой. Может, ей даже нравится общество этой девочки, та ни в жизни ни черта не смыслит, ни в деньгах. Допустим, у нее даже есть какие-то одеяла, постельные принадлежности. Ей воровать не впервой, позаботиться о себе она умеет.

– Небось поначалу показалось круто, – предположила Пибоди. – Все равно как в поход пойти.

– И круто, и главное – прямо сейчас. Завтра – это для взрослых. В магазине Линь держалась скромно. Может, уже по дому заскучала. И как здорово, что именно в этот момент появилась подружка, да еще и место, где можно переночевать. А завтра уже можно будет вернуться к родителям. За ней приедут, отвезут домой. Будут плакать и кричать, но приедут. Но перед новой подругой выглядеть слабачкой не хочется. Она просто немного поболтается в этом жутковатом старом доме.

Ева стала подниматься по лестнице.

– А он мог уже быть здесь. Шелби его знает. Она его не боится. Может, как раз с ним она и обменивает секс на наркоту. Допустим, они ширяются. Это такой способ скоротать время, немного развлечься, повыпендриваться перед новенькой.

– И способ их накачать.

– Добавить чуточку чего-то в дурь, или что он им там предложил. Самую малость чего-то еще. И они делаются покорными. Не в беспамятстве, нет – какой смысл? Какая с этого радость? Просто одурманенные, податливые, глупые. Раздеть – по одной – и сделать то, что хотел. Наполнить ванну. Теплой водой – от холодной они могут прийти в чувство и затеять борьбу. Они погружаются. Может, чуточку подергаются, инстинктивно – и все.