Сновидения - Нора Робертс

Пробегая глазами досье, Ева думала, насколько типичны обе эти истории. Короткая, тяжелая жизнь, большая часть которой прошла на улице.

Ни одна из этих девочек не числилась ни в Обители, ни в БВСМРЦ.

Тем не менее это не значило, что между ними и этими заведениями не было никакой связи. Беспризорные подростки сбиваются в стаи, подумала она и стала искать возможные пересечения и совпадения. Сперва компания, потом – банда, но, даже если не заглядывать так далеко, дети улицы – как любые дети – в любом случае тяготеют к обществу себе подобных.

Шелби и Лярю побывали в колонии – не вместе, отметила она, однако… Вот оно!

У обеих был один и тот же инспектор в органах опеки. Теперь эта Одель Хорвиц в системе опеки уже не работает, но в этом нет ничего необычного, подумала Ева, поспешно схватив кружку с кофе, пока машина выдавала новые данные.

Социальные работники выгорают быстрее спички.

Хорвиц, сорок два года, второй брак, один ребенок. В настоящее время – управляющая цветочным магазином в Верхнем Истсайде.

Может, она что-то вспомнит, может, нет, но попытаться стоит. Ева взяла в руки телефон.

Она закончила разговор и уже потянулась за пальто, когда в дверной косяк негромко постучался Бакстер.

– Есть минутка, босс?

– Минутка есть.

Он вошел. Ботинки, как всегда, были начищены до зеркального блеска. У этого детектива гардероб скорее соответствовал Уолл-стрит, чем Убойному отделу, но, несмотря на замысловатые наряды, она знала, что на него всегда можно положиться.

– Нам с Трухартом вчера выпало одно дельце. Двойное убийство возле театра. Поножовщина.

– Да там у них прослушивания всегда бойней заканчиваются.

Он рассмеялся.

– Смешно, что ты об этом сказала, потому что это именно так и выглядит.

Он вкратце обрисовал двух актеров, претендующих на одну и ту же роль в новой постановке. Теперь один из них вместе со своей сожительницей лежат в морге.

– У второго алиби железное. Он был на сцене, играл Джино в новой версии «Вестсайдской истории». Рецензии на спектакль неоднозначные, но факт тот, что порядка двухсот зрителей в момент убийства любовались, как он отплясывает с Акулами.

– Там у них что, акулы на сцене пляшут?

Он засмеялся, но быстро понял, что она не шутит.

– Там две соперничающих банды, «Акулы» и «Ракеты». Это типа «Ромео и Джульетты», только все происходит в Нью-Йорке. Противоборствующие банды, первая любовь, насилие, дружба и верность, пение, танцы. Мюзикл, одним словом.

– Да уж, что верно, то верно, уличные банды всегда, прежде чем начать разборку, кидаются в песни и пляс.

– Тебе надо спектакль посмотреть, иначе ты не поймешь.

– Хорошо. Значит, конкурент убитого чист. Повезло?

– Мы приглядываемся к его полюбовнику. Уверяет, что, пока шел спектакль, все время находился за кулисами, и если это так, то он тоже не при делах. Есть несколько человек, которые вроде его там видели. Но пьеса идет два с лишним часа, и за это время он вполне мог ненадолго и выскочить. Мы проверили по секундомеру. От театра до места преступления пять минут ходу. Если пробежаться, то вдвое меньше. Приводов у него не было, орудия убийства мы не нашли, свидетелей тоже. Камер наблюдения там нет. Место – что-то вроде помойки. Но мое нутро, нюх – да что там, моя накачанная задница и то говорит мне, что это его рук дело.

– Так берите его и трясите!

– Это я и собираюсь сделать. Хочу Трухарта на него напустить.

Офицера Трухарта Ева глубоко уважала, хотя на нем все еще висели несколько выговоров.

– У тебя ни свидетелей, ни оружия, неплохое алиби, но ты хочешь, чтобы Трухарт заставил парня признаться, что он порезал двух человек, только чтобы его дружок получил роль в пьесе?

– Пока это основная версия. – Бакстер улыбнулся. – К тому же, когда мы парня допрашивали, он на Трухарта посматривал.

– В каком смысле?

– В том смысле, дескать, «не отказался бы пригласить тебя на ланч, съесть горячее с твоего крепкого животика с нежной кожей, а потом поиметь тебя на десерт».

– Слушай, Бакстер, зачем ты мне тут это все расписываешь?

– Сама спросила.

Ну да, спросила.

– Если ты считаешь, что Трухарт может его расколоть – тогда вперед. Только чтоб это было не из-за того, что раскрытие пришлось бы весьма кстати накануне предстоящего ему экзамена на детектива.

– Во-первых, он вполне может его расколоть, а во-вторых, это действительно будет весьма кстати. И придаст ему уверенности на экзамене. Все в выигрыше. – Он помолчал и прищурился на ее стенд. – Еще двоих опознали?

– Да, сегодня утром. А ты что, следишь за нашим расследованием?

– Мы все за ним следим. И если нужно, готовы работать сверхурочно.

– Спасибо. Я сообщу, если понадобитесь. А сейчас ступай и вяжи того парня.

Она вышла вместе с подчиненным и помахала Пибоди.

– За мной!

– Я нашла ближайших родственников двух последних жертв. Фримен. Отец неизвестен, мать отбывает второй срок за разбой, и там еще наркотики фигурируют. Сидит в Джолиете. В Куинсе есть тетка, это она подала заявление о пропаже.

– Да, я помню.

– А на Боуэн заявление писала старшая сестра, – добавила Пибоди, натягивая свое необъятное пальто.

– Там оба родителя побывали в местах не столь отдаленных, – продолжила за нее Ева, пока они спускались в гараж. – Старшая сестра подала на опекунство, когда ей только-только стукнуло восемнадцать. Заявление ходило по инстанциям, а девочку, пока суд да дело, поместили в приют.

– Эта сестра вместе с мужем держит ларек, сэндвичами торгуют. – Теперь настала очередь шарфа – целый километр ярко-зеленого цвета, который Пибоди накручивала и накручивала вокруг шеи, после чего завязала замысловатым узлом. – Точка у них где-то почти в самом центре. Двое детей. Судимость в несовершеннолетнем возрасте с нее снята, за ним – какая-то мелочь. Так что оба уже, считай, пятнадцать лет как чисты.

– Ровно столько, сколько прошло с исчезновения сестренки. Побеседуем с ними, а потом навестим тетушку в Куинсе.

– Бутербродный ларек – хорошее место для допроса, одновременно и перекусить сможем.

Ева прикинула время.

– Вот ты и займись. Я тебя высажу возле ларька, а сама поеду познакомлюсь с этим типом Фрестером. Потом свяжешься с тетушкой, и мы решим, нужна ли нам мамаша. Пересечемся на месте преступления. Мне надо там еще разок побродить.

– Я тебе захвачу поесть. Ты что хочешь?

– Сделай мне сюрприз.

Швейцар в отеле, судя по всему, был предупрежден. Обычному копу он бы наверняка потрепал нервы, выговаривая за парковку прямо перед шикарным входом в дорогой отель, но перед супругой Рорка он рассыпался в любезностях.

Это было даже противно.

Зато это сэкономило ей время, как и разговор с портье, который тоже наверняка был уведомлен о ее визите. В сопровождении охранника Ева без задержки пронеслась через многочисленные двери прямо в зал для торжеств.

Вот это называется роскошью. С канделябров каплями свисали сверкающие хрустальные подвески, которые выглядели одновременно и винтажными, и футуристичными; пол сверкал белизной мрамора с серебристыми прожилками, а дымчато-серый цвет стен оттенял черный блеск отделки и карнизов.

По ее прикидкам, за большими круглыми столами, накрытыми темно-серыми скатертями с синей подкладкой, сидели порядка пятисот человек. Официанты беззвучно, как привидения, передвигались по залу, убирая десертные тарелки, подливая кофе и наполняя стаканы минеральной водой.

Лемонт Фрестер стоял на широкой сцене, на фоне огромного экрана, куда проецировалось его изображение в компании всевозможных голливудских знаменитостей, музыкантов и политиков. Следом шли фотографии, на которых он вел душеспасительные беседы с заключенными, наркоманами, группами молодежи. Или же стоял в лесистых горах, в походном снаряжении, либо с мечтательным и благочестивым выражением вглядывался в бескрайние морские просторы, или сидел верхом на белом коне в какой-то золотой пустыне.

У всех этих снимков имелось одно общее свойство. В центре кадра всегда был Лемонт Фрестер.

Его голос лился ровно и был сладок и сочен, как целая корзина апельсинов. Было понятно, что все это тщательно отрепетировано – ритм речи, акцент на определенных словах, жесты, выражения, паузы, чтобы дать аудитории отреагировать смешком или одобрительными хлопками.

На нем был костюм-тройка, по тону точно посередине между цветом стен и скатертей. Интересно, подумала Ева, он его специально заказал к этому мероприятию, а заодно и галстук с бледно-серыми зигзагами на синем поле?

Для случайного совпадения уж больно идеальное сочетание, так не бывает. А человек, заказывающий себе гардероб под цвет помещения, где ему предстоит выступать, должен быть наделен неимоверным самомнением и гигантским тщеславием.