Шевалье - Синтия Хэррод-Иглз

Слезы появились у нее на глазах. Она осторожно отложила детскую рубашку, чтобы слезы нечаянно не упали на нежный шелк и не оставили на нем своих следов.

На следующий день после семнадцатилетия Матта Индия дала жизнь здоровому сыну. По случаю рождения нового наследника Морлэнда устроили большое празднество, ибо неоднократно со времени революции люди думали, что судьба Морлэндов обречена. Ребенка нарекли Джеймсом Эдуардом. Кловер, гордо исполняя роль крестной матери, тут же назвала его Джемми. Сокращенное имя прилипло к нему, совершенно так же, как произошло с самой Кловер.

Сейчас Кловис чувствовал, что может проводить в Лондоне больше времени, где другие дела Морлэндов также требовали его внимания. Матт, хотя все еще был одурманен Индией, тем более что она подарила ему наследника, постепенно брал в свои руки управление имением. Кловис видел, что вместе с Клементом и отцом Сен-Мором, подстраховывавшим его, Матт не наделает грубых ошибок. Индия, несмотря на то, что о ней думала Берч, оказалась энергичной хозяйкой дома. Оставив каждодневные заботы миссис Клу, она все-таки уволила некоторых слуг, от которых, по ее словам, было мало проку, устроила тщательную чистку и полировку, повесила новые занавеси, заменила покрывала и драпировки над кроватью и постепенно меняла внутренний вид дома.

Так случилось, что Кловис находился в Лондоне, когда Парламент принял в июне закон о престолонаследии, согласно которому после смерти Узурпатора трон должен был перейти принцессе Анне, а после ее смерти – тете Аннунсиаты, тетушке Софи из Ганновера. Была проделана огромная работа. Не думая, Кловис мог бы назвать несколько десятков имен людей с более обоснованными претензиями на трон, чем супруга курфюрста, но, конечно, все они были католиками, а Узурпатор, за которым стояла партия вигов, хотел быть уверенным в сохранении протестантской преемственности.

«Софи из Ганновера, – думал Кловис, – стала бы хорошей королевой, судя по тому, что Аннунсиата написала ему о ней». Она приходилась внучкой королю Джеймсу I, сестрой принца Руперта и являлась одной из лучших представительниц семьи Палатинов, умной, великодушной, талантливой. Но после нее пришел бы ее сын Георг-Луис, тупое и неприятное создание, какое только может быть, а после него – его сын Георг. Оба – до мозга костей чужеземцы.

Кловису пришло на ум, может ли полнейшее несоответствие ганноверцев повернуть течение событий в выгодное якобитам русло. Может быть виги наконец перехитрили самих себя? Похоже на то, что принцесса Анна мирно наследует Узурпатору, так как ее любили и она была дочерью короля. Но она не обладала крепким здоровьем и вряд ли могла долго прожить. Если она умрет, можно было бы не сомневаться, что страна предпочтет принца Уэльского грубой семье Гвельфов?

Тут другая мысль мелькнула у него в голове. Если бы принц Рупперт был женат на матери Аннунсиаты, сама Аннунсиата вполне могла быть названа королевой тем же самым законом о престолонаследии и, будучи католичкой, могла бы стать средством объединения интересов двух противоборствующих партий – католиков и протестантов. Странные думы! Кроме шуток, хотя вопрос о ее незаконнорожденности и непреодолим, однако она и Георг-Луис находятся в абсолютно равном положении по отношению к трону Англии: оба являются правнуками короля Джеймса I через его дочь Элизабет, Снежную Королеву. Кловис размышлял о королеве Аннунсиате весь вечер, что заставило его расхохотаться. Представлялось всего лишь забавным, что закон о престолонаследии может вообще предоставить какой-либо шанс Морлэндам.

В сентябре Кловис все еще находился в Лондоне, когда пришло известие из Сен-Жермен, что король Джеймс умер. Последовавшее очень скоро после этого письмо Аннунсиаты содержало больше деталей. Король недомогал с марта, когда его хватил удар. Летом он ездил в Бурбон на воды и, вернувшись, говорил, что чувствует себя лучше. Однако каждый знал, что дни его сочтены. Он умер спокойно в окружении семьи в три часа пополудни 16 сентября. Король Франции Людовик сразу же признал принца Уэльского королем Англии, Джеймсом III. Молодой король, которому сейчас тринадцать лет, издал манифест, утверждающий его права на английский трон.

Последовал немедленный дипломатический протест. Английский посол в Версале выехал, не получив позволения короля Людовика, а Узурпатор отослал французского посла из двора в Сент-Джеймсе. Король Людовик написал извинительное письмо, поясняя, что он признал принца Уэльского только формально, как наследника своего отца, но у него не было намерения предпринимать что-либо для восстановления принца на троне. Узурпатора письмо не убедило, и он провел через парламент билль о лишении гражданских прав, где предусматривалось, что Джеймс Стюарт будет казнен без суда, если когда-либо ступит на землю Англии, и признавалось государственной изменой для любого жителя Англии писать принцу и посылать ему деньги.

Тем временем бывшая королева написала принцессе Анне, прося ее помощи в получении возмещения для ее единокровного брата – принца Уэльского. Испания, Савойя, Модена и папа римский последовали примеру Франции в признании Джеймса королем. В то же время Голландия и Австрия встали на сторону Узурпатора и образовали тройственный союз против французско-испанских союзников. Кловису стало ясно, что готовится еще одна война в Европе, ибо Франция теперь возвратила все спорные территории испанских Нидерландов, а с тех пор как внука короля Людовика провозгласили королем Испании, Франция контролировала все порты на побережье Канала[17]. Права короля Джеймса III были побочным продуктом серьезной борьбы за поддержание равновесия сил, но будет ли война благоприятна для короля Джеймса или повредит его делу, никто не мог сказать. Усталый, с чувством опустошенности, Кловис возвращался домой в Морлэнд на Рождество.

Сабина с мужем и маленькой Франчес выехала на время в более южные края, но шотландские Морлэнды носили траур и остались дома. Бедный сын Кэти Джеймс отказался от неравной борьбы за жизнь и умер третьего декабря, ровно за четыре недели до восемнадцатилетия, не оставив после себя сына, а лишь двадцатимесячную дочку Мари. Матт искренне горевал о своем кузене, когда узнал о его смерти, но ничего не предпринял, а лишь подумал о выражении соболезнования Мавис, оставшейся вдовой в восемнадцать лет. Так крепко Индия овладела его сердцем. Они еще не возобновили интимных отношений, хотя «другие вещи» Индии продолжались, чтобы поработить мужа, и по крайней мере частично удовлетворяли его. Она говорила о них с ним искренно и открыто.

– Конечно, я хочу, чтобы у нас было много-много детей, дорогой, – уверяла она его.