Бумер-2 - Андрей Троицкий

— Я тебя в коридоре хорошо не разглядела, — Дашка жевала резину и, прищурившись, разглядывала дядьку. — А ты чего это такой? Будто с перепоя?

— Радости нет, чтобы пьянствовать, — через силу ответил Шубин. — Выдумываешь всякие глупости: с перепоя.

— Просто лицо отечное и глаза слезятся.

— Лицо отечно — потому что отекло. А глаза слезятся…

Дальше Шубин не мог придумать и замолчал.

— Ладно, проехали. У меня только один вопрос, — выпалила Дашка. — Если мне понадобиться еще одна неделя, отпустишь? Я позже отработаю.

— Отпущу, Даша, — кивнул дядька. — Конечно, отпущу.

— Ну, тогда спасибо. Что-то ты сегодня добрый. Подозрительно добрый. Только сильно не похмеляйся. Знай меру.

Дашка выскочила на кухню, оттуда на заднее крыльцо и по тропинке прямиком к остановке. Она успеет к автобусу, потому что в запасе еще минут пять. На ходу Дашка гадала, что это приключилось с дядей Мишей. Он сам не свой, будто пыльным мешком прибитый. Наверняка вчера наклюкался до чертиков и рассказывать не хочет. В воспитательных целях. Автобус подошел, Дашка вскочила на ступеньку, забыв о дядькином пьянстве.

До элитного поселка, где стоял особняк Захарова, всего полчаса езды и четверть часа ходу.

Эту ночь Кот провел в новой квартире Димона. Вчера в ресторане бурного веселья почему-то не получилось. Ошпаренный все подливал в рюмки, подзывал метрдотеля, через него заказывал лабухам новые песни. Кот много ел и много пил, но почему-то жратва была перстной, как баланда, а водяра не брала. Две шлюхи, которых Димон подманил к столику, оказались изысканно вежливыми и эрудированными, даже между делом помянули Северянина и Бродского. Когда долбанули по бутылке шампанского, перешли на глаголы и междометия. Костян, оглушенный музыкой, молчал и о чем-то раздумывал.

Димон, уже не пытавшийся его растормошить, заплатил девочкам за потраченное время, крикнув мэтра, бросил на стол деньги. И предложил прикончить жалкий огрызок вечера у него дома. За столом в гостиной приговорили еще одну бутылку, за пустыми разговорами засиделись за полночь. И разошлись по разным комнатам.

Костян проснулся рано. Окно спальни для гостей, где он ночевал, выходило на восток. Кот открыл балкон, вышел на воздух и закурил. Он долго наблюдал, как багровый солнечный диск поднимается над Москвой, а на проспекте с каждой минутой прибывает автомобилей.

На мягкой круглой кровати, похожей на вертолетную площадку, он, как ни странно, спал плохо. А сон оказался таким реалистичным и страшным, что лучше бы Кот вообще не засыпал. Приснилось, что он еще на зоне, сидит у постели Кольки. Впрочем, догадаться, что это именно Колька, довольно трудно. Лицо и грудь человека неумело наспех обмотано бинтами, на которых запеклась кровь и какая-то вонючая мазь, похожая на дерьмо. Колька пытается что-то сказать, но вместо слов из груди выходят только глухие стоны и коровье мычание.

У изголовья кровати стоит Чугур в кителе, перепачканном краской. Он сосредоточен и деловит, в одной руке держит раскрытый блокнот, другой рукой что-то записывает на бумаге. Не иначе как Колькино мычание. Наконец, засовывает блокнот в портфель из свиной кожи, и, выдерживая паузы между словами, говорит: «Похоже, откидывается твой друг. Жаль. Он был хорошим парнем, но сам все испортил. Ты же понимаешь, о чем я?»

Костян тупо кивает головой, мол, понимаю, хотя на самом деле ни хрена не может понять. «Все, что Шубин сказал сейчас — очень важно, — продолжает кум. — Я протокол состряпаю, по форме, как положено. А ты, как освободишься, придешь подписать. Уже завтра бумаги наверх уйдут. Там очень интересуются этим делом». «У вас китель испачкан, гражданин начальник», — говорит Кот. «Что китель? — морщится Чугур. — Всего-навсего тряпка с погонами. Есть в жизни вещи поважнее. Сейчас не до этого».

Исполненный важности, кум уходит, а Колька начинает бредить, размахивать покалеченными руками, что-то кричать, срывая с лица бинты. Кот мечется по тесной палате, выскакивая в коридор, зовет фельдшера, но никто не приходит. Колька кричит еще громче, он этих истошных криков готовы лопнуть барабанные перепонки. Наконец Кольке удается стянуть бинты с лица и груди. Кот смотрит на своего кента и закрывает глаза, потому что смотреть больно.

Колку, кажется, обварили кипятком, потому что кожа, свернувшись чулком, сползла, открывая на лице живое мясо, хрящи носа и глазные яблоки, похожие на огромные белые пуговицы. Костян выскакивает в коридор, сталкивается с лепилой. «Позови коновала, — орет Кот и хватает фельдшера за грудки. — Коновала зови, тварь, тебе говорят». «Нет его, — еще громче орет фельдшер. — В город на двое суток уехал. И не поможет тут никакой врач. Не поможет… Да ты не волнуйся, братан, справка о смерти уже готова. Все чин чинарем. Сам хозяин подписал». А дальше обрыв и темнота.

Вспоминая этот дикий сон, Кон прикурил сигарету от окурка, но табак горчил на губах. Он вернулся в комнату, натянул на себя новую купленную вчера в дорогом магазине рубаху, штаны от нового костюма и вышел в коридор. Прошел мимо открытой двери в какую-то комнату и остановился, из кабинета его окрикнул Димон. Оказалось, что он уже поднялся, переоделся к выходу.

Кот, присев на кожаный диван, осмотрелся по сторонам.

— Неплохо ты устроился, — сказал он.

— Скоро и ты устроишься не хуже моего, — Димон поднялся из-за стола, сел в кресло напротив Кота. — Вообще-то у меня к тебе разговор. Хотел вчера, но как-то это не к месту. По бухому делу, в кабаке… А когда дома продолжили, я уже не в форме был.

— Ну, говори, коли начали.

— Ты только не думай, что я от тебя откупиться хочу.

— Я думал, ты что-то новое скажешь. Опять об этом…

— Нет, ты все-таки послушай, для меня это очень важно, — Димон откашлялся в кулак. — Костян, тогда я реально обосрался. Меня тогда как парализовало. Нужно было взять плетку, выйти, положить их всех. Но в уме задним числом всегда все просто решать. А тогда, честно скажу, я зассал. Потом сколько раз говорил себе, что лучше бы уж я там остался, с пацанами. И столько же раз оправдывался тем, что у меня не было шансов. Но себя не наебешь, струсил я тогда. И всех подставил.

— Успокойся, — ответил Кот. — Я сам об этом много раз думал. Ну, как бы я поступил. Будь я на твоем месте. И тоже не нашел ответа.

— Потом чуть в петлю не полез, — оборвал Димон. — Если бы свою будущую жену не встретил, то давно бы уже… Сейчас у меня дочка и пацану два годика. Хорошая семья. Когда я узнал, что ты жив, стал искать место, где ты срок тянешь. Вышел на начальника…

— Спасибо, что вытащил. Но теперь все. Наши дороги расходятся.

— Что ты собираешься делать? — спросил Димон.

— Пока не знаю, — пожал плечами Кот. — У меня ведь мать жива. Хочу с ней повидаться, но тут проблема. Все ее знакомые, соседи по дому отлично знают, что я по мокрой статье тяну. И вдруг вышел, нарисовался так, что не сотрешь. С каких это хренов Огородников на свободе гуляет? Граждане могут проявить бздительность. И тогда меня запросто в новую командировку отправят. И не встретиться с матерью не могу.

— Ну, это мы как-нибудь решим. Осторожно, чтобы не было посторонних глаз и ушей. Я хотел о другом поговорить. Ты вышел, теперь надо с чего-то начинать. Про старое ремесло придется забыть. Теперь все это не нужно. Я хотел предложить вот что: у меня есть бизнес.

— Чистый бизнес? — удивился Кот.

— Я не сказал «чистый». А то ты подумаешь, что я в ангела превратился. Остается только крылышки на прокат взять. И на небо подняться.

— Никаких угонов? Ничего такого, чем мы раньше кормились?

— Жизнь круто изменилась, — сказал Димон. — Возможно, не в лучшую сторону. Угоны — это в прошлом. Сейчас не надо, задрав штаны, бегать со стволом и налик искать. Есть поставщики бензина и бензоколонки, которое берут горючее на реализацию. Не в Москве, в области и других областях. Здесь в городе работать нельзя, взятки сумасшедшие. Разоришься на одних откатах.

— В Москве всегда так было, — кивнул Кот.

— Сам понимаешь, бензин — левый товар. Оплата налом. Бабки отстирывают в одном дружественном банке. Это даже не банк, а прачечная, созданная специально для этих дел. Доходы зависят от объемов левака. А эти объемы… Как бы помягче сказать… Короче, объемы большие. Вот мое предложение: половина бизнеса — твоя. Будем вдвоем работать. Навар пополам. А в дело ты быстро воткнешься. Ну, что скажешь?

— А с какой ветки на тебя этот бизнес свалился?

— Вот именно: свалился, — кивнул Димон. — Ты Стаса Лысого помнишь? Это он начинал дело, его развернул. А я туда вошел почти голым. Позже меня Лысый поднял до своего компаньона. А потом начались эти блядские разборки. У многих бензоколонок была черная крыша, поэтому нам пришлось схлестнуться с лаврушниками. На нас наезжали и чечены и местные бандиты, даже ментов пристегнули из шестого отдела. В этих разборках Стаса мочканули. И многих его парней. Место освободилось. Тогда я стал как бы за него. Сначала временно. А потом так и осталось.