Тайны Второй мировой - Борис Соколов

Часто встречаясь с Апанасенко и наблюдая за его поведением и работой, я лично считаю:

1. Граничащая с самодурством самовлюбленность Апанасен-ко превосходит всякую грань партийности.

2. Апанасенко не разборчив в личном окружении, любит и жалует тех, кто перед ним больше подхалимствует и угодничает.

3. У Апанасенко нет никакой системы в руководстве. Он никогда не думает перед тем, как принять то или иное решение. Все делается им с наскока, «с кандачка» по формуле — «Я приказал, — я велел, — я требую».

4. В отношении к подчиненным Апанасенко груб и невыдержан. За последнее время его излюбленным выражением стало: «арестую», — «отдам под суд». Распоясанность дошла до того, что за последние дни, вопреки нашей воле и невзирая на наши возражения, по приказу Апанасенко отданы под суд не подчиненные и не подведомственные ему работники — комсомолец Кузьменко — вахтер охраны авиационного завода имени Горького, за то, что тот в проходной будке спросил у Апанасенко пропуск. Кузьменко на следующий день обратился с письмом к Апанасенко, в котором просил простить его и не судить. На этом письме Апанасенко наложил резолюцию: «Дирекции. Предать суду. Донести. Так советские люди не поступают со своими генералами».

Сегодня, несмотря на мои возражения, был отдан приказ № 0066 об отстранении от работы и передаче дела военному прокурору начальника Военно-строительного управления — орденоносца полковника Картенева, за невыполнение постановления Военного Совета о передаче фронту авторемонтных мастерских. Военстрой не подчинен штабу фронта, поэтому полковник Картенев на несколько дней, пока этот вопрос решался в Правительстве, задержал передачу мастерских. Судить его и отстранять от работы, безусловно, нельзя, но Апанасенко этого не может и не желает понять.

Тов. Сталин! Крайком партии и я лично после Всесоюзной партийной конференции, т.е. с момента прихода Апанасенко к руководству фронтом, делали все, чтобы поднять его авторитет, всячески помогали ему в работе, поддерживали все его начинания, старались предостерегать от ошибок. До войны Апанасенко кое-как воспринимал наши советы и считался с партийными органами. С момента объявления войны, вообразив себя единовластным «хозяином» Дальнего Востока, показал себя в общественном отношении как распоясавшийся вельможа, для которого никакие законы не писаны, а по деловым качествам — как весьма недалекий, ограниченный командир, доверять которому важнейший участок охраны и защиты Дальневосточных советских рубежей, по-моему, нельзя.

Прошу Вас, тов. Сталин, это мое искреннее убеждение принять во внимание при решении вопроса о руководстве Дальневосточным фронтом».

Однако Сталин «искреннего убеждения» Боркова не принял и 15 августа ответил главе хабаровских коммунистов следующим образом: «Недостатки Апанасенко, так же как и его достоинства, хорошо известны ЦК. Нельзя требовать от Апанасенко стопроцентного коммунизма в его повседневной работе. Апанасенко хороший вояка и неплохой руководитель в военной обстановке, уж во всяком случае, лучший руководитель, чем Штерн или Конев (предшественники Апанасенко на Дальнем Востоке; Штерн в этот момент доживал последние недели жизни в Лубянской тюрьме — через два месяца его расстреляли. — Б.С.). Вы должны учитывать это обстоятельство при установке отношений с Апанасенко. Видимо, т. Желтов не сумел найти правильный подход к тому, чтобы вести совместную работу с Апанасенко. Нам такие хорошие работники, как Желтов, очень нужны на западе. Я считаю целесообразным назначить членом Военного Совета Дальфронта т. Яковлева, а Желтова откомандировать в распоряжение НКО (Наркомата обороны. — Б.С.) для назначения его членом Военного Совета одного из фронтов»{145}.

Ничего не скажешь — перед нами законченный портрет самодура. Чувствуется, что Апанасенко мнил себя на Дальнем Востоке царем, богом и воинским начальником. И чего стоят после знакомства с посланием Боркова восхищенные отзывы об Иосифе Родионовиче генерала-диссидента Петра Григоренко и писателя-перебежчика Виктора Суворова{146}. В книге Григоренко «В подполье можно встретить только крыс…» читаем, что «даже внешностью своей Апанасенко был нам неприятен, не говоря уж о том, что за ним и впереди него шла слава самодура и человека малообразованного, неумного… Однако очень скоро те, кто стоял ближе к Апанасенко, убедились, что идущая за ним слава во многом не обоснована. Прежде всего, мы скоро отметили колоссальный природный ум этого человека. Да, он необразован, но много читает и, главное, способен оценить предложения своих подчиненных, отобрать то, что в данных условиях наиболее целесообразно. Во-вторых, он смел. Если считает что-то целесообразным, то решает и делает, принимая всю ответственность на себя. Никогда не свалит вину на исполнителей, не поставит под удар подчиненного. Если считает кого-то из них виновным, то накажет сам. Ни министру, ни трибуналу на расправу не дает»{147}.

Мне вспомнился один детский рассказ о Ленине. Стоит на посту в Кремле молодой курсант, только недавно прибывший в Москву. Идет ему навстречу Ленин. Часовой его в лицо не знал и потребовал у человека в кепке пропуск. Тут как раз проходили начальники курсанта и набросились на него чуть не с кулаками: «Да как ты смеешь у самого Владимира Ильича пропуск требовать! Вот мы тебя заарестуем!» Но Ленин их остановил: «Курсант действовал правильно. Он обязан у всех спрашивать пропуска, в том числе и у меня. Его не судить надо, а наградить за образцовое несение службы». Как кажется, много читавший Апанасенко с этим рассказом знаком не был и действовал совсем не так, как Ленин из детских книжек. И к тому же Иосиф Родионович совсем не собирался избавлять несчастного вахтера от трибунала, а напротив, требовал как можно скорее направить его в трибунал. К сожалению, мы не знаем, чем кончилась история с Кузьменко и Картеневым, отменил ли Апанасенко свои дикие приказы. В телеграмме Сталина Боркову ведь ничего не говорилось о жертвах апанасенковского произвола. Иосифа Виссарионовича, поддержавшего своего тезку в конфликте с Военным Советом Дальфронта, судьбы отдельных людей не волновали.

Почему именно такой человек как Апанасенко нужен был ему на Дальнем Востоке, Сталин объяснил Иосифу Родионовичу в 1943-м, когда отправил его на запад. Рассказ Апанасенко об этой встрече цитирует Григоренко. Сталин объяснил генералу, удивленному неожиданным отзывом из Хабаровска: «Скажи, кому я еще так доверял, как тебе? Ну, скажи! Не скажешь! Потому что никому. Тебе на Дальнем Востоке власть была дана больше, чем царскому наместнику. Тебе я подчинил все и всех… Всех подчинил. А как ты думаешь, им это понравилось? Как думаешь, им не хотелось из-под твоей власти уйти? Хотелось! И добивались. Писали. И на тебя писали. Чего только не писали! Даже то, что ты хочешь отделить Дальний Восток от России и стать царем на Дальнем Востоке. А я поверил? Нет! Не поверил! Я знаю, что ты преданный партии и… Сталину человек… Нападение японцев на Дальнем Востоке теперь практически исключено. Этим мы обязаны прежде всего нашим победам на советско-германском фронте и не в последнюю очередь твоей деятельности на Дальневосточном фронте. А в условиях относительной безопасности советско-маньчжурской границы нет смысла оставлять там руководителя такого масштаба как ты… И вот заканчивается война, а она уже через зенит прошла, и кто ты? Командующий не воевавшего фронта. Да еще командующий, на которого наветов написано не меньше, чем Дюма романов написал.

Поэтому я решил дать тебе возможность покомандовать действующим боевым, воюющим фронтом. Чтоб войну ты закончил маршалом, возглавляющим один из решающих фронтов последнего периода войны. Но начнем не с командования фронтом. Надо сначала освоиться с условиями боевой обстановки и поучиться»{148}.

В критический период войны Сталину на Дальнем Востоке нужен был эдакий диктатор-бурбон, способный обуздать местных партийных секретарей, в удалении от центра смотревших на свои области как на феодальные вотчины. Когда же победа в войне уже не вызывала сомнений, Сталин направил лихого рубаку-конармейца на запад — заработать ордена и маршальские погоны. Перед началом Курской битвы Апанасенко был назначен заместителем командующего Воронежским фронтом Ватутина. Вероятно, Сталин со временем предполагал поставить Апанасенко вместо Ватутина или вместо командующего соседним Степным фронтом Конева, которого, как видно из цитированной выше телеграммы, недолюбливал. Об этом и маршал Жуков свидетельствует. Он в свое время говорил Константину Симонову, что в начале войны Сталин к Коневу относился плохо и изменил свое мнение только после Курской битвы{149}.

Ивану Степановичу Коневу довелось стать маршалом и брать Берлин. А вот Иосифу Родионовичу Апанасенко трагически не повезло. В самом начале своей боевой деятельности он был смертельно ранен осколком немецкой авиабомбы и 5 августа 1943 года скончался{150}. А так бы вполне мог дойти до Шпрее и получить маршальскую звезду. Сталину нужны были такие грубые и беспощадные к собственным подчиненным генералы. Думаю, что победу он добывал бы большой кровью, но точно так же воевали и другие командующие фронтами: Жуков и Конев, Рокоссовский и Еременко, Говоров и Ватутин…