Красавица и босс мафии - Лола Беллучи

— Ты прекрасна, — хвалит она, и я глупо краснею.

— Пойдем. — Я беру ее за руку и тащу за собой, чтобы продолжить наши блуждания по бесконечным коридорам палаток.

Мы шли, шли и шли, пока не устали, а потом сели на стулья и заговорили обо всем и ни о чем. Разговаривать с Рафаэлой легко. Она все сделала так, чтобы мне было комфортно, когда я знала не более полудюжины слов по-итальянски, а сейчас, когда мы уже больше месяца занимаемся и все свободное время по вечерам и воскресеньям я провожу в одиночестве, читая свои записи, а с недавних пор и словарь, чтобы пополнить словарный запас, все становится намного проще.

Я часто меняю слова местами или делаю совершенно неправильные выводы, но это ничуть не мешает нашим разговорам. Чаще всего мы просто смеемся.

С больными ногами мы комментировали окружающие нас странности и даже обсуждали одежду некоторых женщин, говоря, что мы бы затащили их в ближайший туалет, чтобы сорвать ее с их тел, потому что мы хотим эту одежду себе. Конечно же мы поели, потому что, сколько бы я ни говорила "нет", Рафаэле было все равно.

Потом мы встали и пошли дальше. Я едва успеваю осознать, что прошло уже несколько часов, как вижу, что небо окрашивается в знакомые цвета, возвещая о наступлении ночи. Здесь они красивее. Я моргаю, чувствуя, как горят глаза, но с глубоким вздохом отгоняю желание заплакать.

— Тебе нужно идти, да? — Спрашивает Рафа с пакетом попкорна в руке.

— Да, — соглашаюсь я, смотрю на часы в одной из кабинок и вижу, что сейчас чуть раньше семи. Я должна быть в доме в семь тридцать.

— Ну что, пошли?

— Тебе не обязательно идти со мной, Рафа. Я же не могу заблудиться, — шучу я, но не сильно. Я действительно не могу заблудиться. — И танцы скоро начнутся. — Я машу рукой в сторону костра, трещащего в нескольких метрах от палаток, вокруг которого уже начали собираться мужчины и женщины. Рафаэла смотрит на огонь, прикусив губу.

— Ты уверена, что с тобой все будет в порядке? — Спрашивает она, разрываясь между тем, чтобы сопровождать меня или присоединиться к тому, что, по ее словам, было лучшей частью вечеринки.

— Уверена. — Я хватаю ее за руку и обнимаю. — Спасибо тебе, Рафа. За все! — Шепчу я ей на ухо.

— Не за что, — говорит она по-португальски, и я быстро отстраняюсь, ища ее глазами. Она широко улыбается и говорит: — Я тоже учусь. — Все еще на моем родном языке, и я обнимаю ее, смеясь. — Но тебе не за что быть благодарной, Габриэлла, — снова говорит она по-итальянски и отходит назад, оставляя, между нами, достаточно места, чтобы мы могли смотреть друг другу в лицо.

— Есть, — говорю я и качаю головой вверх-вниз, соглашаясь сама с собой. — Мне есть за что быть благодарной. — Она закатывает глаза и в последний раз быстро обнимает меня.

— Не нарывайся на неприятности. — Она подмигивает мне. — Увидимся завтра.

Я поднимаю указательный и средний пальцы, скрещенные перед моим лицом, и целую их.

— Обещаю. — Теперь моя очередь подмигивать. — До завтра, — говорю я на прощание, а затем поворачиваюсь в противоположную сторону и начинаю идти к главному дому.

* * *

Мои ноги болят, пока я иду к особняку, и я смотрю на них. Простые сандалии с ремешками определенно не идеальны для передвижения в течение всего дня. Лучше бы я надела кроссовки — единственную пару обуви в моем шкафу. Я морщу нос от сожаления, но что поделать? Небо уже темнеет, и я ускоряю шаг по пустынной тропинке, несмотря на дискомфорт, предвкушая горячую ванну.

— Так, так, так. Если это не бразильская шлюха. — От этой фразы, сказанной по-итальянски, у меня по позвоночнику пробегают мурашки, и я прибавляю шагу, не поднимая глаз от земли.

Я уже не первый раз слышу эти слова в свой адрес. Я игнорировала их раньше, буду игнорировать и сейчас. Вот только на этот раз не другие работники дома наглеют ради спортивного интереса, и я понимаю свою ошибку, когда натыкаюсь на твердую грудь, отбрасывающую меня назад.

Мне удается остановиться, прежде чем я упаду на задницу, но я тяжело сглатываю, когда поднимаю глаза и вижу трех мужчин, окружающих меня. Все трое одеты в открытые рубашки поверх белых футболок и длинные брюки.

У того, кто стоит справа, волосы подстрижены коротко, у того, кто стоит посередине, светлые локоны спадают на глаза, а у третьего темные волосы достаточно длинные, чтобы быть завязанными в низкий хвост на затылке. В руках у них бутылки с напитками, и если это не выдает их опьянение, то запах алкоголя, исходящий от них, — точно.

Они не такие крупные, как те, что сопровождали Витторио в Бразилии, и не в костюмах, но что-то в них есть, что-то темное, что заставляет меня быть уверенной, что это не рабочие, прибывшие на сбор урожая, а солдаты.

Я стискиваю зубы, сосредоточившись на том, как выбраться отсюда. Может быть, я смогу бежать быстрее их. Возможно. Нет, если бы они были трезвыми, но пьяными? Это большая вероятность, особенно с учетом того, что у меня болят ноги. Однако, возможно, это единственное, что у меня есть. Я достаточно сталкивалась с насилием в своей жизни, чтобы понять, что просить этих людей о пощаде — не выход. Я делаю еще один шаг назад.

— Il gatto ti ha mangiato la lingua? — Спрашивает мужчина посередине, и я, нервничая, не сразу понимаю, что это выражение — итальянская версия фразы "Кошка съела твой язык?".

— Нет. Эта сука не говорит по-итальянски, — отвечает мужчина слева, и мое сердце ускоряется, как будто оно знает, какие следующие слова вылетят из его рта. — Думаю, нам нужно показать, чего мы от нее хотим, разговоры тут не помогут.

Я должна кричать, что да, я понимаю их, прекрасно понимаю, но мой рот словно заклеен, а рваные вдохи натыкаются друг на друга, пытаясь войти и выйти через нос. Мужчина справа делает шаг ко мне, и мои конечности автоматически реагируют, когда одна из его рук хватает меня за руку.

Я поднимаю одно из своих коленей и бью его по яйцам, его глаза расширяются, сначала от удивления, а затем от боли. Он не ожидал от меня такой реакции, а его рефлексы, ослабленные алкоголем, не позволили ему среагировать на мою атаку. Однако