Броненосные крейсера типа “Адмирал Макаров”. 1906-1925 гг. - Рафаил Мельников

Командир немедленно дал радио об обнаружении немецкой подводной лодки, миноносцы во главе с “Новиком” приступили к ее поиску, продолженному и на следующий день. Но и новая угроза не стала уроком для “Паллады”, которая, возвращаясь из дозора с “Баяном”, отпустила охранявшие их два миноносца (они вступили в охрану пришедших на смену крейсеров “Россия” и “Аврора”).

U26 дождалась новой удачи, беспрепятственно выбрав позицию, уверенно с расстояния 500 м поразила торпедой идущую головной “Палладу”. Детонация погребов уничтожила корабль со всем экипажем. Только тогда был дан по флоту приказ о возвращении на базы всех крейсеров и замене их в дозорах миноносцами.

Новый момент истины для оставшихся без “Паллады” двух крейсеров наступил в дни предпринятых флотом активных минных постановок. Немецкие диверсии у русских берегов и напряженность затянувшегося ожидания вторжения германских дредноутов порождали и усиливали в русском флоте все более угнетавшие людей депрессивные настроения. “Еще один шаг, — писал И.И. Ренгартен в дневнике 2 октября, — и мы войдем в состояние беспросветной обороны”. 8 октября обнаружено единственное из всего экипажа “Паллады” тело лейтенанта Л.А. Гаврилова.

Панихида о нем стала едва ли не панихидой по всему флоту. Люди были близки к прострации. “А мы все стоим, — продолжал И.И. Ренгартен свои записи 16 октября — это отчаянно тяжело и пикто из личного состава даже не знает, что флоту категорично запрещено начинать активные действия, и нам строго указана операционная зона к Ost от линии Дагерорта”. Опасность застоя поняли наконец и в ставке. Н.О. Эссен после настойчивых ходатайств получил разрешение на проведение активных минно-заградительных операций. Их мотивировали оказанием помощи флангам армии. Оставалась, конечно, и главная задача — оборона на минно-артиллерийской позиции у Ревеля. После трех оборонительных постановок мин у Либавы и Виндавы поставили семь заграждений между Мемелем и Полангеном.

Тщательно отработав за это время свою минную технику, 1 декабря в море вышли с минами и крейсера. В этой операции “Макаров” (63 мины) занял место головного вместо “Баяна”, который из-за неполадок в котлах должен был вернуться в базу. “Рюрик” выставил свои 120 мин, а пришедший во втором отряде 2 декабря “Енисей” — еще 240 мин. Его прикрывали “Олег” и “Богатырь”. С моря к западу от о. Борнхольм в прикрытии были подводные лодки “Акула” и английские Е1 и Е2.

Отделившийся в соответствии с планом операции от “Рюрика”, “Макаров”, несмотря на сильный туман, свои мины выставил в виде трех банок и точно в назначенном месте. Это место и свои координаты он уточнил по маякам на южной оконечности о. Готланд и каждый раз, чтобы не выдать факт и место постановки, своевременно уклонялся от встречных судов. Не встретив в назначенном рандеву свои корабли, “Макаров” отходным путем самостоятельно пришел в Утэ. В итоге операции отходы к Даицистской бухте были перекрыты системой банок из 433 мим.

В последующих 13 постановках, выполненных в течение 1915 г., “Макаров” и “Баян” в октябре и в ноябре действовали совместно с крейсерами “Рюрик”, “Олег” и “Богатырь”, выставивших вместе 1260 мин. Еще в двух операциях в начале 1915 г. “Макаров” и “Баян” с “Рюриком” прикрывали постановку к востоку от о. Борнхольм 200 мин (“Олег” и “Богатырь”) и к северу от маяка Аркона 10 мин (“Россия”). На них 12/25 января подорвались крейсера “Аугсбург” и “Газелле” и погиб германский пароход.

Поход “Макарова”, начатый 30 января/12 февраля 1915 г. для прикрытия вместе с “Рюриком” очередной, как планировалось, еще более масштабной заградительной операции (крейсера “Олег” и “Богатырь” со 100 минами каждый и полудивизион особого назначения со 140 минами), сорвался и для больших кораблей был отменен из-за аварии “Рюрика”. Корабль шел в тумане недопустимо большим 16 уз ходом и не воспользовался опытом переднего метелота “Макарова” и не проверял глубину лотом.

Сильно, наверное, на “Макарове” удивлялись странности поведения шедшего за ним “Рюрика”, на котором проявили такое же “горе от ума”, какое в 1907 г. случилось с царской яхтой “Штаидарт”. Ее также посадили на необозиаченный на карте огромный валун.

Из других событий войны на Балтике самым значительным для двух крейсеров было их участие в сражении в открытом море 19 июня/2 июля 1915 г. В немецкой литературе он известен также как бой у Эстергарна (название маяка на восточной оконечности о. Гогланд). Этот бой, в котором русские имели все шансы на решительную победу, мог бы стать и весомым уроком для германского флота, заставив его командование (в случае полного уничтожения германского отряда) воздержаться от активных операций.

Бой произошел в результате совпадения двух операций, из которых немецкая удалась раньше. Новый командующий вице-адмирал В.А. Канин (1862–1927, Марсель), сменивший скоропостижно скончавшегося Н.О. Эссена, задумал операцию, поверив донесениям агентуры о сборе германского флота в Киле на смотр перед кайзером. Но немцы, как оказалось, поступили умнее, чем думали о них русские. Для постановки мин в русские воды, может быть, в качестве “боевого подарка” в составе особого отряда был послан заградитель “Альбатрос” с грузом 160 мин.

Русский флот, выйдя в море для обстрела Мемеля и уничтожения сил противника, разошедшийся с ним в тумане немецкий диверсионный отряд обнаружить не сумел. И это был первый серьезный просчет нового командующего. Дозорная цепь миноносцев, будь она развернута в походе, могла бы обнаружить немцев до того, как они, поднявшись к входу в Финский залив, сумели в тылу шедшего к Мемелю русского отряда поставить с заградителя “Альбатрос” его 160 мин.

Русские не сумели воспользоваться предоставляющимися им исключительными возможностями (точное радионаведение И.И. Ренгертеном бригады крейсеров на шедшие отдельно “Аугсбург” и “Альбатрос”) и по эффективности огня русские корабли, несмотря на блистательные предвоенные успехи в стрельбе, оказались на уровне эскадры З.П. Рожественского. Выпустив едва ли не половину боезапаса, “Макаров”, “Баян”, “Олег”, “Богатырь” сумели лишь незначительно повредить ничтожный по своему вооружению “Альбатрос” и позволили ему, выбросившись на берег, спастись в нейтральных шведских водах. Не лучшим был и результат второго боя, когда, как писал немецкий историк о “Рюрике” (он всю ночь искал потерянную им вместе с “Новиком” бригаду): “Наступил в первый раз за всю войну удобный случай бросить на весы истории его тяжелую артиллерию” (С. Ролльман, с. 160). Германский крейсер “Роон” (аналог “Баяна” и “Адмирала Макарова”) с его четырьмя 210-мм и 10 150-мм орудиями) и шедший с ним “Любек”, как все остальные отчаянно и искусно отбивавшиеся немецкие крейсера, сумели уйти от огня “Рюрика” и четырех крейсеров русской бригады.

В оправдание русского командующего можно, конечно, привести неблагоприятные природные условия (туман), искусно применявшиеся немцами радиосигналы о вызове в действительности отсутствующих вблизи германских подлодок, маломощность корабельных радиостанций, постоянную оглядку на возможность появления превосходящих сил противника и, наконец, израсходование на удивительно безрезультатную стрельбу большой части боеприпасов. Но в том и состоит искусство флотоводца, чтобы превозмогать все неблагоприятные обстоятельства.

К сожалению, результаты вполне подтверждают тот полный боли за неудачу флота анализ, который содержит самое нелицеприятное его описание в работе Петрова (1885–1938, чекисты). “Два боя” (Л., 1926). В ней, нуждающейся лишь в одном уточнении (вместо “Бремена” должен значиться крейсер “Любек”), в частности, говорилось, что неприятель был слаб и его следовало без промедления раздавить. Вместо этого бригада занялась нелепым, совершенно неоправданным усложненным маневрированием, а в стрельбе были нарушены все выработанные до войны правила управления огнем и все те рекомендации, которые в работе Н.И. Игнатьева (1880–1938) “Заметки по тактике” (Петроград, 1914) обобщали весь накопленный перед войной опыт.

В частности, самым непостижимым образом были проигнорированы и эпиграф “Заметок”, гласивший, что “при данном вооружении, снабжении и обучении действительность стрельбы всецело находится в руках тех, кто увлекался маневрированием”. А в рекомендация № 96 (с. 35) о массировании огня говорилось: “Если противник слаб, то его надо окружить, чтобы он не мог уклониться от боя, но никогда не надо стрелять в него с большого числа кораблей, чем это допускается условиями управления огнем, так как излишки числа путающих друг друга кораблей только оттягивают развязку и вызывают ненужный расход снарядов и износ пушек”.

Сдержанно, но внятно о результатах боя говорилось в примечаниях Н.В. Новикова (1880–1957) к исследованию немецкого историка Г. Ролльмана, “Война на Балтийском море”, 1915 г. (М., 1935, с. 153): “То, что в течение полуторачасового боя четыре русских крейсера, из которых каждый был сильнее “Альбатроса”, не смогли уничтожить противника и дали ему укрыться в нейтральных водах, свидетельствует прежде всего о неудовлетворительном руководстве боем и чрезвычайно низкой дисциплине огня (разрядка моя — P.M.). Напоминая о дезорганизовавшей бой “продолжительной суматошной стрельбе всех кораблей по одной цели”, Н.В. Новиков почти слово в слово повторяет затем те последствия нарушения правил массирования огня, о которых предостерегала рекомендация № 96 в работе Н.И. Игнатьева.