Волк насторожился - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А если те, кто копает, тоже успеют вызвать подмогу? Какая-то тревожная группа у них просто обязана быть…
— Ты профессионал или кто? Ваша с Валентином задача — нейтрализовать «копачей» и дожить до вертолетов. Дальше будет проще. Победителей не судят. Я тебе молочных рек и не обещаю, кстати…
— Ни даже законных двадцати пяти процентов? — усмехнулся Данил.
— Там видно будет, — сказал Глаголев. — Я с тобой играю честно, как видишь. Мог и наобещать…
— Ценю доверие…
— Брось. Какие тут, к лешему, проценты? Тебе шкуру надо спасать…
— Тоже верно, — сказал Данил. — А я вообще-то оттуда вернусь?
— Вернешься, — сказал Глаголев. — Хорошие свидетели всегда в цене, тем более в таком деле… Нет у тебя выбора, майор. Сунешься выкапывать для себя — я на тебя Валентина спущу, не успеешь дойти…
— А если я твоего Валентина, дойдя с ним до могилки, отправлю к Чингисхану?
— Ну, не мучайся детством, — поморщился Глаголев. — Я ж тебя держу за серьезного мужика… Куда ты потом-то денешься? Через Китай станешь уходить? Так они у тебя выгребут все золотишко до крупиночки, а самого пошлют воду возить на рисовые поля… Далеко от нас до более благополучных границ. Какую тебе машину дать?
— Да уж не «паджеро», — сказал Данил. — На нем только по пляжу телок возить… Машина, впрочем, у меня есть. «Уазик», фургон. Для таежных тропок ничего лучше и нет. Я бы, конечно, от «хаммера» не отказался, но на него ж сбегутся смотреть все окрестные белки с соболями, не говоря уж о людях…
— Нехай «уазик». Ну что, будем детали обговаривать?
«А доченька нас увлеченно слушает», — подумал Данил, вздохнул и сказал:
— Начнем о деталях…
Через полчаса он встал с кресла, ощущая себя шансоньеткой, которую поимели без ее согласия и бесплатно. Сказал, кивнув куда-то в глубь квартиры:
— Сильно испугалась?
— Ларка? Да не сказал бы. То ли вся в меня, то ли детство в заднице играет, не дошло еще, что это все всерьез, — в его голосе появилось нечто человеческое. — Ничего, спрячу в гарнизоне, с мужиками уже договорился. Есть там одна хитрая казарма со своим внутренним охранением. Главное, чтобы ее оттуда не выпускали, нашла себе игры, дура… Пошли.
Данил вышел следом за ним.
— Выезжай завтра же утречком, — сказал Глаголев. — Лучше, конечно, ночью…
— Лучше все же утром. Приеду, успею немного осмотреться…
— Тоже верно. Что такое? — он упруго, как распрямившаяся пружина, развернулся к двери.
Там с грохотом упал стул. Выскочила Лара с шалыми, совершенно дикими глазами, показала рукой:
— Там их машина… Внизу…
Глаголев кинулся к балкону. Лара моментально сунула Данилу в карман смятый бумажный комочек, подмигнула и убежала за папочкой.
— Никого, — послышался голос генерала.
— Только что стояла напротив скамейки…
— Перепутала. Или показалось. Ничего, не рискнут они средь бела дня…
Глаголев вышел, смущенно покрутил головой:
— Померещилось дурехе…
— А что ты хочешь? — честно глядя на него, сказал Данил. — Шестнадцать годков все-таки… Ты когда улетаешь?
— В десять вечера придет машина, закинут прямо на аэродром. К одиннадцати вернется Валентин, повезет ее… — он подозрительно покосился на Данила. — Ты к чему это?
— Значит, она час будет одна?
Глаголев досадливо покачал головой:
— Тут, верно, получается окно… Не рискнут. Дверь крепкая, в квартире два газовика и помповушка, да и в холле с десяти до пяти сидит нанятый сержант. Скинулись…
— Там, между прочим, стоит подозрительная тачка, — сказал Данил. — Синяя «тойота» с двумя жлобами.
— Да? Черт, не лететь мне никак нельзя, и Валька раньше одиннадцати не вернется…
— Я могу подежурить, — сказал Данил.
Глаголев впился в него внимательным взглядом:
— Ты ничего такого не комбинируешь?
— Да брось ты. Думаешь, если у меня нет детей, я не понимаю?
— Ну ладно. Запомни код. Только смотри, я тебя предупредил — если начнешь чего-нибудь крутить, если вильнешь с кладом, из-под земли выкопаю…
«Тойота» стояла на прежнем месте. Данил прошел мимо насколько мог равнодушнее. Если они связались с кем-то по рации, будет хвост…
Через несколько кварталов он установил, что хвоста нет. Загнал машину в тихий дворик, вылез и прошелся вокруг с детектором. Не удовольствовавшись отсутствием красного огонька, облазил «жигуль», чуть ли не обнюхал.
Нет, «маячка» ему не всадили. И хвоста не послали. Значит, не по его душу явились гости, они вообще не знают его в лицо.
Еще сутки назад он преспокойно достал бы рацию и вызвал столько людей и машин, сколько ему заблагорассудится. «Тойоту» и ее владельцев моментально установили бы, взяли под наблюдение при нужде…
Теперь же он прекрасно понял, что ощущают слепые и безногие. Он рискнул довериться Кондрату, доверенному лицу самого Лалетина, поручил ему стеречь Каретникова — но на этом следовало остановиться. Отнюдь не оттого, что он не доверял кому-то — просто надлежало прочно лечь на грунт и обрубить абсолютно все ведущие к нему ниточки. А поутру же сматываться из города. Бортко тоже не волшебник, и всякого начальства над ним полно…
Он приехал в речной порт, оставил машину у вокзала, довольно нелепого серого здания сталинской постройки, чрезвычайно смахивавшего на обком в миниатюре. Вышел на набережную, свернул вправо, прошел мимо белоснежного многопалубного красавца «Федора Достоевского» — на палубе раскованно гомонили иностранцы — мимо парочки кораблей поплоше, но, в общем, столь же презентабельных. В самом конце причала стоял невидный кораблик, маленький речной теплоход с ботаническим названием «Багульник».
Невидным кораблик был только снаружи — внутри его давно и старательно переоборудовали, и из бывшего грузопассажира, лет десять трудившегося на Шантаре, получилось что-то вроде неплохой яхты. На красавице Шантаре, протянувшейся по Сибири на четыре с лишним тысячи километров, такая игрушка просто необходима, если у тебя есть достаточно денег. Зарубежные партнеры, вроде бы привыкшие ко всему земному шарику, после пары суток прогулки по реке приходят в тихий экстаз — очень уж красивые места, сибирская Швейцария, в чем единодушно сходились, несмотря на полное несовпадение в остальном, столь разные люди, как Ленин, Сталин и Пилсудский (отбывавшие здесь ссылку, не одновременно, правда)…
Сходни были убраны. Данил перепрыгнул на борт — и откуда-то сбоку моментально выдвинулся бдительный вахтенный, в безукоризненных черных клешах и тельняшке, чуть оттопыренной на правом бедре кобурой. На голове у него красовалась черная фуражка с эмблемой «Интеркрайта» — у Кузьмича «Багульник» был маленькой слабостью, вполне, думается, простительной, не так уж много слабостей у шефа и насчитывалось. Данил прекрасно знал, откуда это пошло — помнил, как они пацанами сидели на обрыве, смотрели на пароходы и мечтали о своих таких, но он помалкивал, конечно.
Вахтенный приветствовал его со всем уважением, однако без малейшего удивления — сюда просто-напросто новости доходили с большим опозданием, никто не знал ни о смерти Данила, ни о его чудесном воскрешении.
— Кэп на месте? — спросил Данил.
— Так точно, адмирал! — вахтенный приложил к козырьку два пальца.
— Милый, мы не в Польше… — рассеянно сказал Данил и направился знакомой дорогой.
У двери капитанской каюты вежливо постучал.
— Прошу! — послышалось изнутри.
Данил вошел. Капитан Довнар, невысокий, в плечах едва ли не шире двустворчатого шкафа, украшенный великолепной рыжей шкиперской бородкой, сидел за столом и читал пухленький польский детектив, на глянцевой обложке которого красовалось некое шифрованное письмо, истекающее ярко-алой кровью — а к нему тянулась из угла определенно злодейская рука в черной перчатке.
— «Тайна Юлии», — сказал капитан.
— Что? — Данил невольно вздрогнул.
— Название такое, — капитан показал книжку в захлопнутом виде. — Зейдлер-Зборовский, знаменитая серия о майоре Довнаре. Пикантно читать, знаете ли, то и дело о собственную фамилию спотыкаясь. Я вам потом дам. Коньячку хотите?
— Наливайте, — сказал Данил. — Самую малость.
Кабинет был в надлежащей степени эффектен: в углу красовалась модель трехмачтового парусника, одну стену занимал советский военно-морской флаг, на другой мирно соседствовали портреты адмирала Колчака, маршала Пилсудского и самого капитана в старинном кунтуше, с рукой на рукояти позлащенной сабли.
Капитан Ежи Довнар, младше Данила десятью годами, не без некоторых оснований считался личностью исторической. Как и Данил, прапраправнук сосланного сюда за которое-то из восстаний поляка. Поляков отчего-то принято было ссылать главным образом в Шантарскую губернию, где они из-за хронического недостатка грамотных великороссов частенько выходили в чиновники, а один сто тридцать лет назад даже положил в этих краях начало пивоварению, открыв первый в Шантарске пивзавод. Дедушка и отец Довнара (до тридцать одного года писавшегося Георгием) стали речниками, а Жора, пренебрегая пресной водой, поступил в военно-морское училище и к тридцати одному году был уже капитаном второго ранга, имея под своей командой эсминец с классическим именем «Стерегущий».