Как общаться с вдовцом - Джонатан Троппер

Когда мы кончаем, Лейни засыпает, и я тихонько подбираю с пола одежду. Я пробираюсь по покрытому ковром коридору и вдруг слышу, как в туалете спустили воду, и я замираю. Из туалета выходит четырехлетняя дочка Лейни, Ребекка, такая же рыжеволосая, как мама. В розовой пижамке она похожа на маленького ангела. Она смотрит на меня мутными от сна глазами, подходит и неожиданно тянется ко мне, чтобы я взял ее на руки.

— Уложи меня в кроватку, — говорит она сонно.

Я беру девочку на руки, она крепко обнимает меня и утыкается лицом мне в шею, так что я чувствую щекой ее пухлую щечку. В тусклом свете ночника в виде феи Динь-Динь я оглядываю розовые стены, плюшевое белое одеяло в розовых сердечках, набор мягких игрушек вокруг кровати. Я укладываю ее в постель и плотно укутываю одеялом. Я хочу выпрямиться, но тут она поднимает голову и, не открывая глаз, целует меня в подбородок.

— Я тебя люблю, — говорит она и отворачивается к стене Горячая дрожь в моей груди поднимается к горлу. Я на цыпочках выхожу из комнаты, пробираюсь по коридору и бегом спускаюсь на первый этаж.

Я возвращаюсь домой около полуночи, обнаруживаю, что у тротуара припаркована машина матери, и снова чувствую себя, как в шестнадцать лет: я вернулся домой после «комендантского часа» и попался, я занимался черт-те чем и недоумеваю, что именно известно родителям. Мать сидит на диване в гостиной и дремлет под Лено[25], Клэр спит, положив голову ей на колени. Мать сидит, откинув голову на спинку дивана, ее прическа сбилась и смялась, макияж размазался, так что кажется, будто она не в фокусе. Левую руку она запустила в волосы Клэр, а в правой держит полупустой бокал вина, который каким-то чудом стоит вертикально у нее на груди, как будто мама заснула, не донеся бокал до рта. На столе пустая бутылка мерло, других бокалов не видно, и это хорошо (значит, Клэр ответственно относится к своей беременности), но и немного печально, потому что мать явно уговорила всю бутылку в одиночку.

Я тихонько берусь за ножку бокала, чтобы забрать его, но мать тянет бокал на себя.

— Возьми свой, — бормочет она, шевельнувшись.

— Привет, мам.

Она открывает глаза.

— От тебя пахнет сексом.

— Что ты здесь делаешь?

Она допивает вино в бокале и протягивает его мне.

— Но если ты занимался сексом, — зевнув во весь рот, продолжает она, — почему же ты не остался на ночь?

— Мама!

— На ум приходит несколько предположений, и ни одно из них не сулит тебе ничего хорошего.

— У меня все отлично, — возражаю я, падая в кресло.

— Хорошо выглядишь, — замечает она язвительно и сверлит меня суровым взглядом. — Ладно, Дуглас. В нашей семье секретов нет.

Я смеюсь.

— В нашей семье вагон секретов.

— Нет. Мы лжем. В семье ложь необходима. Иначе мы не смогли бы смотреть друг другу в глаза. Но поверь мне, секретов у нас нет.

На экране взвинченный Лено, подвывая, вещает таким голосом, словно он наглотался гелия.

— Я думал, ты Лено терпеть не можешь, — недоумеваю я.

— Я сижу на пульте.

Я протягиваю руку и выключаю телевизор.

— Так что же тебя сюда привело?

Она нежно убирает волосы с лица Клэр.

— Клэр нужно было со мной поговорить.

— И она позвонила тебе?

— А что, в это так трудно поверить? — обиженно парирует мать. — Ей сейчас нелегко, и она хотела поговорить со своей мамой.

— Ну что ты, я уверен, что все так и было.

Она с любовью смотрит на Клэр.

— Бедняжка несколько суток не спала. Она всегда так переживала стресс, еще с детства. А когда все совсем плохо, она может заснуть только так. Я приезжала к ней, и когда она жила в городе, и к ним со Стивеном. Я знаю, как ее успокоить.

— Я никогда об этом не слышал.

— Это точно. Ты не можешь знать все.

Я откидываюсь в кресле и закрываю глаза; мне грустно, и я испытываю чувство вины из-за несчетного количества причин.

— Прости, мам. Я не хотел тебя обидеть.

Она поднимает глаза и смотрит на меня.

— Не извиняйся. Ты же мой любимый сынок. Просто будь немного добрее. Не у тебя одного горе, знаешь ли.

— Я знаю.

— Вот и славно. А теперь будь так добр, налей мне еще вина.

Я поднимаю пустую бутылку и переворачиваю вверх дном.

— Может, хватит?

— Мне кажется, я только что попросила тебя быть добрее.

— Ты останешься на всю ночь?

— Я уеду на рассвете. Если, проснувшись утром, твой отец не увидит меня, он расстроится.

— Ты же устанешь.

— Посплю днем. Потренируюсь для дома престарелых.

Она закрывает глаза. В темноте не видно ее морщин, и она снова выглядит как моя мама, женщина, лежавшая ночами на моей кровати и рассказывавшая мне истории, которые всегда начинались словами: «Когда я была молода и красива…» Тут я всегда прерывал ее и говорил: «Ты и сейчас такая», а мама целовала меня в нос и продолжала: «Ну так представь себе, как я выглядела тогда». А потом, после рассказов, чтобы я уснул, она пела мне песни из мюзиклов. Иногда, засыпая, я все еще слышу, как она поет «Не плачь по мне, Аргентина». Сейчас она дремлет на диване у своего овдовевшего сына, убаюкав разведенную дочь, а потом уедет домой, чтобы ее больной муж в панике не разнес весь дом.

— Мам, — хрипло зову я, помотав головой.

Она открывает глаза.

— Все в порядке, Дуглас.

— Не все.

— Жизнь есть жизнь. Не бывает счастливых концов. Бывают счастливые дни, счастливые минуты. Единственный конец — это смерть, и поверь мне, никто не умирает счастливым. А за то, что ты не умер, приходится платить: жизнь все время меняется, и единственное, в чем можно быть уверенным, так это в том, что ты ничего не можешь с этим поделать.

— Жаль, что у нас все так вышло, — говорю я. — Тебе, наверно, больно за нас.

Она пожимает плечами.

— Если бы все было так просто, я никому не была бы нужна, и кто бы тогда обратил на меня внимание?

— Все дело в тебе, да?

— Жизнь — это сцена, а я — звезда спектакля.

— Хочешь, я тебе постелю?

— Просто принеси одеяло. Я останусь здесь, — отвечает она, глядя на Клэр с такой нежностью, что я отвожу взгляд. — Кстати, Дуглас…

— Что?

— Не забудь принести мне вина.

Глава 29

Слух о том, что городской вдовец начал ходить на свидания, разнесся как зараза, и вот уже на моем автоответчике полно сообщений от друзей и соседей: им не терпится рассказать мне о разведенках и вдовах, с которыми я просто обязан познакомиться, об одиноких сестрах и кузинах, которые непременно должны мне понравиться. Клэр, не дрогнув, сужает поле поиска: сначала она удаляет все сообщения, не отвечающие ее критериям, а потом планомерно обзванивает оставшихся, лаконично и до смешного дотошно составляет словесный портрет, требуя фотографий и подробного рассказа о претендентках.

— В конце концов, я лишь хочу, чтобы никто не остался разочарован. Адрес моей электронной почты у вас есть. Поговорим, когда я посмотрю фотографии.

— Вы уже рассказали мне о том, какое у нее милое личико. А я вас спрашиваю о ее заднице. Отвечайте, да или нет. Послушайте, позовите к телефону мужа.

— Так это было кесарево сечение или обычные роды? Ладно. Выясните это и перезвоните.

— Дело не в том, что я вам не доверяю. При всем уважении, ребе, ваша профессия ни в коей мере не является гарантией того, насколько у вас развито чувство прекрасного.

Наконец она останавливается на Сьюзен Джаспер, разведенной даме лет тридцати, чью кандидатуру отстаивал Майк. Она его ближайшая соседка, и если бы он не был по уши влюблен в Дебби, он бы сам встречался со Сьюзен. Я быстро догадался, что занятые мужчины хотят свести меня с женщинами, которых сами втайне вожделеют, чтобы я таким образом встречался с этими женщинами за них. Если бы могли, они бы сами завели с ними роман, но, коль скоро они не могут, придется это делать мне. По словам Майка, жизнь Сьюзен пошла под откос несколько лет назад, когда четырнадцатилетняя девчонка, с которой ее супруг познакомился в чате и договорился встретиться в мотеле в Коннектикуте, оказалась агентом ФБР, занимающимся ловлей сексуальных хищников на живца. Судя по нервному поведению Сьюзен за ужином в итальянском ресторанчике «Минео», она до сих пор не оправилась от шока. Улыбка у нее натянутая, будто она под столом поднимает гирю, она смеется — кстати, слишком поспешно — пронзительным, возбужденным смехом. Но у нее копна длинных светлых волос, дымчатые голубые глаза и острый ум, значение которого она склонна приуменьшать. Я ей сразу же понравился, потому что у меня все волосы целы, нет бывшей жены и детей от первого брака. Я отмечен Божьей волей. Мои страдания трогательны, я молод, строен, печален и прекрасен.

Проблема свиданий в том, что всегда приходится рассказывать о том, чем занимаешься, а в моем случае это значит говорить о колонке, которую я веду, то есть о Хейли, чего мне совсем не хочется. Вместо этого мы рассказываем друг другу о нашем детстве, братьях и сестрах — обычно мне удается извлечь выгоду из того, что у меня есть сестра-близнец, — а потом о кино, и это отлично, потому что я смотрел все, а потом об университетах, в которых мы учились. Напоследок, поскребя по сусекам, мы болтаем о неудачных свиданиях.