Грех - Кирилл Казанцев

– Выходит, дело с убийствами священников раскрыто?

– Если бы так.

– Я тут новости смотрел, так там передавали, что завод свечной в Свято-Покровском монастыре сгорел. Вроде еще один священник там погиб. Это как-нибудь связано?

– Самым прямым образом. – Нежин вжикнул застежкой «молнии» папки, в которой лежали прозрачные файлики с фотографиями. – Вот что, Валерий Павлович, осталось в сухом остатке. Специалисты из МЧС однозначно определили, что причина пожара – поджог.

– Сперва бензин полыхнул?

– Да, и не одна бочка, – подтвердил Николай.

– А температура, конечно же, такая была, что если там кто и находился, то труп в пепел рассыпался?

– Естественно, воск хорошо горит и жарко.

– Если свечные заводы поджигают – значит, это кому-нибудь нужно, – ухмыльнулся Зимов, произнеся чуть подправленную расхожую цитату из Владимира Маяковского.

– И очень нужно. Особенно если на пожаре сгорают вещественные доказательства и трупы, от которых необходимо избавиться.

– И кто же на том пожаре погиб? – Криминалист отхлебнул кофе.

Николай принялся раскладывать на небольшом столике файлы с фотографиями.

– Вот, – продемонстрировал он одну из них. – На месте пожара обнаружено табельное оружие, принадлежащее командиру отдельного батальона полицейского спецназа майору Крапивину. Сам майор в ту ночь дома не ночевал. После пожара его никто не видел. Получается, что он там и сгорел.

– Ну что ж, – пожал плечами Зимов. – Тут может быть два варианта. Или свои же подельники решили, что майор слишком много успел наворотить, и от него избавились. Или же он имитировал собственную гибель. А сам сейчас где-нибудь за границей ошивается с фальшивым паспортом.

– Видимо, сгорел. Там стрельба была. Куча гильз и от «макарова», и от автоматов. Да и бочки простреленные. Похоже, что его мертвого в огне оставили.

– Скорее всего, так. А еще кто?

– Пара охранников сгорела. Но это так, мелочовка. Главное, что в огне погиб и настоятель монастыря архимандрит Филарет.

– Что, и тело нашли? – поинтересовался Валерий Павлович.

– Тела не нашли. Вот все, что от него осталось, – продемонстрировал Нежин еще одну фотографию.

В изображении отдаленно угадывались останки дорогущих часов «Ролекс», которые имел обыкновение носить иеромонах.

– Так больше ничего и не осталось?

– Ну, еще лужица расплавленного серебра – предположительно от панагии, которую носил архимандрит. Так что почти со стопроцентной уверенностью можно сказать, что он превратился в пепел и с дымом поднялся к небесам.

– Чтобы потом гореть в аду, – добавил Зимов.

– А вот это уже сто процентов. Потому как открылось еще одно очень интересное обстоятельство. За день до пожара на свечном заводе «правая рука» Филарета…

– Десница, в смысле, – вставил Валерий Павлович.

– Не понял?

– Ну, это так «правая рука» по-старославянски называется – десница. Ты что, не слышал: «десница Господня», «посадить одесную»?

– Слышал, конечно. Но из-за этой службы все умные слова забываются. У меня сейчас в голове одна протокольная лексика присутствует.

– Ну так что «правая рука» Филарета?

– Отец Меркурий заказным письмом за день до пожара отправил в Патриархию покаянное послание. Мол, он знал о финансовых нарушениях и махинациях, которые творит в монастыре архимандрит, но пытался его усовестить, призывал покаяться. А тот упорствовал.

– Короче, отец Меркурий написал на Филарета донос, если выражаться протокольным языком?

– Именно донос. И теперь вот что получается. В Патриархии прегрешения архимандрита признают, на это Меркурий и документы представил. Вроде бы выходит, что Филарет осознал, что впал в смертные грехи, и решил вот таким вот нетривиальным способом покарать себя. Поджег свечной завод и сгорел вместе с ним, почему-то прихватив с собой на тот свет майора Крапивина. Нашлись и свидетели, которые показали, что это архимандрит вроде бы киллеров нанял, чтобы священников, знавших о его махинациях, убрать.

– Бред полный получается.

– И я говорю – бред. Но только ни церковное начальство, ни мое так не считает. Мне прямым текстом сказали, что дело это никогда до суда не дойдет. На него все время будут продлевать и продлевать сроки расследования, до бесконечности. И огласки никакой не будет. Хорошо, что еще никому в голову не пришла идея объявить архимандрита мучеником, который сгорел, пытаясь потушить пожар. Все, перспектив никаких – дым в небо, концы в воду. А отца Меркурия, скорее всего, когда траур по архимандриту окончится, назначат настоятелем монастыря.

– А ты кофе-то пей, пей. Хороший получился.

– Начальство мне сказало в отпуск уходить, – совсем упавшим голосом произнес Нежин, отхлебывая остывший кофе.

– Может, плюнь на все и отдохни? Чего головой о стенку биться? Пусть уж Господь со священниками разбирается: кого в рай, кого в ад. Не нам, мирским людям, в церковные дела лезть.

– Не могу я так, – признался Нежин. – Убийство есть убийство. И неважно, кого убили – бомжа возле подъезда или священника.

– У тебя есть зацепки?

– Есть, – тут же отозвался Николай. – Мужик тот, что меня вырубил возле скита убитого монаха-отшельника.

– Думаешь, он исполнитель убийства? Его Филарет или кто там еще нанимал? – По голосу Зимова чувствовалось, что он не верит в то, что говорит, – просто подталкивает своего ученика к правильному решению.

– Загадка он для меня. В то, что он убийца, не верю.

– Это почему? Опера, тебя то бишь, он грамотно вырубил. Рука не дрогнула. Значит, жалости в нем немного.

– Знаете, мне кажется, что он тоже мент.

– Ну, ты даешь. Тогда чего он на тебя набросился?

– Нутром чую, что мент. Он же, когда уходил, «табель» мой не подобрал и удостоверения не тронул. Уголовник первым же делом, чтобы мне напакостить, ствол бы забрал и ксиву.

– Конечно, за это с оперативника первый спрос.

– А он все это оставил. Значит, не хотел мне подлянку делать. А вырубил меня, потому что не было у него времени, а может, и желания, что-то важное объяснять. – Нежин огляделся и понизил голос: – Я вот что подумал, – перешел он уже на шепот, – вы, конечно же, слышали, что вроде бы существует такая тайная организация по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти и входят в нее честные офицеры из силовых ведомств. Так вот, мне кажется, что этот мужик из них. Теперь они и за церковников продажных взялись.

Зимов внимательно посмотрел на Нежина.

– А ведь ты это с языка у меня снял, – усмехнулся он. – Давно я с тобой хотел поговорить на эту тему. Да все сомневался.

– Во мне?

– Ну как тебе сказать…

Службу отпевания архимандрита Филарета проводили скромно. Все-таки в городе ходило много слухов, домыслов – один фантастичнее другого. Пришли только те, кто случайно узнал о времени. Поскольку тела не нашли, то и гроба не было. Вел службу отец Меркурий, к которому перешло после покойного управление монастырем.

Неровно горели, брызгая расплавленным воском, свечи, и прихожане перешептывались, что, мол, это не к добру – по народным поверьям считается, если церковная свеча скворчит, то в ней черт сгорает. А чертей в главном храме монастыря водилось множество. Зычно звучал голос отца Меркурия, отражался от сводов. Грустными глазами с купола на происходящее внизу смотрели любовно нарисованные братом Нафанаилом Спаситель и Богоматерь. Благовонный дымок вырывался из позвякивающего кадила. Золотились одеяния священников.

Возможно, все бы прошло чинно, благородно, но все благолепие испортил один из нищих, побирающийся у монастырских ворот, – юродивый Пашка. К юродивым в России исторически трепетное отношение, им разрешается говорить то, что другим нельзя. Ведь считается, что временами устами сумасшедшего со смертными разговаривает сам Бог. А Пашка и был самым настоящим сумасшедшим от рождения. Как-то застрял на умственном уровне шестилетнего малыша и так дальше не пошел в своем развитии. Ходил во всяком отрепье, хотя люди давали ему и пристойную одежду. Питался чем Бог пошлет. Кто булочку даст, кто пакет чипсов, а кто и колбасу с овощами купит.

И вот когда после службы отец Меркурий выходил из храма, направляясь к своей не по чину дорогой машине, Пашка, сгорбившись, подскочил к нему и заверещал:

– Ты убийца! Ты, отец святой!

Прихожане и сопровождавшие Меркурия растерялись. А затем Пашка абсолютно не в лад добавил:

– Налей сто грамм! Налей сто грамм!

Последняя фраза ясно была не от Всевышнего. Просто наслушался юродивый местных алкашей. Отец Меркурий помрачнел, но все-таки сдержался. Зычно произнес:

– Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие небесное, – и перекрестил Пашку.

Тот отпрыгнул от него, словно священник был сделан из раскаленного докрасна железа, и вновь заверещал:

– Убили, убили архимандрита! – Побежал, подпрыгивая по улице, взмахивая рукавами рваной куртки, словно подбитая ворона крыльями.