У нас была Великая Эпоха - Игорь Оськин

Обустроить стол помогала жена Константинова – икра и прочие деликатесы из обкома.

Теперь Колесов тоже побывал там.

Под шумным руководством тамады Гуркова застолья проходили бурно и весело. Друзья Рейнера сближались между собой.

Евдокимов получил четырехкомнатную квартиру в центре города: как номенклатурный работник и многодетный отец – к имеющейся дочери добавились две девочки-близняшки. Собрал на застолье всю приближенную к нему верхушку института. Рейнер с мечтательной улыбкой сказал в тосте:

— У нас в институте до сих пор были две системы, и вот, наконец, появился человек, который взялся объединить их.

Это о Колесове, не называя по имени. Нильва тоже улыбался, но молча.

Формула «Ребята, давайте жить дружно» исправно поддерживалась Рейнером: «Я не люблю ругаться». В редких случаях он все-таки ругался – но с подчиненными, с людьми, на которых он ставил крест как на специалистах. В двух случаях жертвами оказались женщины, пораженные, как они говорили, внезапной жестокостью его. По сути дела он был прав, хотя мог бы и не ожесточаться.

Колесов никогда не говорил с ним на тему о еврействе. Похоже, у Славы сложилась определенная жизненная позиция – принимать все как есть. Не обижаться на ограничения для евреев – на прием на работу, на продвижение по должностям. А значит, не претендовать на номенклатурные места – зам директора и выше. Он принимал как должное то, что руководителем его заветной темы СМО-Проблема назначается то предыдущий зав отделением, то сам директор (в ожидании наметившегося успеха), а сам он оказывался одним из пяти заместителей.

Писать диссертации для начальства – также входило в принимаемые им нормы жизни. Так было с диссертацией для директора Беднякова. Теперь он и Евдокимов писали совместную книгу на базе СМО-Проблемы, работали по выходным. Докторскую диссертацию для Евдокимова делали с опережением докторской для Рейнера.

В отличие от многих интеллигентов он не жаловался на беспорядки в стране, просто не обсуждал их. В молодости вместе с товарищами ездил на похороны Сталина. В партию не вступал, ни в каких общественных комиссиях, проверках не участвовал, и это считалось естественным для погруженного в науку и вроде бы непрактичного в житейских делах человека. Это была нарочитая поза. Маска, которая приросла, и которая способствовала любовному отношению к нему.

На технических совещаниях у Рейнера и Юкелиса Колесов видел, как подробно и дотошно разбирались все элементы системы. Иногда возникало подозрение, а не утонут ли в мелочах: к разработке привлекались еще всего лишь два-три специалиста. Остальная команда воплощала замысел чисто технически. «Может быть, так и надо в сложных проектах, вспомни ракету».

Постепенно он забыл о своем первоначальном намерении – не влезать в дела Рейнера и Юкелиса. Заразительный азарт работы, энтузиазм Рейнера втягивали его в общий интерес. А вдруг получится? Все-таки новое слово в науке…

Разобравшись в системе, выступал с докладами о ней на конференциях.

Проект Рейнера – это следящая система управления с обратной связью (говоря по научному: кибернетическая модель саморегуляции с контуром обратной связи). То есть то, что реализовано также в системах управления ракетами. Критерии похожи: для ракет – вероятность попадания в цель, для завода Рейнер ввел свой критерий: вероятность выполнения плана, понятный и близкий заводским работникам: «план это закон». План составляется с учетом возможных сбоев: отказов станков, брака деталей, непоставки материалов и т. п. Рассчитываются запасы деталей и материалов с целью исключить задержки производства. Решается также известная задача выбора порций плана – так, чтобы не слишком часто переналаживать станки под разные детали, но и не создавать излишних запасов (излюбленная задача экономистов и математиков – выбор оптимального размера партий).

В принципе похожие задачи решаются и в домашнем хозяйстве: сколько купить продуктов, так, чтобы и денег хватило, и по магазинам пореже ходить, сколько покупать про запас, как и где хранить, не приобрести ли еще один холодильник, сколько намолоть фарша, чтобы лишний раз не возиться с мясорубкой (переналадка станка) и т. п.

Колесов помнил свои попытки применить статистические модели в проекте крылатых ракет: с их помощью решать – делать ли предстартовый контроль. Призадумался: слишком мало событий для таких моделей, получится гадание на кофейной гуще. Призадумался и здесь, похожая картина, но вникать не стал…

Молоденький зам директора Ташкентского института уговорил Рейнера и Колесова поучить их кадры. Вдвоем они провели неделю в летнем Ташкенте. Пока один читал лекцию, другой спасался от изнурительной жары в городском парке и пруду. В их распоряжении легковая машина. Жили в оазисе: гостинице командующего военным округом, в орошаемом парке. А кругом ужас – вся земля в трещинах. Выезжали в горный пансионат. Уже в автобусе женщина стала «клеить» Рейнера. Вечером она вытащила его на природу, что и как – неизвестно, темно было. Впрочем, Рейнера больше увлек преферанс, играли до утра. На прощанье директор-узбек заверил их в том, что он уважает СМО-Проблему, а другие системы не уважает. На том контакты и завершились.

— Нет, Слава, наш питерский климат лучше: летом буйная зелень, зимой очистка от заразы.

Еще одну неделю они вдвоем провели в Баку, на заводах нефтяного машиностроения. В уличных кафе Рейнер удивлялся:

— Ты видишь? Они же только чай пьют, сами заваривают, сахар на столе стоит. Молодежи много. У нас такое, без водки, невозможно…

В Суздаль поехали втроем – Рейнер, Юкелис и Колесов – рассказывать о СМО-Проблеме на конференции. Были на ее открытии. Потом пренебрегли – прогулки по городу, по его храмам, застолья с медовухой и прочим. Здесь был Шкурба, ближайший сподвижник Глушкова, с которым Рейнер был в дружбе на почве общей вражды математиков против экономистов. Шкурба пел украинские песни, а Колесов, хорошо их знавший по Полтаве, подпевал. Рейнер путешествовал по трапезным и нашел-таки свою старую знакомую по прежним заездам – молодуху-повариху. Теперь за столом были она, ее подруги и их местные друзья. Юкелис оскорбился: друзья оказались сотрудниками КГБ, пили вместе с ними и больше их.

На новоязе говорят: «Оттянулись».

Семинары, конференции, статьи, книга, математическая начинка уникальной системы – все это еще до окончания проекта сделало Рейнера известным, популярным человеком в научной среде.

Талант вправе капризничать. Рейнер воспользовался этим правом в истории с Ленинградским металлическим заводом (ЛМЗ). Он оформил договор с этим заводом еще до Колесова, в техническое задание «забил» необычную вещь: передачу заказчику СМО-Проблемы в чистом виде. И только. Правда, цена договора была намного меньше обычной. Вероятно, Рейнер сумел увлечь заводчан уникальной системой, обаял начальника вычислительного центра. Завлаб от Рейнера изредка ездил на завод и рассказывал о СМО-Проблеме.

Теперь начальник ВЦ Хаханов возмущался, требовал срочно разработать подсистему технической подготовки производства, которой не было ни в СМО-Проблеме, ни в договоре. Колесов впервые услышал, чтобы Рейнер так громко и долго орал, начальник ВЦ отвечал тем же. Очевидно, перебранка шла в русле прежних приятельских отношений, однако положение становилось тупиковым.

Ответственность переходила на Колесова. Ему заранее были известны ответы и советы Кезлинга и Евдокимова. Отказаться от работы с ЛМЗ невозможно. Тема включена в планы двух министерств, обком партии всегда будет на стороне завода, одного из крупнейших в городе.

«Заказчик всегда прав!»- торжествующе восклицал Евдокимов, приучая руководителей заказов самим выпутываться из трудных положений. Колесов передал проект в отдел Анисимова. Рейнер этой темой больше не занимался.

Первое внедрение СМО-Проблемы планировалось провести на заводе «Волна». Директор Большаков – с родственными связями в обкоме партии, впоследствии известная фигура в стране, одно время был заместителем премьер-министра. Рейнер наладил прекрасные отношения как с ним, так и с главным инженером, начальниками цехов и служб. Здесь пока не ожидалось трудностей. Однако на третьем году работы Рейнер пришел с завода ужасно расстроенный. Начальники цехов в доверительной беседе (без директора) обрушили на него свои жалобы: двойная бухгалтерия по тарифам и нормативам, искусственная выводиловка зарплаты, «подснежники» и т. д. и т. п. И что в таких условиях им не поможет никакая, пусть даже самая совершенная автоматизированная система.

— Им ничего не надо, все бесполезно, — повторял в отчаянии Рейнер.

Колесов промолчал. Больше об этом не говорили, через некоторое время Рейнер восстановился, все пошло по-прежнему. [33]