Шесть к одному – против - Линдон Стейси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, Так что за новость ты мне хочешь сообщить?
— Ах, ты! — воскликнула Наоми. — Думала хотя бы раз преподнесу сюрприз, так нет же!
— Постарайся, у тебя еще есть шанс. Я же не знаю, что за новость.
— Да? Ладно, в таком случае, как ты отнесешься к тому, что через семь с половиной месяцев станешь дядюшкой Гидеоном?
— Наоми! Это же чудесно! Поздравляю! Всегда мечтал быть дядюшкой.
Они проговорили минут десять, после чего Наоми сказала, что ей нужно позвонить кое-кому еще.
— Пока и до связи. Хотела, чтобы ты узнал первым.
— Ну, думаю, теперь можно сказать и Тиму, — пошутил Гидеон. — Пока, сестренка. Целую.
Он еще с минуту сидел со счастливым лицом и лишь потом вернулся в гостиную к Еве.
— Это моя сестра, Наоми. — Гидеон показал пальцем за спину, как будто Наоми сидела в холле.
— Да, я слышала. Спрашивать не буду — и так видно, что ты доволен.
— Отличная новость! Тебе нужно познакомиться с Наоми. Она тебе понравится. И с Тим, конечно, тоже.
— Ох, эти встречи с родственниками. — Ева поджала губы. — Ты, похоже, берешься за дело серьезно, а? Еще вина?
— Пожалуй, выпью кофе, — решил, подумав, Гидеон. — Тебе сделать?
— Не надо. Мне тепло и уютно, не хочу портить вечер.
Пятью минутами позже он, растянувшись диагонально на диване рядом с Евой и слушая скрипичный концерт Бруха, отпил глоток кофе и довольно потянулся.
— Ты и вправду так рад, что у сестры будет ребенок? — спросила вдруг Ева.
— Ммм. Конечно, рад.
— А своих хочешь? — спросила она после долгой паузы.
— Когда-нибудь.
Ева притихла, и он, немного погодя, поцеловал ее в макушку.
— Что-то не так?
— Нет, просто думаю.
— Как твое вчерашнее свидание?
— Хорошо.
— Ты сказала, это какой-то старый друг…
— Да, Тревор. Мы познакомились с ним, когда я была замужем за Ральфом. Он тоже художник.
— О? Соперничество?
— Не совсем. Он пишет большие полотна, использует много красок и дает своим творениям претенциозные названия, например «Одиночество» или «Интуиция».
Гидеон выгнул шею, чтобы посмотреть на нее сверху вниз.
— Тебе они не нравятся?
— Картины как картины, только не настоящие.
— Что ты имеешь в виду? Что они копии?
Она покачала головой.
— Нет, я имею в виду, что его мотивы чисто коммерческие. Иногда он просто проводит по холсту кистью без всякой мысли — расставляет мольберты по кругу и оставляет на каждом по полосе, только разного цвета. За полчаса может выдать с десяток картин. Все дело в том, что Тревор моден. Устраивает в год две выставки и всегда все продает. Люди платят десятки тысяч!
Гидеон завистливо вздохнул.
— То есть ему достаточно поработать несколько дней в году. Ловко устроился.
— Тревор смеется над ними, — пожаловалась Ева. — Это нечестно.
— Ну, его трудно в чем-то винить.
— Конечно. Хуже всего, что он действительно талантливый художник.
Гидеон сделал еще глоток кофе.
— Я думал, может быть, старая любовь… Знаешь, как это бывает…
Ответом был тычок в бок, и в этот момент телефон зазвонил снова.
— Господи, уже почти одиннадцать. Почему бы тебе просто не отключить его?
— Причина простая: всякое может случиться. У Пиппы или Тилли. — Он осторожно отодвинул ее в сторону и прошел в холл.
— Гидеон Блейк? — осведомился мужской голос.
— Да. А вы кто?
— Артур Уиллис. Слышал, вы занимаетесь лошадьми. Вроде как знаете к ним подход.
— Иногда получается, — осторожно ответил Гидеон.
— Надеюсь, вы сможете мне помочь. У моей дочери есть пони. Жена говорит, что его нужно отдать, но Кэти… Девочка в нем души не чает. Просто не представляю, что с ней будет, если пони отдать.
— А в чем проблема? — спросил Гидеон.
— Он непредсказуем, понимаете? Обычно ведет себя нормально, но иногда на него как будто что-то находит, и тогда уже никого не слушает. Супруга боится, что Кэти может пострадать. Вы не могли бы приехать и посмотреть? Бедняжка не вынесет, если с ним придется расстаться. У меня есть знакомый, так вот он говорит, что вы можете определить, в чем дело.
— Взглянуть приеду, но обещать ничего не буду, — сказал Гидеон, проклиная болтливого «друга». — Где и когда вас найти?
— Как насчет завтра? У Кэти нет занятий.
— Хорошо. — Гидеон записал адрес и, условившись созвониться в два часа дня, положил трубку, из которой еще неслись слова благодарности.
— Знаешь, ты тряпка, — сонно проворчала Ева, когда он снова опустился рядом с ней на диване.
— Будто я без тебя не знаю. Но когда речь идет о девочке и пони…
— Ты тряпка, — твердо повторила она. — Слабак. Идешь у всех на поводу. А теперь как насчет того, чтобы уделить немного внимания и мне?
Глава 10
Трясясь на «лендровере» по длинному ухабистому проселку к полю, о котором говорил Артур Уиллис, Гидеон думал о своих отношениях с Евой.
Они завалились в постель сразу после полуночи и после короткой любовной схватки еще долго лежали, глядя через окно в спальне на звездное небо и разговаривая ни о чем, как это делают любовники по всему миру.
Утром Ева встала раньше, бодрая и веселая, приняла душ, приготовила завтрак на двоих, а потом села в «астон мартин» и уехала открывать галерею. Целуя ее у двери, он подумал, что мог бы еще лет двадцать скользить по волнам таких вот легких, беззаботных отношений, но тут же понял, что нет, этого было бы недостаточно. Ночью, в заполненной страстью темноте, этого хватало, и даже потом, когда они согревались тающим жаром утоленного желания, ему тоже не требовалось ничего больше, но утром, перед наступающим новым днем, Гидеон чувствовал — чего-то недостает.
И так было всегда.
Лошадка дочери Артура Уиллиса жила, с несколькими другими, на огромном, неухоженном поле, служившем, похоже, еще и кладбищем для старых автомобилей и нежелательной домашней техники.
Качая удивленно головой — и как только животные могут жить в таком месте, среди искореженного металла и протянутой колючей проволоки, и не калечиться? — он прошел вдоль вытянувшихся в ряд полузаброшенных строений, подслеповато таращащихся на мир сквозь замызганные стекла, словно тщась понять свое первоначальное предназначение.
Первое из этих сооружений, с провисшей двойной деревянной дверью и окнами в сторону поля, приютило старый, мирно ржавеющий «лендровер», оставленный здесь в незапамятные времена и забытый. Второе, с полудюжиной дверей, походило на конюшню, и Гидеон, открыв одну из них, обнаружил пластмассовые ящики и заплесневелые картонные коробки. В третьем валялось несколько вскрытых мешков лошадиного корма и пара кип заплесневелого сена. Самое большое здание дальнем конце оказалось запертым. Многого через грязное, затянутое паутиной стекло он не увидел, но общее впечатление получил: просторное помещение с высоким потолком и каким-то механизмом у стены — то ли лебедкой, то ли блоком.
Гидеон отвернулся, вытер испачкавшиеся в пыли руки о джинсы и посмотрел на «лендровер» — с пассажирского сидения на него грустно смотрел Зебеди.
Поле выглядело довольно изолированным, находилось на некотором удалении от дороги, и ближайшим к нему жильем был район муниципальной застройки в паре сотен ярдов, за низинным лужком.
Он взглянул на часы.
Четверть третьего.
Гидеон и сам немного опоздал, но Уиллис опаздывал еще больше. Вот тебе и отчаявшийся отец.
День выдался хмурый, и холодный ветер гулял между покинутыми зданиями. Ожидание затягивалось, и Гидеону это стало надоедать.
Судя по описанию, полученному накануне по телефону, пони Кэти Уиллис был весьма неказистой гнедой лошадкой, пощипывающей травку бок о бок с равно невзрачным серой. Ни та, ни другая интереса к Гидеону не проявляли, а он в свою очередь не отваживался приближаться к ним.
Еще десять минут и хватит.
О появлении компании известил Зебеди. Пес вдруг отчаянно залаял, да так, что несчастный «лендровер» затрясся.
Гидеон вернулся от зданий к машине, чтобы лучше видеть дорогу.
— Хватит! — раздраженно бросил он. — Перестань!
Зебеди не обратил на него никакого внимания и, повернувшись к хозяину задом, продолжал оглашать окрестности злобным лаем.
— Зеб, успокойся! Там никого нет.
Он ошибался.
Гидеон обходил «лендровер» сзади, когда из-за угла выступил и встал на его пути незнакомец. Лицо скрывала жуткая чулочная маска, кошмарным образом искажавшая черты. В одной руке незнакомец держал бейсбольную биту, рукоятью которой он угрожающе постукивал по ладони другой.
Человек в маске ничего не говорил, но это было и не нужно.
На мгновение Гидеон замер от шока и тут же услышал хруст камушка за спиной. В следующую секунду две сильные руки сдавили его в объятии, совершенно лишенном нежности и тепла.