Дневники 1914-1917 - М. Пришвин

— Геройского, — отвечает старуха.

Объясняю, что по этому еще нельзя найти, а в полках есть названия и части. Долго сидела моя старуха и ничего не поняла.

<Получила> письмо офицера, пишет офицер, как он умер геройски. Я спросил, где письмо, <оно> далеко, в другой деревне.

— Пишет офицер, — повторяет старуха, — что геройского полка, и больше ничего.

Когда поживешь в глуши месяц, два, три безвыездно, то простые люди деревенские мало-помалу начинают вырастать, становятся значительно интереснее, и мало-помалу начинаешь терять то вечно сопутствующее образованному человеку разделение на классы людей. Так, если с горы смотреть на человека, то он, кажется, маленький, а подойдешь поближе, он такой же большой.

15 Марта (В рукописи даты марта—апреля повторяются.) — мороз, снег крепкий, скрипит, в полдень дорога рыжеет, солнце яркое, идешь и глаза закрываешь, свету много, мало тепла.

Надежин мальчик говорит, будто где-то на войне целую роту немцев побили, кто хочет смотреть, может, устроен льготный проезд — 3 р. до войны.

16 Марта — день такой же светло-морозный и опять теплый полдень, гуляем по насту по реке и загадываем, что весна будет крутая. В крутую весну вода в деревню подходит, гумна размоет, и петухи на местах сидят над водой, одни петухи, и не пойти к ним, не взять.

17 Марта. Сколько свету! Натуживается голубь с утра. Зима настоящая и один только свет — единственное время увидеть один свет.

18 Марта. Сапоги заказал Ивану Константиновичу, делает <быстро> и крепко. О таком сказал Брянцев из Горок: «Схожу, уведаю».

Мороз, как в Рождество, ночи большие, лунные. Споры: — Весна будет крутая. — Ничего не будет, мороз вытянет.

Прогулка по замерзшей реке, — как редко удивление миру, кто удивится, что сейчас он идет по твердой земле, а через неделю-две все тут будет жидкое. Так на войне, привыкаешь к бомбам, к трупам. И даже то удивительно, как встречается все-таки в отдельных людях удивление.

20 Марта. Ночью задул юго-западный ветер, буря, метель — весь день был ветер и, казалось, «оборвалось», уже стало хлябнуть, потемнели дороги, потемнел остров, но к вечеру стал ветер повертывать на север, стало расчищать, и вечером зима опять вцепилась старыми когтями в землю.

Какой-то несуразный поп: устроил чтение 12-ти Евангелий в заутреню в пятницу [143]. На войне: ушел бы куда-нибудь, забился бы в угол, темный, темный, горят лампады, образа смотрят, а я сижу где-нибудь в стороне, курю трубочку и оагеркнуто: слушаю двенадцать евангелий>.

22 Марта. Пасха. Порошка, самый день облаву на лисиц делать. Ночь Пасхальная, звездная. Светятся все избушки — чудо! — Христос воскрес. На воротах у батюшки висел флаг, и Прометеевы огни горели в двух горшках из-под щей. Христос воскрес в обе стороны: это самое удивительное: у кого горе (мука), тот после поста и молитв чувствовал светлую радость, у кого радость на душе — как взлетели ракеты, как дьякон хорош: батюшкин «Христос воскресе» и дьяконов. У хозяек все идет к тому, чтобы принять попа: начинается это дня за три, как месят тесто, как кулич сажают — момент (поссорились) и кулич перешел, шляпкой зацепился, длинная история: мытье пола и проч. паутина… и конец — лицо: поп и присесть не хочет — поп не сядет, куры на яйца не сядут.

Прометей — о. Николай и Зевс — Шемякин: все сделал Шемякин в краю (секретарь Победоносцева): сады посадил, школу, церкви и кредитное т-во (банк), школу учителей (подобные мужикам учителя), но все это было естественным ходом вещей, а о. Николай хотел невозможного, и лучшие люди были враги: один подготовляет условия для человека (консерватор), а другой — самого человека, разрушающего эти условия, создают одно делои друг другу враги.

23 Марта. Дождались, наконец, попов: дьякон — весь движение, слова как дым кадильный; пахнёт дым, ушло кадило, думаешь, кончено, затух огонь, а оно вернулось и опять пахнуло. Попу слова сказать не дает и тот дьякона стесняется, попик утульчивый. Предложили тарелку с яйцами, батюшка положил луковое яичко, а дьякон взял: долго всматривался, чтобы не взять разбитого, и взял деревянное складное детское яйцо, сначала не заметили, а потом хватились: дьякон унес!

25 Марта. Благовещенье. Вечерние и утренние морозы больше не держат весну: чуть подморозит на ночь, а потом дождь. Трухнет снег. Собираемся переезжать в Песочки.

Прилет грачей. К вечеру, что сделал день! до проруби уже дойти трудно — по всей реке намойная вода, все бледно-зеленовато на реке, бор стал тушеваться от выступающих берез. Миром веет воздух, не тем человеческим, а предчувствием вечного мира. Голосят мальчики за рекой. За баркой прячутся девочки: в прятки играют. Первая проталина еще мерзлой земли. И вдоль берега низко летят первые грачи и спускаются к реке попить воду.

Движение и открытия, движение и радость. Никогда не установишь, когда, как начинается весна…

Первая весна — первое прикосновение, всегда первое к жизни. Любить можно только в первом и единственном прикосновении, нельзя любить два раза одно и то же, можно к тому же испытывать новое прикосновение и новую любовь. Весна — это вечно новое прикосновение к новому миру, нашему миру.

Любить — значит в то же время и единственная способность узнавать мир, любить — значит начинать узнавать, а потом приходит знать, но вместе с тем и страдать. Но в конечном страдании есть опять новое начало первого узнавания, первой любви, и так вечно сменяется старое знание и страдание новым узнаванием, новой любовью, зима сменяется весной.

Как одиноко стоят деревья, как одинок человек, бредущий по снегу затянувшейся зимы, и как все вместе при первой весне (молодчина девочка-внучка, постегивала веткой лошадь, увозила свою бабушку, — весна увезла зиму и когда я сказал: «Молодчина девочка», — старуха прыснула со смеху, как будто говорила: «Ну уж, и что в ней, и везет <нас лошадь> и везет нас, везет». Покончив с собой, ей оставалось только удивляться и радоваться).

Консерваторы — люди, которые создают условия для их лучшего разрушения: есть какие-то законные идеальные условия разрушения, которые консерватору представляются в образе вечной гармонии, порядка, они мечтают о законе, порядке разрушения: хороший консерватор живет вовсе не идеалом косности, но идеалом закона: все новое ему противно <не> по существу, а потому, что он ревнует его к идеальному новому: консерватор величайший идеалист, больше, чем революционеры, консерватор всегда идеалистичен, революционер практичен, и потому революционеры всегда побеждают.

И эти высокие неподвижные горы потому высоки, неподвижны, что идеальны; и что их разрушает не высокое, не идеальное, а только живое, широкое, свободное: вода и ветер.

26 Марта. Новые этапы весны: летят жаворонки, в воздухе чваканье, летят и садятся на полевые проталины, один уж попробовал подняться ввысь. Галки встречают грачей и стаями провожают их, как будто отчет отдают в том, что было зимой, рассказывают, ворон гонят. Вода, водопад в реку, вдруг, будто поезда идут.

— Жаворонки, скворцы, грачи, ястреба — все здесь — как же так сразу?

— Да они тут были, только сами себя не оказывали.

27 Марта. Ночью был дождь. Утром напрасно старались мужики переплыть с дровами реку, и над ними чайки летали.

Переезд в Песочки. С Левой шли. Вечер ясный. Чугунка. Кочевники. Зяблики все остановились в одной роще. Каждая проталинка на полях — туча жаворонков. Стаи скворцов, потом утки.

28 Марта. Ночью мороз. Утром, <пролезая> через снег, пробрались в лес. С полдня дождь, и лил до вечера и всю ночь (проливенный дождь!).

29 Марта. Утром ясно, прохладно. Северо-западный ветер. На реке лед всплыл, по заберегам первая забережная грозная льдина в голубой воде. На речном льду дорога-воспоминание, елочки, проруби — воспоминания о зиме. (Уплывает зимняя дорога.)

30 Марта. Ночной легкий морозец закрепил, задержал таяние на целое утро, но солнечный день к полудню взял свое. Ветер легкий вертится. Припек возле опушки бора.

Вчера странствовали в Филатково: снег рыхлый, глубоко залег в лесах, двойные провалы в болотах, тетеревиное гурко-вание, цветы вербы, цвет неба зарею, высокие сапоги и лыжи.

— Вальдшнеп потянется, когда крапива под окнами вырастет.

Зайчишка-беляк ковыляет в рыхлом снегу; весь серый уже, только позади белые клоки.

Сегодня между 6–7 в. начался полный ледоход. Кумова вода (кумится) — встречная, водоворот — от нее. Затор: в тот кряж <уперлось>. Петух плывет, молодецки кричит, наша дорога Велебицкая, <фонтаны в> проруби, вдаль плывет бревно, борона.

— Лед идет! — Слава Богу, идет и Бог с ним: старое проплывает. Похоже по звукам на очень отдаленный бой, и вспоминается война далекая, война мировая, и кажется — это старый взломанный мир проплывает. В бытность был тот кряж там и три ручья соединялись: юрилась вода — Юрак. Попов остров: что не годно, не нужно мужичкам, то попу, да вот как растет остров, раньше на одного попа дано было, а теперь хоть трем дай.