Резня в ночь на святого Варфоломея - Филипп Эрланже
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скрипя и раскачиваясь, это тяжелое сооружение вторгается в городской лабиринт, где близ улицы Сент-Оноре сосредоточены респектабельные особняки, лавки и вертепы. Нелегко продвигаться шагом по этим злачным местам, где из-под конских копыт так и брызжет грязь. На карете нет герба, но принца, откидывающего занавес, быстро опознают. Толпа бурлит и восклицает: «Жарнак, Монконтур!» Анжуец отвечает на приветствия, весь бледный. Это ликование — не что иное, как боевой клич.
Внезапно разносится слух, будто Монморанси вот-вот явится во главе своей конницы, с тем чтобы перерезать врагов адмирала. Маневр Гизов? Гугенотов? В любом случае, население не на шутку встревожено.
Только Анжуец сообщает матери эти неприятные вести, как внезапно объявляется Бушаван с поистине жутким докладом: безбожники вынашивают самые черные замыслы, они помышляют о государственном перевороте, поговаривают об убийстве королевы и даже короля Наварры! Другой дворянин-кальвинист, Грамон, подтверждает, что так и говорилось. Екатерина испытывает, кажется, не столько ужас, сколько удовлетворение. Видимость заговора предоставляет ей, и столь своевременно, возможность действовать. В Амбуазе и Мо корона упустила возможность предотвратить предприятия кальвинистов, которые она так точно предвидела.
Ученица Макиавелли хорошо знает, насколько теперь иной случай. В 1560 и в 1567 гг. гугеноты хотели свергнуть короля, они себя скомпрометировали как мятежники. На этот раз они рассчитывают на поддержку Карла IX и поступили бы, соответственно, как безумцы, начни действовать противозаконно. По-настоящему опасными их нынче делает как раз то, что они могут попытаться провести некоего рода переворот под защитой государя. Именно с этой целью десять лет назад Екатерина приглашала Конде!
Нынче госпожа Медичи видит все по-иному. Ей нужно любой ценой воспрепятствовать государственному перевороту, за которым последует война, католическое восстание, ее падение и, несомненно, гибель ее любимого сына. Верит ли она в реальность протестантского заговора? Неважно. Ее политика побуждает ее в это поверить.
Протестанты, кажется, готовы отбросить последние колебания. Во время ужина, где собрались, как обычно, многочисленные важные лица, вскакивает хвастливый гасконец, господин де Пардайан. Он мечет громы и молнии против убийц, посягавших на адмирала, требует немедленного возмездия, отчетливо угрожает, оскорбляет королеву-мать.
— Если адмиралу суждено потерять руку, поднимется множество других рук, дабы учинить такое побоище, что в реках королевства потечет кровь!
Сеньор де Пиль добавляет:
— Если нам не даруют справедливости, мы желаем свершить ее сами!
Екатерина по-прежнему словно каменная, но решение принято. До завтрашнего утра она опередит гугенотов, истребив их предводителей.
* * *8 часов вечера. Королева одета в тяжелое и мрачное траурное платье, за ней следует мертвенно-бледный герцог Анжуйский. Екатерина Медичи является к королю. И наносит ему внезапный и беспощадный удар, открывая свое соучастие в покушении Моревера. А затем говорит, говорит, прекрасно зная, что слабый разум несчастного не выдержит такого напора красноречия. Она вспоминает мятежные действия и преступления адмирала, убийство
Франсуа де Гиза и Шарри, ее капитана, достойного такого сожаления. Она объявляет о планах протестантов, решившихся отомстить и захватить власть. Она указывает, что Гизы поднимут Париж с тем, чтобы им противостоять, король окажется между двух огней, Франция — в крови, корону станут попирать. Она восклицает: — Не останется ни одного города, чтобы Вы там укрылись!
Вот-вот разразится буря. Нужно немедленно действовать, устранить 10–12 человек, которые олицетворяют гугенотскую партию, партию мятежников. Их смерть подавит протестантов, а католиков позволит удержать в повиновении. Карл IX покажет, что достоин своих предков.
Король ошеломлен, но не уступает. Тогда Екатерина вовсю выражает свое горе и льет обильные слезы. Она не чувствует в себе сил противостоять близящейся катастрофе. Так как сын отказывает ей в «совершении правосудия», она требует отпустить ее. Она удалится вместе с Месье, которому тоже столь скверно отплатили за его труды. Они станут жить за пределами Франции, «там, где им ничего не придется выслушивать». Это возбуждает у Карла жуткую ревность. Однако он не сдается. Он все еще испытывает «страстное желание свершить справедливость».
Разочарованная, Екатерина спешит воззвать, ища поддержки, к Неверу, Бирагу, Таванну, Монпансье, Морвилье, Рецу, и прежде всего к Рецу, бывшему воспитателю Карла, Рецу, слывущему по духу «либералом» и повсеместно известному.
Согласно некоторым сообщениям,69 этот итальянец в одиночку вынес главный штурм. В действительности было по-иному.
Королева-мать созвала людей, на которых возлагала последнюю надежду: они стали прибывать к одиннадцати часам, с тем чтобы держать с королем ночной совет. Несчастный суверен осажден, подвергается безжалостным атакам. Ему начинают долдонить о непрерывных заговорах, которые плетут гугеноты, ему советуют не терять «прекрасного случая, который ему дает Господь избавиться от этой чумы, добровольно совершить то, к чему вынуждает необходимость, если он желает сохранить и жизнь, и корону». Один Морвилье, застигнутый врасплох, не присоединяется к их хору. Он не в силах держаться на ногах и почти что не способен говорить.
— Сир, — бормочет он, — это великое и важное деяние, требующее зрелых размышлений, а не поспешного решения, ибо оно может повлечь за собой жестокую войну.
Но остальные настроены решительно. Они ставят короля в известность, что католики, негодующие по поводу его слабости, склонны назначить себе главнокомандующего. Они внушают ему страх перед гугенотскими дворянами, лучшими бойцами королевства, расквартированными под его крышей.
— Адмирал собирает войска в своем доме! — восклицает королева-мать.
Карл отвечает, что «дал своему подданному на это разрешение».
— Адмирал Вас ненавидит, и Вас, и ваш дом, меня, Месье и других!70
Морвилье, весь в слезах, провозглашает, что все это правда и следует доверять словам королевы.
Нервы короля не выдерживают больше, разум колеблется. Рец, хорошо его знающий, поражает его воображение театральным великолепием деяний, которые потрясут вселенную, которые невиданны в истории, которые вызовут ошеломление и восхищение. Екатерина снова бьет на сентиментальность. Король не осмеливается действовать? Он боится гугенотов? Отлично! Она покинет его и заберет с собой победителя при Монконтуре, своего героя.
В воспаленном мозгу Карла внезапно возбужденные кровожадные инстинкты смешиваются с неистовой ненавистью к брату и старыми рыцарскими чувствами, которые восстают против измены по отношению к Колиньи.
Итак, во второй раз сказывается то, чего никто не предвидел. Будучи не в состоянии разрубить гордиев узел убийством одного человека, Екатерина желает пожертвовать дюжиной.
— Отлично! Во имя Господа, да будет так! — восклицает ее сын. — Но пусть убьют их всех, чтобы не осталось никого, кто меня потом упрекнет!
Преступный путь ведет к безумию и, что еще хуже для политики, — к абсурду.
Побудить Гизов и Шатийонов к взаимному избиению было авантюрным замыслом, который мог оказаться эффективным. Внезапное уничтожение вождей протестантов могло, как минимум на время, воспрепятствовать их ответному шагу. Но резня бессмысленна, поскольку, по свидетельству самого герцога де Невера, невозможно истребить всех кальвинистов до одного (их войска стояли лагерями в предместьях). Резня расколет единство Франции, вызовет гражданскую войну, дискредитирует короля и отдаст его во власть одной партии. Короче, помимо внешней войны, она повлечет все бедствия, которые королева-мать с такими усилиями пыталась предотвратить вот уже тринадцать лет.
Екатерина это понимает, но наделена, помимо прочего, губительным самомнением. Главное — это свобода действий, которую дает ей король и благодаря которой и будет предупрежден ответный удар гугенотов, и спасение ее сына. Несмотря на два урока, которые она получила за два дня, Екатерина все еще льстит себе, будто властна над ходом событий. Настолько, что победа, одержанная над Карлом, снова возвращает ей самообладание.
* * *Тут король вдруг покидает этот зловещий Совет. Он бежит прочь, восклицая:
— Пусть убьют их всех! Пусть убьют их всех!
Королева, вновь поднявшаяся к себе, немедля приказывает вызвать Гизов и держит совет. В ее опочивальне собралось не более шести человек, она предвидит резню. Давая своей высокой властью законную силу предстоящим действиям, она организует проскрипции на римский лад, уничтожение определенного числа лиц, опасных для государства.