Еще не вечер - Алекс Норк

Пустота в голове… остановка всего…

Принесли кофе…

Виктор обозлился на свою слабость, и это вернуло силы.

— Кем и когда выдан паспорт?

— Там всё совпадает, кроме серии и номера. У нашей Шестовой они принадлежат умершему человеку — сейчас, как положено, на пять лет в резерве.

Прокурор взял чашку, кофе еще был горячий, и начал пить маленькими глотками.

Владимира потянуло что-то сказать, но деликатность остановила.

Шеф, однако, уже заметил, что тому очень не терпится.

— Говори, Володь.

— В качестве гипотезы, Виктор Сергеевич.

— Да ради бога.

— Шестова сюда просто-напросто десантирована. Тем ее крупным московским авторитетом. Цель — попридержать пока Черный лес от Зубакина. Мы же это обсуждали: чтобы действовать обманным путем, без войны. Озлившийся Зубакин им тоже не нужен.

— Предположение это, Володя, и тогда не очень мне нравилось. Хотя реальное, — он кивнул продолжать.

— А выполняя свою функцию, Шестова, или кто она там на самом деле, обнаружила свой личный, дополнительный интерес.

— Иконы?

— Да. И люди, убившие священника, они из московского криминала.

Прокурор задрал голову с ничего не выражающим взглядом… потом вернул ее в прежнее положение.

— Не очень-то получается.

— Почему?

— Во-первых, если доводить твою логику до конца, то в преступлении должна участвовать сама Шестова.

— Я и хотел этим закончить. И женский голос, который слышали в засаде оперативники…

— Да. Но как быть с этой штукой с камнями? Профессиональные преступники никакой лишний предмет не возьмут, а тем более вещь сомнительной ценности. И как ты объяснишь их дальнейший визит на квартиру убитого?

Владимир сам теперь приподнял голову, и слегка открыл рот…

Сосредоточение, однако, не помогло.

— Не вяжется. Вы правы, не хватает чего-то.

— Вот что, подождем, какие будут результаты сегодня ночью. Спешить с допросом Шестовой смысла нет. К тому же, она сегодня вечерним поездом, — прокурор посмотрел на ручные часы, — ага, едет уже в Москву, вернется во вторник. Есть время у нас еще для умственного маневра.

VII

Ночь.

Черная глубина — без звуков, движения…

Сигнал — далекий и очень тревожный, очнувшееся сознание говорит про телефонный звонок — что-то случилось…

Виктор еще не успел открыть глаза, но уже разобрался — всего лишь будильник.

Звук противный, потому что долгий уже.

Ощущение тяжеловатое — словно вылез из колодца и давно не видел свет божий…

Однако физическое самочувствие при этом вполне здоровое.

Договаривались, при задержании преступников, ему обязательно позвонят.

Ночью не подняли, значит, задержания снова не было.

Можно теперь начинать спокойно рабочий день.

Впрочем, условно-рабочий, всё-таки воскресенье.

Но что же там было сегодня ночью?

Виктор подумал — полковника, возможно отсыпающегося, сейчас беспокоить не стоит; он набрал номер дежурного по управлению.

Представился…

Дежурный коротко сообщил: полковник прибудет на службу к двенадцати, а на словах приказал передать — «Не явились».

Чего-то другого хотелось при объяснении неудачи.

Хотя «другое» чувствовалось уже как несбыточное.

И сон тяжелый, наверное, оттого.

Корыстное хладнокровное убийство всегда открывало перед Виктором дверь в преисподнюю, именно куда-то туда, где всё противоположно человеческому, где мгновенно уничтожается вера, правда, где живут невидные существа, зорко наблюдающие всех, кто к ним приближается; преисподняя поселяет страх — следующая встреча с ней может произойти за любым углом или дверью.

Разум потребовал переключиться и делать сейчас то, что можно.

Родилась вдруг идейка: позвонить сейчас Якову и провести с его помощью маленькую проверочную операцию, дерзкую немного, однако не грозящую осложнениями.

Он взглянул на часы — да, время уже позволяет.

— Яша, с добрым утром тебя, дорогой. Слушай, есть у вас кто-нибудь из китайцев среди студентов… Аспирантка?.. Вполне годится. Будь любезен, возьми листок бумаги, запиши несколько фраз. Их нужно произнести по-китайски с твоего мобильного телефона… С твоего, чтобы не подставлять эту девочку. И дословно зафиксируй, что ей ответят…

Надиктовав, он попросил звонить с информацией сразу в любое время.

Молодец Яша — сходу ловит, когда серьезно.

В выходные сотрудники всякой прокуратуры работают по своему усмотрению; всегда кого-то подгоняют «горящие» сроки, и сегодня люди на службе были, причем те, как раз, которым «главный» требовался для разных согласований.

Виктор, включившись в работу, освободился, лишь когда стрелки сдвинулись за двенадцать, и только тогда вспомнил, что Игорь Петрович обещал к полудню быть у себя в Управлении.

Володя сунулся минут тридцать назад, но на вопрос — срочно ли? — мотнул головой.

Пауза, почувствовал Виктор, ему сейчас совсем ни к чему — станет вращать его в кругу черных мыслей.

Он уже вынул из кармана рубашки мобильник, чтобы звонить полковнику, но опять всунулась голова Владимира, однако с деловым выражением.

Прокурор показал на кресло напротив.

И пока не пошло о серьезном, спросил о совсем прозаическом:

— Слушай, а по воскресеньям столовая в мэрии работает?

Мысли помощника были в другой стороне.

— … буфет работает, но только до двух часов.

— Успеем. Оголодал я что-то на нервной почве.

— Тут звонил дьякон, буквально три минуты назад.

Прокурор кивнул.

И действительно, пожевать сейчас было бы в самый раз. Хотя аппетит преждевременный, и где-то он слышал, что у американцев много толстых именного из-за нервного образа жизни.

— Виктор Сергеевич…

— Звонил дьякон три минуты назад, — бодро отреагировал прокурор.

— Да. Поступила подтверждающая информация.

— В каком смысле?

— Вернулась одна их прихожанка, ездила к родственникам на Украину. Говорит, видела, как к священнику уже поздно вечером после службы заходила молодая женщина. Окна этой прихожанки на другой стороне прямо напротив церкви. Дьякон ее спрашивал — сможет ли опознать? И вроде бы черты лица та разглядела.

— А давно это произошло?

— Дьякон точно не понял, недели три-четыре назад.

— Пригласи ее сюда, и с дьяконом вместе. На сайте газеты есть фото Шестовой. Составь протокол опознания, пусть дьякон, как свидетель, подпишет.

Он почувствовал, наступило другое совсем состояние — злое, требующее борьбы.