Боец особого назначения - Максим Шахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напуганные гоблины-охранники отвязали кавказских овчарок и погнали узников в Аргунское ущелье. Поступок тети Вари напугал их, и в этот раз охраны было вдвое больше против обычного.
Шла колонна, злобно рычали овчарки, хлюпала под ногами грязь. Дождь прекратился. Безмолвствовали и люди. Молчали узники, молчала и охрана. Все понимали, что сегодняшнее происшествие так просто не закончится…
День на стройке прошел как никогда спокойно. Пленники сосредоточенно работали, охранники никого не трогали. Только овчарки изредка пытались цапнуть кого-нибудь в силу своей злобной кавказской натуры…
Все с тревогой ждали вечера, и он наступил. Едва колонна втянулась в ворота лагеря, как все увидели, что «уазик» начальника лагеря стоит на прежнем месте.
Услышав лай, из домика Хункар-паши выскочил Апти. Не было в нем прежней вальяжной уверенности садиста. Зато была злоба – жуткая, звериная, волчья…
– На плац козлов! – зарычал Апти. – Быстрее!
И снова выстроили на плацу узников. Апти окинул шеренги взглядом и кинулся к домику начальника лагеря. На полусогнутых, словно провинившийся пес…
Поскребся Апти в вагончик, словно мышь, и, согнув спину, нырнул внутрь. Через пару минут дверь снова распахнулась. Первым на пороге показался Апти. Он поспешно оглянулся и почтительно отступил в сторону. Секунду спустя на порог шагнул Хункар-паша. И пошатнулся…
Апти тут же подхватил своего начальника под локоть и помог спуститься вниз. Тут уж все рассмотрели, что левая половина обезьяньего лица уродца наискось забинтована. Поверх повязки криво сидела фуражка с высокой тульей…
Спустившись с крыльца, уродец оттолкнул Апти и быстро зашагал к плацу. Его правый глаз сверкал злобой, в руке начальник лагеря сжимал шомпол от «АК»…
Жалко выглядел Хункар-паша, как триста лет назад Карл XII под Полтавой. Вернее, даже как жалкая копия Карла. По воле некоторых высокопоставленных российских деятелей история повторилась – в фарсе…
Хункар-паша приближался к плацу, за ним семенил согбенный садист Апти. Охрана и узники безмолвствовали. Наконец начальник лагеря остановился посреди плаца и окинул шеренги злобным взглядом.
– Козлы, – рявкнул он, – сегодня ваша русская свинья лишила меня глаза! Эта сука подняла руку на меня! Но так это ей не пройдет! Сейчас вы увидите, что с ней будет! Тащите ее сюда!
Гоблины-охраники бросились выполнять приказ, и вскоре тетю Варю выволокли на плац. И поставили на колени у блестящих сапог Хункар-паши.
Женщина выглядела ужасно. Ее лицо распухло от побоев, волосы слиплись от запекшейся крови, жалкая одежда насквозь промокла. Но тетя Варя не чувствовала боли. Она потеряла обоих сыновей – самое дорогое, что у нее было. Страшего у нее отобрало государство, младшего она обрекла на мучения и смерть сама…
Боль утраты затмила собой физическую боль. И тетя Варя ее не чувствовала. Жалкая копия Карла – карлик Хункар-паша сжал кулаки:
– Ты умрешь, русская свинья! Но перед смертью ты испытаешь такое, что будешь молить меня о смерти! Ты слышишь?
Ах, какую ненависть испытывал Хункар-паша. Как хотел он увидеть мольбу и ужас в глазах тети Вари. Но он просчитался, этот жалкий недоделанный карлик…
Тетя Варя не боялась его. Она не боялась уже ничего. Она потеряла обоих сыновей, и никому не было до нее дела – ни депутатам, ни государству, ни хмельному президенту на даче в Барвихе…
И только природа сжалилась над ней. Она отобрала у женщины рассудок. И вместо того чтобы затрепетать от ужаса, забиться в истерике и молить о пощаде, тетя Варя засмеялась – громко и радостно. Так, словно и не было этой проклятой войны. И словно ее сыновья были живы. И словно они были с ней…
Счастливый смех тети Вари разнесся над молчаливым плацем. И вздрогнул Хункар-паша, словно от удара. И зажал уши. И захлебнулся в бессильной злобе…
Для своих подчиненных он был бог и царь. А для тети Вари он был никто – мразь, тлен, жалкий карлик, персонаж безумного спектакля. Смех тети Вари рвал Хункар-пашу на части.
– Заткнись, сука! – завыл он и взмахнул шомполом, словно защищаясь.
И выколол он тете Варе глаз. Но та даже не вскрикнула. И смех ее не прервался, а стал еще более счастливым.
– Да заткнись ты! Заткнись, заткнись!.. – замахал окровавленным прутом Хункар-паша.
Конец дрожащего шомпола только с третьей попытки вошел в другой глаз женщины. И ослепла она окончательно, но смеяться не перестала… И взвыл тогда Хункар-паша:
– На куски режьте суку! На куски!!!
Верный пес Апти тут же выдернул из ножен тесак и одним ударом отсек тете Варе нос, потом ухо, следом второе… Потом взялся за пальцы.
Уже умолк смех, а оскаленный Апти продолжал кромсать тетю Варю на куски у ног начальника лагеря. Брызгала на блестящие сапоги кровь, и начал оживать Хункар-паша. Его единственный глаз налился торжеством. Он снова начал ощущать себя богом и царем…
99
Логинов заварил чай, перекурил и, держа чашку обеими руками, принялся прихлебывать целебный напиток. Архипов, не проронивший за все это время ни слова, тяжело вздохнул, провел рукой по лицу и поднял голову.
– Ну, что скажете? – посмотрел на него Виктор. – Хорошее письмо мне написал киллер?
– Да что тут скажешь…
– Как что?! Ведь он явно не врет! Все это правда! Я слышал об этой недостроенной дороге, но о том, что под Итум-Кале был настоящий концлагерь, даже не догадывался! Черт побери, как это может быть, а, Аркадий Антонович? Ведь это вы, Генпрокуратура, должны были вытащить всю правду об Итум-Кале на свет!
– Должны были… – вздохнул Архипов.
– Ну так в чем же дело?
– А дело, Витя, в том, что никто из узников концлагеря не выжил. Не осталось свидетелей, а сам лагерь, насколько я понимаю, сровняли с землей до прихода федералов… Вот и все. Хотя я деталей, честно говоря, не знаю. Ведь это прерогатива Главной военной прокуратуры…
– Да какая теперь разница, чья это прерогатива? Ведь это преступления против человечности! На них нет ни срока давности, ни экстерриториальность не распространяется! А свидетель – вот он, сам нашелся! Короче, я не уйду, пока вы не возбудите уголовное дело!
– Какое дело? – устало спросил Архипов.
– Дело о массовом уничтожении российских граждан в концлагере под Итум-Кале!
– Витя, Витя… – вздохнул Архипов. – И на каком основании я его возбужу?
– Как на каком? А это не основание, по-вашему? – вскочил Логинов. – Вы дальше почитайте, у вас волосы дыбом встанут!
– Я обязательно почитаю. Только это еще не основание для возбуждения уголовного дела…
– А что, по-вашему?
– Это, Витя, письмо серийного убийцы. Возможно, даже психически больного человека, который пытается как-то оправдать свои преступления… Так, во всяком случае, это выглядит сейчас. А что касается возбуждения дела, так оно есть. В Главной военной прокуратуре. Приостановленное или нет, без разницы. Ты правильно сказал, что на подобные преступления срок давности не распространяется…
– Вы говорите об этом так спокойно, что…
– Я говорю об этом как юрист. Как человек я сегодня вообще не усну и завтра же доложу эти материалы генпрокурору…
– А почему не сегодня?
– Потому что сегодня мне нужно с ними ознакомиться и дать им правовую оценку. Теперь успокоился?
– Успокоился… Извините.
– Тогда завари мне, пожалуйста, чаю… А вообще-то к черту чай, Витя! Ты, я вижу, совсем расклеился после этой командировки, да и я что-то не в лучшей форме… Так мы, пожалуй, много не наработаем. Бери стаканы, у меня в сейфе есть литр коньяка, эксклюзивного. Если он не поможет, то нам уже ничего не поможет. Так, где он, сейчас… А ты, Витя, порежь пока лимончик. Надо же хоть чем-то закусить…
100
Единственный глаз Хункар-паши налился торжеством. Карлик снова начал чувствовать себя богом и царем…
Хрипел, словно дикий зверь, у его ног Апти, брызгала на блестящие сапоги кровь. И с каждой новой каплей оживал Хункар-паша, раздувался, словно напившийся крови клещ…
Но снова ошибся карлик. Верный пес Апти самозабвенно терзал тело тети Вари. И гоблины-охранники неотрывно смотрели на это кровавое зрелище. А из шеренги узников тем временем метнулся к одному из них Костя Евсеев…
Гоблин заметил опасность, когда было уже поздно. Костя ударил его и мгновенно выдернул из ножен нож. И тут же метнул – пока опьяненные кровавым спектаклем изуверы не сообразили, что к чему.
Нож коротко свистнул, перевернулся в полете и воткнулся в горло Хункар-паши. Карлик вздрогнул, выпучил удивленный глаз и захрипел…
А Костя, вложивший в бросок все оставшиеся силы, упал на колени и засмеялся – словно эхо тети Вари разнеслось над плацем.
– Сука! – оглянулся Апти. – Сука! Взять его! Живым!
К Косте со всех сторон бросились гоблины-охранники, но он их уже не боялся. Они опоздали…
Хункар-паша с бульканьем рухнул на землю рядом с тетей Варей. Апти наклонился над ним и взвыл раненым зверем. Начальник лагеря был мертв. Его единственный глаз уже потускнел, бульканье в горле затихало…
