Сумерки волков - Ольга Погодина-Кузьмина

По своей толстокожести Левон не чувствовал ее охлаждения, он был по-прежнему весел, добродушен, предупредителен. Он не подозревал, что во время секса Марьяна, закрыв глаза, представляет на его месте Георгия, который бережно и любовно проникает в ее разгоряченную ласками плоть. Однажды вечером Левон достал из шкафа спрятанную корзинку орхидей, а из кармана — бриллиантовое кольцо и предложил Марьяне пожениться до Нового года, чтобы совместить медовый месяц и рождественский отпуск.

Марьяна сказала «да», но наутро позвонила Светлане. Та посоветовала не торопиться со свадьбой:

— Отложи, придумай что-нибудь, сошлись на дела. Я вижу, у тебя с Левоном нет кармической связи, он не твой человек. Делай медитацию, осталось пятнадцать занятий. Если к февралю ничего не изменится, тогда будем рассматривать текущее положение. Синица и так у тебя в руках.

Она верила подруге, потому что хотела верить. Но, оставаясь наедине со своими мыслями, Марьяна слишком отчетливо понимала, что не вернет Георгия, пока не снято заклятье похоти, пока он во власти своего порочного влечения. По рекомендации подруги каждый день она начинала с мысленного обращения к нему: «Доброе утро, любимый! Почувствуй мою заботу, прими мою нежность, поверь в мою любовь». Но от себя всякий раз добавляла: «Не верь этой твари, не люби его, освободись от него навсегда».

Вилла мистерий

Среди гурий прекрасных я пьян и влюблен.

В новогодние праздники Георгий позволил себе передышку. Был Париж, походы по магазинам, ужин с праздничной программой. Потом двухнедельный отпуск у теплого моря с каждодневной выпивкой и послеобеденным сном в шезлонге у бассейна. Но после опять навалилась Москва.

Утверждая новые проекты, Георгий снова убедился в том, как мало значит слово Владимира Львовича и как быстро тот меняет решения. Глеб Румянцев и Феликс блокировали его предложения одно за другим, и политик неожиданно поддержал их. Прокурорская проверка, которую должны были прекратить через пару недель, продолжалась, захватывая все новые сегменты холдинга. Георгий уже не исключал, что эта история закончится для него тюремным сроком или отъездом из страны.

Только недавно Георгий начал осознавать, что авторитет Володи не подкреплен ничем, кроме страсти рабов к лакейству. Он и сам пока не мог побороть постыдный метафизический трепет перед властью — главным содержимым души политика, пустотелой, как высохшее яйцо. Разрушить магию могла лишь потеря могущества, политик был насажен на этот стержень, как кольцо на палец. Но Владимир Львович цепко держался за власть, хотя был болен, истощен душой и равнодушен к жизни. Иногда старинный друг представлялся Георгию Максимовичу посланцем инопланетной расы, возможно, бессмертной или паразитирующей на смертном человеческом теле. Володя даже как-то приснился ему в виде огромного желеобразного червя.

Кольцо всевластия ковали для хозяина услужливые гномы. Став одним из них, Георгий словно начал отдавать червю часть своей мужской силы. Он вдруг ощутил, что начинает стареть. Однажды ночью в лондонской гостинице, после тяжелых переговоров с отвратительным, пожилым и очень влиятельным американским финансистом, на него обрушилось осознание, что сам он уже очень скоро и неизбежно сделается стариком. Он лежал в темноте и представлял, как его послушное сильное тело согнется, иссохнет мышцами и разбухнет животом. Он начнет терять волосы и зубы, и собственная память будет играть с ним в детские игры.

Его охватил душащий ужас перед будущим инвалидом, который готовился пожрать его силу, разум, а затем и право на жизнь. Дальнейшее путешествие души, в которое он готов был верить, не отменяло этой данности. Телесная немощь означала потерю себя, уничтожение той личности, которой он привычно был, с этим нельзя было сделать ничего, и осознание этой беспомощности превращало человека в крысу под опрокинутым ведром.

Арзамасский ужас продолжался по ночам и в Москве, в эти минуты даже близость Игоря становилась источником раздражения. Мальчик лежал рядом — юный, бессмертный, и Георгий вспоминал тот вечер, когда черт его дернул заехать в офисный центр. Парень выскочил к нему горячий и растрепанный, от него за два метра разило сексом. Узнать, с кем он трахается на стороне, не представляло труда, но это бы значило конец их отношений. Георгий осознавал, что не вправе винить Игоря за то, что его тянет к таким же молодым и полным жизни. Но рассуждения не отменяли установленных правил, носить рога Георгий не хотел. Оба знали, что в следующий раз Игорю придется собрать вещи и уйти.

Поэтому, получив с курьером два приглашения на праздник Масленицы, Георгий выбросил картонную открытку на имя Игоря Воеводина в корзину. Но после был звонок из приемной Владимира Львовича. В офис Игоря тоже прислали приглашение, и парень из одного упрямства заявил, что хочет наконец увидеть роскошный загородный дворец, о котором он читал в интернете.

— И что там пишут?

— Поместье, две сотни человек прислуги, в ливреях и на лошадях, как опричники при царях. А еще там полк охраны в нацистской форме, все блондины с голубыми глазами. В доме унитазы из золота и бани, как у римских императоров. Там устраивают оргии, на которых выступают Филипп Киркоров и Дима Билан. За это им дали ордена Андрея Первозванного.

— Звучит заманчиво, — согласился Георгий.

— Значит, решили?

День был ясный, морозный. Георгий Максимович сам сел за руль. Поехал не привычной дорогой, а через кольцевую, пропустил нужный съезд, по навигатору нашел дорогу к заповеднику и только километров через двадцать понял, что ошибся поворотом.

Пустынный проселок лежал через лес, запорошенный снегом, сказочно красивый. Нужно было возвращаться, но машина словно почувствовала его растерянность — мотор заглох внезапно, без всякой причины. Ключ поворачивался в зажигании, но двигатель молчал.

Георгий вышел, заглянул под капот, сам не зная зачем, разве что полюбоваться на логотип, украшающий защитную панель. Он вспомнил свою первую машину, «девятку», где можно было выкрутить свечи зажигания и почистить контакты перочинным ножом. Как оживить заупрямившийся «мерседес», он не представлял даже в теории.

Игорь ни о чем не спрашивал. Он тоже вышел из машины и теперь стоял у обочины, отхлебывая сладкую газировку из банки, смотрел на деревья. Георгий сообразил, что, пока они ехали лесной дорогой, расчищенной то ли пару часов, то ли пару дней назад, им не попалось ни одной встречной машины. Их окружала чуткая тишина, припорошенные снегом ели словно подкрадывались ближе. Из леса раздавался то ли скрип, то ли плач какой-то птицы.