Тень мальчика - Карл-Йоганн Вальгрен

– И еще один вопрос… одна из дочерних компаний «Клингберг Алюминиум» перевела недавно пятьдесят миллионов крон на счет на Виргинских островах. Можете вы рассказать, что это значит?

Понтус Клингберг поднял глаза и посмотрел на нее внимательно. Взгляд его похолодел.

– Мне кажется, вы забыли представиться. Вы ведь из полиции, не так ли?

Их холла послышался какой-то шум. Она повернулась и увидела там… Данни Катца с пистолетом в руке. Человека, которого она не видела с детства.

А если все не так, как она думала… а если это и правда он, Данни Катц, похитил Джоеля и убил Ангелу?

Она повернулась к Клингбергу. У него опять началось носовое кровотечение, на этот раз сильное.

– Кто вы? – повторил он в нос, не отнимая салфетку от лица. – Я хочу знать, о чем идет речь.

Эва не ответила. Попятилась к выходу. Надо поскорее увезти отсюда Катца, пока он не натворил глупостей, о которых сам будет потом жалеть.

Часть третья

Эва присела на лавочку метрах в пятидесяти от игровой площадки. Арвида увидела сразу, будто у нее был встроен радар. Кепочка «Бликстен Маккуин», купленные Улой дорогие кроссовки. И джинсовая курточка, унаследованная от Лизы. Стоит немного в стороне от остальных, держит фрекен за руку. Маленькая фигурка на ярком солнце кажется очень хрупкой.

Что-то сказал, поднял голову и посмотрел на фрекен. Интересно, как это – стоять и разговаривать с кем-то вдвое выше тебя самого?

Сейчас ощущалось почти нереальным, что когда-то у них была семья, что она любила Улу и не могла даже представить себе жизнь с детьми, но без него…

Покосилась на конверт на коленях. По-военному лаконичное сообщение: он нанял адвоката, специалиста по семейным процессам. Хочет получить безусловное право на воспитание детей.

Полномасштабная война.

Первая по-настоящему летняя неделя. Весь город пропах сиренью. Люди возбуждены и радостны.

Может быть, позвонить домой и спросить, как там Данни? Послушать его голос, сказать что-то утешительное. Ей кажется, он теряет надежду…

Она спрятала Катца у себя. Сумасшествие, конечно, но что было делать?

Полиция все еще ищет его. Но пресса, по крайней мере, успокоилась. Все вытеснил предстоящий чемпионат Европы по футболу.

Единственный, кто знал, – Йорма. Он выписался из больницы. Слава богу, травма обошлась без последствий.

А она позвонила своему домашнему врачу. Перегрузка, усталость, депрессия. Сгорела на работе. Благородный доктор выписал больничный на неделю.

И что можно успеть сделать за неделю? Они даже не знают, с чего начать.

Никогда она не забудет эту сцену в усадьбе – Данни Катц, еле живой, мало что соображающий после пыток и лошадиной дозы наркотиков. Она не видела его почти тридцать лет, и все равно – узнала бы в толпе на расстоянии ста метров. Другой человек – и все равно тот же. И нет никаких сомнений – он прикончил бы Понтуса Клингберга, если бы не она. Убил бы невинного человека…

Медленно проехал грузовик, украшенный березовыми ветками. Молодые люди в кузове в белых фуражках кричат, обнимаются, целуются – выпуск гимназистов. Каждый год в это время. Мимо ее лавки пробежал голый по пояс джоггер. Людей в парке прибавилось, пришла еще одна детсадовская группа.

У киоска с мороженым стоят две женщины и разговаривают на языке жестов. Эва всегда восхищалась этим пространственным синтаксисом, красотой движений, драматизмом – вторая сигнальная система без языка, руки как орудие речи. Всегда восхищалась, а сейчас равнодушно посмотрела и отвела взгляд.

Достала мобильник – четыре пропущенных звонка от Даниельссона. Даже не пропущенных, а отклоненных нажатием кнопки. Зря, наверное, – могла бы узнать, не выплыли ли в следствии детали ее детской биографии. Вряд ли.

Глухонемые женщины купили мороженое и присели на лавку.

Она опять посмотрела на площадку – Арвид играл с каким-то малышом. Ее любимый мальчик.

Она вздрогнула – какой-то мужчина приближался к детской площадке с противоположной стороны. Куртка с поднятым капюшоном. Что-то держит в руке. Лица не видно.

И еще один. С другой стороны, где песочницы. В коричневой кожаной куртке, кепке и черных перчатках. Свернул и пошел к игрушечной крепости.

Сердце отчаянно забилось, но она не могла заставить себя встать, ее словно разбил паралич.

Рядом на траве бродили, поклевывая невидимые крошки, сизые голуби.

Человек в капюшоне прибавил шаг, теперь он был в каких-нибудь тридцати метрах от играющих детей. Арвид опять болтал с фрекен, та пожала плечами, он засмеялся и полез в карман брючек – хотел что-то показать.

Эва посмотрела в другую сторону – второй, в кепке, исчез, скрылся за сараем с инвентарем. Она резко повернулась, и голуби дружно взлетели, хлопая крыльями.

Человек в куртке с капюшоном был уже в десяти метрах от Арвида.

Ей показалось, она сейчас умрет. Вдруг незнакомец поднял руку и крикнул что-то – да так, что дети вздрогнули. И только сейчас она разглядела, что у него в руке. Пустой собачий поводок. И сразу же обнаружилась и собака. Бордер-колли – она рыскала между деревьями. Видимо, искала овец или прикидывала, кто из присутствующих мог бы их заменить. Тут же она увидела и второго – тот решительным шагом направился к террасе, где подавали кофе.

Эва встала, пошла к машине и долго не могла вставить ключ в замок – так дрожали руки. Достала из сумки мобильник и набрала свой собственный домашний номер. Дождалась, пока пройдут четыре сигнала, нажала кнопку отбоя и позвонила еще раз – договоренный код. Катц не отвечал.

Почему-то в памяти возникло лицо Сандры Дальстрём. Фотографии – мальчик на книжной полке, женщина на прикроватной тумбочке. И посетившее ее странное дежавю.

Адвокатская контора помещалась на Нарвавеген, совсем близко от Карлаплана, напротив Исторического музея. Секретарша за мраморной стойкой говорила по невидимому телефону – из ушей торчали тоненькие проводки наушников.

– У вас есть с кем-то договоренное время? – спросила секретарша.

– Ула Вестин.

– А как вас представить?

– Эва Вестин.

Большое тонированное окно на улицу. За спиной – стена, тоже стеклянная, за ней – типичный конторский пейзаж. Она увидела Улу, склонившегося над детской коляской, а рядом Эрику – зашла навестить мужа. Он посмотрел на часы, сказал ей что-то и вышел.

Через две минуты секретарша проводила ее в кабинет Улы.

– Что ты здесь делаешь?

– Нам надо поговорить.

– О чем? Тебе же плевать на всех и на все. Лиза каждый вечер тебе названивает, ты не отвечаешь даже по мобильнику.

– Прошу прощения.

Она смотрела на его руку на столешнице. Часы «Брайтлинг» на массивном стальном браслете, светлые волоски на тыльной стороне руки… сейчас это ощущалось как абсурд – как могло быть, что эта рука сжимала ее грудь, скользила вдоль бедер… по вечерам, когда засыпали дети. Или гладила ее по щеке, когда она уставала или огорчалась.

– И это не первый раз. И ничего не происходит. Твое иррациональное поведение… и не сваливай, пожалуйста, все на трудное детство, каждый человек должен нести ответственность за свою жизнь.

– Один раз джанки[11] – вечный джанки, ты это хочешь сказать?

– Нет. Я хочу – и это все, чего я хочу, – чтобы детям было хорошо.

Она слегка повернула голову и увидела за стеклянной перегородкой Эрику. Та взяла младенца из коляски и укачивала на руках, то и дело беспокойно поглядывая в их сторону.

– И дети опять начали вспоминать эту историю на Пасху. Лиза уже большая, не забывай. Я даже не провожаю ее до школы – последние сто метров она идет сама. И она уже все понимает.

Она представила вышагивающую в одиночестве маленькую Лизу, и эта картина ей очень не понравилась. Но она промолчала.

– Я думала, они спали.

– Нет. Не спали.

Случайная связь. Она даже не помнит, как его звали. Мужчина. Она встретила его в одну из суббот, когда дети были у Улы, и по пьянке привела к себе. А потом он появился совершенно неожиданно, в какой-то из вечеров пасхальной недели. Она даже и сейчас не могла понять, почему его впустила. Может, ей показалось, что она перед ним в долгу? В каком еще, пропади он пропадом, долгу?

Дети спали в соседней комнате. Так она думала, по крайней мере. Или вообще ничего не думала. Уже шел двенадцатый час ночи. Невероятно – он запомнил ее код на домофоне. А она-то решила, что для него, как и для нее, вся эта история не более чем одноразовое кабацкое приключение.

– Ты напилась и трахалась с каким-то алкашом так, что дети проснулись. И ты считаешь, это нормально?

Нет, конечно. Это ненормально. Она вытащила из бара бутылку «Джек Дэниэлс», они выпили. Слишком много выпили, и одному Богу известно, каким образом она опять оказалась с ним в постели. И она до сих пор не может стереть из памяти эту картину: перепуганные дети в дверном проеме. Их разбудили ее стоны, должно быть, они стояли там довольно долго, прежде чем она их увидела.