Нуреев: его жизнь - Диана Солвей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Елизавета Михайловна познакомила Рудольфа с Любой в надежде, что у них завяжутся отношения. Но у Любы был роман с ее другом Игорем, а Рудольфа она считала влюбленным в Мению, которую гость часто приводил с собой. После ужина Мения иногда устраивала для гостеприимного семейства импровизированный концерт испанской песни. «Она была необыкновенно очаровательной девушкой, похожей на врубелевскую Мадонну[71], – отзывалась о Мении Люба. – Очень темпераментная и по уши влюбленная в Рудика, который был к ней очень внимателен. Думаю, он сохранял свое нежное чувство к Мении многие годы». Высокая и стройная, с большими карими глазами и темными, коротко стрижеными волосами, Люба в детстве занималась балетом, росла в семье балетоманов и смотрела выступления Рудольфа на школьных концертах. Но с другими воспитанниками Ленинградского училища она знакома не была, потому что вместе с братом больше интересовалась спортом, наукой и политикой. Люба играла в волейбол за команду Физического института и армейского спортивного клуба; они с Леонидом были прекрасными лыжниками. Не случайно Рудольф их прозвал «спортивниками». Однажды перед началом занятия в классе Мения с изумлением увидела, как Рудик с чугунными гирями, привязанными к лодыжкам, пытался поднимать ноги. Гири в те годы использовали для тренировок только атлеты, танцовщики их не применяли. «Спортивники сказали мне, что это полезно для прыжков, – пояснил он. – Укрепляет ноги, а потом они становятся совсем легкими». Вскоре он стал делать упражнения на растяжку прямо в гостиной Романковых. По словам Любы, Рудольф тогда не заботился о своей внешности вне сцены. Но у него были прекрасные белые зубы, и держался он с достоинством. «По правде говоря, я не находила его уж очень красивым, хотя все восхищались его внешностью. Со временем он стал выглядеть более импозантно, более солидно».
С тем же па-де-де из «Корсара» на выпускном экзамене в июне Рудольф одержал очередной триумф[72]. Его выступление произвело эффект «разорвавшейся бомбы, – вспоминал Сергей Сорокин, повидавший множество итоговых концертов. – Театр сотрясли овации». А у служебного входа собрались десятки девочек-поклонниц. «Они хотели взять у него автограф. Поняли, что он становится кем-то особенным», – рассказала Мения. Концерт был кульминационным моментом ученической карьеры и собирал в зале всех причастных к балету – поклонников, преподавателей, родственников и даже артистов Кировского театра. Всем хотелось увидеть и оценить новые таланты. «Я могу с уверенностью сказать, что наибольший успех выпал на долю Аллы Сизовой и Рудольфа Нуреева», – отметила в местной газете «Вечерний Ленинград» бывшая прима-балерина Кировского, Татьяна Вечеслова, посвятившая большую часть своего обзора именно Нурееву, исполнение которого она сочла неотразимым, но неоднозначным:
«Они блистательно станцевали свой дуэт из “Корсара”… Выступление Нуреева породило множество споров, но отрицать его незаурядный талант невозможно. Его прыжки настолько легки, что создается впечатление, будто он зависает в воздухе. Пируэты выполняются безо всяких усилий. Он танцует с непревзойденной экспрессией. И порой его страсть, не обуздываемая техникой, мешает исполнению… Да, у него имеются недоработки. Но нельзя не заметить огромную работу, проделанную за прошедшие три года этим выпускником балетного училища при помощи своего педагога. Если он будет требователен к себе и беспощаден к своим недостаткам, он сможет развить все свои задатки…»
Рудольф станцевал также мужскую вариацию из «Лауренсии» – балета, поставленного Чабукиани под себя и Наталью Дудинскую, одну из самых почитаемых в России балерин. «Лауренсия» – это история о бесстрашной крестьянской девушке и ее женихе Фрондосо, поднявших в испанской деревне восстание после того, как владетельный Командор захотел в день их свадьбы воспользоваться своим «правом первой ночи».
Перевоплощение Рудольфа в мятежного Фрондосо так впечатлило саму Дудинскую, что после финального концерта она поспешила за кулисы поздравить молодого танцовщика. Сорокашестилетняя Дудинская была прима-балериной Кировского театра, представительницей той «старой гвардии», к которой принадлежали Уланова, Чабукиани и Сергеев. Ее воздушные прыжки, «ураганные» вращения, особая аура и энергетика на сцене с годами не ослабели. «Демоническая» виртуозка и любимая ученица Вагановой, Дудинская пришла в труппу в 1931 году после блистательного исполнения на своем выпускном концерте партии в «Корсаре», восстановленном Вагановой специально для нее и молодого Константина Сергеева. Ее отточенная техника лишь отчасти объясняла ту власть, которой Дудинская обладала в театре. Как жена и партнерша Сергеева, звездного танцовщика Кировского, с 1946 года работавшего также балетмейстером[73], она пользовалась особыми привилегиями благодаря его высокому авторитету в среде партийного руководства.
Увидев Рудольфа сидящим на диване за кулисами, Дудинская подошла к нему. Ей показалось, что юноша выглядел очень грустным.
«В чем дело, Рудик?» – спросила его балерина.
«Не знаю, на что решиться, – признался ей Нуреев. – Меня пригласили танцевать и в Кировский, и в Большой».
Памятуя о неминуемом и уже скором закате собственной карьеры, Дудинская мгновенно сообразила, что блеск юного Нуреева озарит ее уход[74]. Она также знала, что Сергеев восхищался танцем Рудольфа на прошлых ученических концертах.
«Оставайтесь здесь, в Ленинграде, – посоветовала Дудинская Нурееву. – Здесь вас знают и любят, да и Константин Михайлович поможет вам продвинуться».
Дудинская очень редко встречалась с выпускниками и тем более не предлагала им то, что решила предложить тогда Рудольфу. Фактически подобное предложение прозвучало до того случая всего однажды – пятьдесят один год назад, когда Матильда Кшесинская, ведущая балерина Императорского балета и бывшая любовница царя, пригласила танцевать с нею выпускника училища по фамилиии Нижинский.
– Не валяйте дурака. Не вздумайте предпочесть Большой, – сказала Дудинская и добавила: – Оставайтесь здесь, и мы будем вместе танцевать «Лауренсию»!
И Нуреев сделал свой выбор.
Глава 8
Кировский
Тем летом «новобранец» Кировского поехал домой, не собираясь, впрочем, задерживаться там надолго. Семья Рудольфа по-прежнему жила в однокомнатной квартире на улице