Средиземноморский пират - Клайв Касслер

Второе веко медленно открылось, как створка окна, и показался внимательный глаз:

— Эти старые уставшие глаза непрерывно всматривались в ночное море с того самого момента, когда ты забрался под ящик, до того, как ты появился на берегу и начал играть в песочек.

— Мои извинения, дружище, — засмеялся Питт, — я полагаю, что сомнения в твоей верной службе будут стоить мне еще одной выпивки?

— Двух выпивок, — кисло пробормотал Джордино.

— Считай, что дело уже сделано.

Джордино сел, щурясь на солнце. Он заметил муравьев и осторожно стряхнул их с руки.

— Ну, как прошло твое плавание?

— Роберг Саути, должно быть, имел в виду Королеву Артемизию, когда писал: «Ни одного движения в воздухе, ни одного движения в море, корабль был совершенно тих». — Ты можешь сказать, что я нашел что-то, не найдя ничего.

— Я не совсем понял, о чем ты?

— Ладно, объясню позже. — Питт поднял свое снаряжение и положил его на сиденье автомобиля. — Ничего нет от Зака?

— Пока нет. — Джордино направил бинокль на виллу фон Тилля: — Они с Зено взяли взвод местной жандармерии и расположились вдоль территории фон Тилля. Дариус остался дежурить у радиоприемника в пакгаузе, на случай, если будет какая-нибудь передача информации между берегом и кораблем.

— Звучит, как тщательно продуманная операция, но, к сожалению, это пустая трата времени. — Питт вытер полотенцем свои черные волосы, а затем аккуратно причесал их. — Может ли человек найти здесь что-нибудь выпить и покурить?

Джордино кивком головы показал на машину:

— Я не могу помочь тебе с выпивкой, но там на переднем сиденье лежит пачка греческих крабовых палочек.

Питт наклонился к сиденью и достал овальную темную сигарету из черно-золотой коробки «Геллас Спесиалс».

Он никогда не пробовал их раньше и был удивлен их мягкостью. После такого сурового двухчасового испытания и высушенные скрученные морские водоросли тоже покажутся приятными на вкус.

— Кто-то ударил тебя по голени? — сухо спросил Джордино.

Питт выпустил облако дыма и посмотрел вниз на свою ногу. Глубокий красный порез находился чуть ниже колена, и кровь медленно сочилась вниз по ноге. Кожа вокруг раны превратилась в разноцветное сочетание синего, багрового и зеленоватого цветов.

— Мне немного не повезло, я споткнулся о дверную перегородку.

— Я лучше перевяжу тебе рану. — Джордино повергнулся и достал из бардачка аптечку первой помощи. — Небольшая операция, подобная этой, является всего лишь детской забавой для доктора Джордино, всемирно известного хирурга. Я не собираюсь хвастаться, но прекрасно делаю даже пересадку сердца.

Питт попытался рассмеяться, но не получилось:

— Только удостоверься, что ты положил марлевую повязку до того, а не после того, как завязал тесемки.

Джордино изобразил обиженное выражение:

— Какие ужасные вещи ты говоришь. — У него появился лукавый взгляд, — но ты сразу изменишь свой тон, когда получишь мой счет за отказанные услуги.

Питту ничего не оставалось делать, как покорно пожать плечами и доверить свою пораненную ногу рукам Джордино. Ни слова не было сказано в течение последующих нескольких минут. Питт сидел и наслаждался тишиной, глядя на небесно-голубую воду и береговую линию, окруженную белыми античными песками. Узкий берег внизу тянулся от дороги на юг примерно на шесть миль, а затем превращался в тонкую линию и исчезал за западной оконечностью острова. Нигде не было видно ни души, пустынность привлекала своим мистическим очарованием и романтической притягательностью, что обычно изображалось на рекламных открытках южных морей. Это действительно был райский уголок.

Питт отметил, что высота волн достигала примерно полуметра, с интервалом между гребнями волн в восемь секунд. Низкие волны пробегали около ста метров. Затем в финальном приступе ярости они бросались на берег и превращались в сверкающие водяные брызги, чтобы потом медленно откатиться назад и умереть в маленьких водоворотах в полосе прибоя. Для опытною пловца условия были превосходными; для тех, кто занимается виндсерфингом, они тоже были подходящими; но для подводных пловцов песчаная отмель с темно-голубой водой представляла собой бесплодную пустыню. Настоящих любителей подводных приключений привлекали рифы, где можно было увидеть всю красоту подводного мира.

Питт повернул голову и посмотрел на север; здесь все выглядело совершенно иначе. Высокие отвесные скалы, лишенные всякой растительности, поднимались из моря; их поверхность подвергалась бесконечным атакам крутых волн. Огромные упавшие скалы и зияющие трещины были немыми свидетелями того, что может творить мать-природа своими инструментами. Но между неровной линией скал была полоса воды, которая заинтриговала Питта.

Довольно странно, но в этой части вода не бурлила, как везде. Вода внизу у возвышавшихся отвесных скал оставалась гладкой и спокойной, образуя тихую заводь, окруженную с трех сторон пенящимися в водовороте волнами. Примерно на площади в сто квадратных метров море оставалось зеленым и спокойным, белых бурлящих бурунов не существовало и в помине. Это казалось нереальным.

Питт размышлял над тем, что могли бы обнаружить там водолазы. Один только Господь Бог мог видеть тысячелетнее формирование острова, нашествие и отступление ледниковых периодов, изменение уровней древнего моря. Может быть, подумал он, в процессе разрушения гор среди этих неприступных утесов образовались подводные впадины или морские полости.

— Ну вот, — весело сказал Джордино. — Еще один триумф медицинских познаний великого Джордино. — Но Питта невозможно было провести показным проявлением преувеличенного тщеславия. Комичные диалоги всегда использовались Джордино для того, чтобы прикрыть его озабоченность действиями Питта. Джордино стоял, осматривая тело Питта, и качал головой с мягким удивлением.

— С этими повязками на носу, груди и ноге ты выглядишь, как запасной актер-каскадер тридцатых годов в комических лентах периода депрессии.

— Ты прав. — Питт сделал несколько шагов, чтобы размять затекшую ногу: — Я чувствую себя, как уставший амортизатор на буксирном судне.

— Сюда едет Зак, — сказал, указывая рукой, Джордино. Питт присвистнул и посмотрел в направлении вытянутой руки Джордино.

Черный «Мерседес» спускался вниз по горной дороге, оставляя после себя облако коричневой пыли. Через четверть мили он появился на мощеной прибрежной дороге, поднимая клубы пыли, и вскоре Питт услышал тяжелый рев дизельного двигателя, который перекрывал шум прибоя. Автомобиль остановился около их машины. Закинтас и Зено вылезли с переднего сиденья, за ними следовал Дариус, который не пытался скрыть свое болезненное прихрамывание. Закинтас был одет в старомодный армейский френч, его глаза были уставшими, с красными прожилками. Он производил впечатление человека, который провел унылую и бессонную ночь. Питт дружески улыбнулся ему.

— Ну что, Зак, как дела? Увидел что-нибудь интересное?

Закинтас, казалось, не слышал его. Он устало достал из кармана свою трубку, набил её табаком и раскурил. Затем он осторожно опустился на землю, облокотившись на неё одной рукой.

— Бестии, хитрые ловкие бестии, — горько выругался он. — Мы провели целую ночь, напрягая глаза и скрываясь за деревьями, тучи москитов атаковали нас со всех сторон. И что мы нашли? — Он сделал глубокий вдох, чтобы ответить на свой собственный вопрос, но Питт определил его.

— Вы ничего не нашли, вы ничего не увидели и ничего не услышали.

Закинтас изобразил слабую улыбку:

— Неужели это так видно?

— Видно, — коротко отозвался Питт.

— Вся эта бесполезная работа вызывает крайнее раздражение. — Закинтас сопровождал свои слова ударом кулака по мягкой земле.

— Крайнее раздражение? — повторил Питт. — Разве это самое лучшее, что ты можешь сделать?

Закинтас сел и беспомощно пожал плечами:

— Я теряю всякую надежду. Я чувствую себя так, будто я изо всех сил взбирался по крутой горе только для того, чтобы увидеть, что её вершина закрыта облаками. Может, ты поймешь меня, я не знаю, но я посвятил всю свою жизнь тому, чтобы ловить таких мерзавцев, как фон Тилль. — Он остановился на какой-то миг, затем продолжил совершенно спокойно. — Я еще ни разу не потерпел поражения. Но сейчас у меня ничего не получается. Этот корабль должен быть остановлен, но из-за нашего мягкого кодекса мы не можем остановить его. Господи, ты можешь себе представить, что случится, если этот груз героина доберется до Штатов?

— Я размышлял об этом на досуге.

— Отбросьте ваш законодательный кодекс. — Джордино выглядел раздосадованным. — Позвольте мне установить мину на это старое корыто с трубой и бабахнуть, — он изобразил взрывное облако руками. — И наркотики достанутся рыбам.