Хлеб с порохом - Борис Цеханович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно, на первый раз я прощаю это, но предупреждаю: если контакты продолжатся – эти люди будут арестованы и переданы в особые отделы, а там разговор короткий. Я не собираюсь патрулировать окраинные улицы около леса или устраивать там засады. Если вы хотите жить в мире со мной, то сами договаривайтесь с боевиками, чтобы они не совали нос на мою территорию. У вас в деревне достаточно мужчин, чтобы они там стояли и не пускали их в деревню. Но сразу хочу жестко предупредить: если в моем районе будет даже небольшое нападение на моих солдат, на проходящие машины, не дай бог, кого-то ранят или убьют, то деревня будет наказана. У меня в подразделении сто тридцать пять ракет, и после каждого нападения я буду расстреливать ваши дома. У нас в Библии тоже написано: «Око за око, зуб за зуб». Так что не обессудьте. А теперь видите тот сарай на горке? – Я достал из-за голенища сапога ракетницу и показал ею на присмотренный мною заранее сарай. – Вот посмотрите, что с ним сейчас произойдет.
Я поднял вверх ракетницу и запустил в чистое и жаркое небо красную ракету, моля Бога, чтобы экипаж противотанковой установки не спал. Но нет, прошло пятнадцать томительных секунд, со стороны блокпоста послышался звук выстрела, а еще через пару секунд ракета появилась над деревней и стремительной тенью пронеслась несколько в стороне от толпы. Многие ее увидели и закричали, тыча пальцами в небо и провожая ее взглядами. Ракета пронеслась над деревней и воткнулась в гнилые и дряхлые стены сарая, легко проломила их и ярко-красной вспышкой взорвалась внутри. От взрыва стены и крыша полетели в разные стороны, уже в полете разламываясь на более мелкие куски и отдельные доски, поражая и ломая молодые деревца, росшие вокруг сарая. Через несколько секунд, когда рассеялся дым, взглядам толпы предстали жалкие остатки сооружения. Это был красивый и впечатляющий взрыв. Ошеломленные результатами взрыва, люди повернули ко мне лица, и в глазах их я увидел растерянность.
– Это произойдет с любым вашим домом после каждого нападения боевиков в моем районе. Я думаю, хорошо и наглядно вам продемонстрировал, что будет. Следующее: в деревне вводим комендантский час – после двадцати часов вечера и до восьми часов утра из деревни никто не имеет право выходить. Это распространяется и на улицу, по которой проходит дорога. Внутри деревни перемещения не запрещаю. Если кто-то этот приказ нарушит и будет задержан вне деревни, с тем я поступлю по законам военного времени – расстрел на месте, как пособника боевиков.
При последних моих словах в толпе опять возник неясный гул и движение, вперед выскочила женщина и визгливо, на хорошем русском языке закричала:
– Какой комендантский час? Какие двадцать часов? Да нас вы ограбили, во всей деревне вряд ли найдете хоть одни часы. Вы мародеры, и Аллах вас всех накажет…
Она что-то еще кричала, пытаясь возбудить толпу, но по знаку Рамзана из толпы выскочил ее муж и еще несколько женщин, которые быстро утащили истеричку обратно в гущу людей. Дождавшись, когда восстановится порядок, я продолжил:
– Насчет мародерства и воровства – это не ко мне. Мы с вашим главой администрации этот вопрос обсуждали, и он прекрасно знает, кто на самом деле воровал. А комендантский час будет, нравится кому это или нет. Но раз у вас нет часов, то в двадцать часов вечера дежурный солдат будет из пулемета давать очередь из трассирующих пуль над деревней. Поверьте, вы ее все услышите и увидите. В восемь часов утра то же самое – конец комендантского часа.
– Борис Геннадьевич, – зашептал мне в затылок Рамзан, – народ спрашивает, скот ведь надо в шесть часов выгонять на пастбище.
– Хорошо, конец комендантского часа в шесть часов утра, но каждый раз пастух прогоняет стадо по пустырю мимо блокпоста. В дальнейшем я сам буду указывать, где ему стадо прогонять, – на лице у Рамзана появилось легкое удивление, но он промолчал. – Насчет мародерства; здесь я постараюсь вас защитить. Но для этого вы должны все выезды из деревни, кроме одного – у мечети, закрыть баррикадами, лучше всего, конечно, бетонными блоками. У оставшегося свободного выхода установить постоянное дежурство: пять-десять мужчин. На ночь этот выход закрывать баррикадой. Если появились мародеры, немедленно гонца ко мне, а я с ними сам разберусь. Еще один момент: кормить нас стали хуже, поэтому деревня должна ежедневно выделять определенное количество продуктов на мое подразделение, это в основном зелень, мясо, молоко и другое. С Рамзаном я это еще обсужу более подробно. Не бойтесь, мы вас не объедим. И последнее. Я понимаю, что жизнь есть жизнь, каждый день она преподносит сюрпризы и проблемы, и если они у кого-то внезапно возникнут, то не надо сразу же бросаться ко мне: все решения вопросов через главу администрации, а он мне доложит. В свою очередь, хочу заверить, что если у меня будет возможность решить ваши проблемы – я их решу. Если вопросов больше нет – митинг закончен.
Толпа возбужденно загудела, обмениваясь впечатлениями, и стала расползаться в стороны и исчезать в глубине улиц. Я повернулся к старикам и стал с ними прощаться.
– Борис Геннадьевич, старики говорят, что ты им понравился. У тебя честное, открытое лицо и хорошо держался.
Я молча усмехнулся, приложил руку к головному убору и направился к БРДМ.
– Ну, ты, комбат, и взвалил на свою шею ярмо, на хрен тебе это нужно? – встретили меня неодобрительно товарищи.
– Алексей Иванович, Игорь, это нужно. Кормить стали хреново, причем как-то сразу стало плохо с кормежкой. А так я хоть с питанием налажу дела. И все-таки я думаю, что, налаживая контакты с деревней, навязывая свою волю, я поступаю правильно. Я хоть какую-то информацию из деревни буду иметь. Другое дело, если бы я встал просто и зажал блокпостами деревню: информации из деревни никакой, и что они там делают и думают – неизвестно. Ладно, разберемся.
Вечером в 20 часов я вышел на дорогу и дал длинную очередь из пулемета трассирующими пулями над деревней – начало комендантского часа.
…Утром в шесть утра прогремела очередь – конец комендантского часа, а в восемь у блокпоста стоял с докладом Рамзан:
– Борис Геннадьевич, у нас в деревне все нормально.
– Теперь давай обсудим, сколько и каких продуктов деревня будет мне выделять. Я тут прикинул на бумажке, что мне в сутки на батарею нужно: два ведра молока, помидоров – 30 килограммов, зеленого лука – пять кг, редиски, чеснока, лука репчатого – пять кг. Мяса килограммов десять. Так как я известный человек и хлебосольный хозяин, то мне нужно в день четыре бутылки водки. Пока, в принципе, все, но список еще не окончательный. – Увидев кислое лицо главы администрации, я рассмеялся: – Что-то тебе, Рамзан, мой список не нравится.
– Борис Геннадьевич, мы и так пострадавшие, а вы нас таким оброком обложили, – попытался выкрутиться Рамзан. – А водка… я ведь дважды хадж совершал, и мне грешно с ней связываться.
– Рамзан, я бы на твоем месте не упирался, тебе ведь еще не раз придется ко мне обратиться. Тогда я тоже могу в сторону уйти, и ты останешься со своими проблемами один на один. А ведь я мог и большие требования выставить.
Рамзан помялся, сделал попытку поспорить, но все-таки согласился и понуро ушел в деревню, а через десять минут прибежал обратно и, возбужденный, стал тянуть меня за руку:
– Борис Геннадьевич, дети играли и нашли заминированное место. Помогите – разминируйте, иначе кто-нибудь подорвется.
Я озадаченно почесал затылок:
– Рамзан, я как сглазил: только тебя укорил, и ты через десять минут прибежал за помощью. Что за мина и где?
– Около мечети дети играли и нашли в водостоке под дорогой мину. Я заглянул туда, а там что-то длинное и круглое лежит – явно ваша, выставил охрану и никого не подпускаем.
– А с чего ты взял, что это мина, может быть, кусок трубы валяется?
– Нет, это точно мина.
Я опять почесал затылок:
– Да я, Рамзан, вообще-то не сапер. Ну ладно, поехали, посмотрим все-таки.
Мы заскочили на БРДМ и помчались к мечети, где уже собирался народ. Слезли с машины, и Рамзан издалека показал рукой на водосток под дорогой, который был единственным не забаррикадированным выходом из деревни. Я осторожно подошел, нагнулся и заглянул в темное, пахнувшее сыростью отверстие водостока. Приглядевшись к полумраку, увидел лежащий длинный предмет, но разглядеть толком его не смог. Чуть отодвинувшись в сторону, чтобы больше света упало внутрь, я еще раз заглянул и сумел разглядеть контейнер от противотанковой ракеты; целый он или использованный, разглядеть все равно не мог, но по крайней мере крышка контейнера с этой стороны была закрыта. Я поднялся из канавы, перешел на другую сторону дороги и снова поглядел в бетонный водосток. Теперь ясно разглядел контейнер: и с этой стороны крышка контейнера была закрыта. Он лежал, наверно, уже несколько дней, так как был слегка покрыт пылью. Никаких проводов, идущих к контейнеру ни с этой стороны, ни с той, я не заметил.