Единый (СИ) - Александр Цзи

Я заторопился.

— Тетя Вера в опасности. Если на каторге такая же возня, то нам надо поторопиться. Дайте нам моторную лодку — самую хорошую и быструю, — велел я “синим”. — И чтоб горючего было много.

— Какого горючего? — удивился “синий” и вытер кровь, текущую из носа. Под глазом у него набухал нешуточный фингал. — Батареи заряжены везде — под утро рыбаки в залив выходят.

Я и забыл, что в Вечной Сиберии техника работает на батареях!

— Давайте, — повторил я. — И пошевеливайтесь. А вы, защитники прав подземных жителей, идите домой и не оглядывайтесь.

Глава 8. Дорога на каторгу

Река Северянка, омывающая Князьград с северо-востока, раскинулась меж пологими лесистыми берегами километра на два, если не шире, несла свои воды на север, к далекому холодному морю.

Наш моторный катер, негромко гудя электрическими двигателями, несся вниз по течению под звездным небом, с которого тускло светила молодая луна.

Огни не слишком большого города Князьграда остались позади, и я с облегчением перевел дух — ждал неприятностей все время, пока мы плыли вдоль набережной. Когда мотор и течение вынесло нас в малообитаемые места, нас окутала темнота, и, если бы не ветер в лицо, мы посчитали бы, что еле ползем. Однако скорость была немаленькой, и это не могло не радовать.

Без Ивы я ни за что не сориентировался бы на реке посреди ночи. Резервная копия, несмотря на некоторую ущербность, держала в памяти карту местности, выуженную из чип-эгрегора, в который влилась совокупная память наземных князьградцев, и показывала мне, куда крутить штурвал.

Постепенно мы с Витькой расслабились. Я поведал своему спутнику наконец об Иве.

— А ты можешь разрешить ей говорить за тебя? — спросил Витька.

— В смысле?

— Отдать ей штурвал. Но не вот этот, который ты сейчас держишь, а который в голове.

— Ты на это способна, Ива? — обратился я к умботу вслух, чтобы Витька слышал.

— В данный момент нет. Твой нейрочип… с ним не все ладно. Но постепенно его функции налаживаются каким-то непонятным мне образом.

— Но потенциально это возможно?

— Да.

— Она говорит, что сейчас этого не может провернуть, — объяснил я Витьке, чувствуя себя полным шизофреником, делящимся с психиатром опытом общения с внутренними голосами. — Мой нейрочип не в порядке. А вообще да, это сделать можно.

— Обалдеть… — протянул Витька. Он сидел рядом со мной в открытой кабине, без навеса или тента. Приборная панель бросала на его лицо желтые блики, но выражения лица было не разглядеть. Ветровое стекло защищало нас от сильных порывов, но ветер все же трепал нам волосы и холодил кожу. — В тебе будто две личности!

— Скажи ему, что в каждом человеке много субличностей, в том числе бессознательных, — сказала Ива. — Но в норме они функционируют более-менее слаженно и взаимодополняют друг друга. При патологии же между ними начинается борьба за “штурвал”, и происходит так называемое расщепление личности.

Я в точности повторил Витьке слова умбота.

— А вот это точно не ты, Олесь! — восхитился пацан. — Слишком умные речи ведешь.

— Если человек разговаривает по-простому, — проворчал я, — это еще не значит, что он тупой.

— Я не говорил, что ты тупой! Просто это не твой стиль.

— Ну да, ну да…

Мы замолчали. У нас с Витькой не было недопонимания, и если мы подкалывали друг друга, то оба это прекрасно понимали. Мы будто сто лет были знакомы.

— Считай, за пару суток сделали два больших дела, — сказал Витька, откидываясь на спинку кресла и закидывая руки за голову.

— Это каких? Я только одно дело помню: мы выяснили, где тетя Вера.

— А бомба на башне?

— Ты про ту, что не взорвалась?

— Она взорвалась — но не так, как мы представляли. Это не наша вина. Главное, миссию мы выполнили. А это сильно поднимает самооценку. Значит, и с остальными проблемами мы справимся.

— Витька, — сказал я. — Скажи мне честно: в тебе проснулся авантюрист? То, как ты отвлек внимание Модераторов на башне… Ты ж прямо в роль вошел! И это тебе нравилось. Ты адреналин получил от этого?

— Получил, — не стал спорить Витька. — В Скучном мире было… скучно. А я всегда хотел чего-то яркого… Но дело не в адреналине и авантюризме, Олесь. Поверь.

— А в чем?

— В том, что здесь все ясно. Вот плохой Детинец, а вот страдающий народ. Это как в фэнтези: Темный Властелин держит в рабстве целую страну, у него есть зачарованная башня, в ней крестраж, и его надо разрушить. А в Скучном мире не поймешь, где хорошие, а где плохие. Непонятно, за какую команду болеть, понимаешь?

— Понимаю. В Скучном мире все стороны одинаково хреновые.

— Вот именно! А здесь есть цель — победа справедливости. И есть самые разные способы, включая магию. Магию, Олесь!

— Здесь тоже не все так просто с командами, — возразил я. — Детинец-то плохой, а народ не лучше. Помнишь ту даму на башне? Сколько гонора на пустом месте! Детинец ее, поди, не учил мордочку морщить при виде посадских.

— В целом любой народ всегда хороший, — оживился Витька. — Иначе и быть не может. Если б какой-то народ был плохим в большинстве, он уничтожил бы сам себя. Но раз народ существует много веков, а то и миллениумов, значит, он хороший. Все просто. Поэтому справедливость всегда на стороне народа.

— Тебя прямо так справедливость колышет?

— А тебя нет? Это же важно! Важно различать добро и зло, а потом стоять за добро и бороться со злом!

— Как в фэнтези? — хмыкнул я. И зевнул. Ночка выдалась бурная.

— Именно! И зря лыбишься. Если не разделять котлеты от мух, то так и будешь всю жизнь жрать всякое дерьмо.

— Как россы, — буркнул я.

— Как кто?

— В Республике Росс небинарная мораль. Они не различают добро и зло. Я тебе не рассказывал?

— Фу! — поморщился Витька. — Так нельзя.

— Ты поразительно высокоморален для твоего возраста.

— Дело не в возрасте. Я просто… Я просто уверен на тысячу процентов, что вот прямо сейчас я — на своем месте! Вот здесь, рядом с тобой, ночью, на украденном катере посреди реки по дороге на каторгу! Вот это правильно!.. Такой уверенности в Скучном мире у меня сроду не бывало.

— Еще скажи, что ты нашел цель в жизни…

— Не совсем. Но иду в нужном направлении.

От возбуждения пацан не мог усидеть на месте, подпрыгивал, вертелся. А меня клонило в сон. Я надеялся, что Ива меня разбудит, если я задремлю за штурвалом.