Тяжкие преступления - Лоуренс Гоуф

— По завещанию все имущество переходит во владение жены. Но у китайцев — патриархат, Джек. Возможно, парнишка решил, что он унаследует газету и сможет ее выгодно продать.

— А потом отправиться в Неваду сделать себе капитал за игорным столом, — задумчиво сказал Уиллоус. — Хорошо бы обнаружить связь между сыном Ли и этим самым Гарретом.

Перед его мысленным взором снова предстал обнаженный труп Кенни Ли в позе лотоса на замерзшей поверхности красиво оформленного водоема в садах Сун Ятсен. Мертвец в ледяном саване.

И эти заиндевелые глаза.

Глава 21

Нэнси лежала на боку, лицом к стеклянной стене, глядя на огни западной части Ванкувера. Ее муж спал рядом, развалившись на животе посередине кровати. Рот у него был открыт. Он громко храпел, и Нэнси ощущала запах вина. Когда, в какой момент их жизни это сделалось таким предсказуемым и механическим? Тайлер стал вроде лифта. Вверх. Вниз. Поехали. Вышли. Даже машина, автомат и то могли бы доставить ей больше удовольствия, потому что делали бы то, чего ей хочется. Бедный скучный Тайлер пребывал в уверенности, что отлично знает ее желания, а она-то…

Где и когда она потеряла способность разговаривать с ним? Быть откровенной, не опасаясь обидеть его? Она уже не могла беседовать с ним, как раньше: в одно и то же время давая и получая. Слишком много мелких непониманий вторглось в их жизнь. Слишком они отдалились друг от друга, и через пропасть уже не докричаться. Да кроме того, она просто не знала, как может отреагировать Тайлер, если она посетует на скуку и монотонность их супружеской жизни. Взорвется и устроит ей скандал? Наговорит такого, чего она потом не сможет ему простить? И что тогда? Тогда она окажется на улице, без гроша, а ее вовсе не привлекала перспектива полунищенского существования. Слишком многих ее подруг после развода суд лишил всего. А Тайлер — она достаточно хорошо его знала — мог быть беспощадным. О том, чтобы вот так сесть и откровенно поговорить об их интимной жизни, не может быть и речи. Так рисковать, ну нет!

Поэтому два раза в неделю, если все было хорошо на работе, Тайлер механически проделывал свое «вверх-вниз», а Нэнси старалась получить от этого сколько-нибудь удовольствия.

Мимо проехала полицейская машина или пожарные, а может быть, «скорая помощь». Нэнси знала, что у них разные сирены, но не различала их на слух. Люди ехали помогать другим. Случилась какая-то авария, может быть, даже трагедия.

Тайлер перестал храпеть, повернулся к ней, и она почувствовала, как напряглось все ее тело. Но он спокойно спал.

Она понемногу расслабилась.

Он же ее муж! Они уже столько лет прожили вместе, и за все это время он ни разу не повысил на нее голос. Чего же ей надо?

Не умирать от скуки.

А она умирала.

Нэнси лежала на боку и смотрела на ровный красный свет электронных часов, считая секунды: вот и еще пять минут прошло.

В одиннадцать сорок пять она выскользнула из постели и, неслышно ступая босыми ногами по мягкому ковру, подошла к окну.

Внизу блестел голубой прямоугольник бассейна. Сухой, рассыпчатый снег сверкал под прожекторами. От веток кустов на белой земле паутиной лежала тень. Бухта казалась куском черной материи, украшенной оранжевыми блестками. Она чуть подвинулась влево, чтобы лучше видеть огни центра города.

Все было неподвижно.

Где-то там, в городе, — он. Интересно, что он сейчас делает? Думает ли о ней?

А может быть, он сейчас едет сюда?

На Нэнси была розовая ночная сорочка на тоненьких бретельках. Она повела плечом, чтобы стряхнуть одну бретельку, потом вторую. Шелк упал к ее ногам. Она постояла так несколько секунд, согнув ногу.

Все было неподвижно.

Она отвернулась от окна, от ночного пейзажа за ним и пошла в ванную. Автоматически включились лампы обогрева, свет и вентилятор. Нэнси выбрала воду той температуры, какой ей хотелось, вошла в стеклянную кабинку и закрыла за собой дверцу.

Вода забарабанила по груди. Соски ее напряглись.

Она представила себе, как он разбивает окно, вышибает дверь, взбегает по ступенькам, распахивает дверь спальни, — Тайлер куда-то исчез, ему не было места в этом видении, — он слышит звук льющейся воды и вбегает в ванную. Нэнси молча смотрит, как он срывает с себя черную кожаную куртку, эти тесные потертые джинсы, носки, трусы. Интересно, а какие у него трусы? Наверно, бикини, едва скрывающие его естество. И — тело, такое твердое, худое, угловатое, мускулистое…

Нэнси обессиленно прислонилась к черному кафелю стены. Сердце бешено колотилось. Ей казалось, что вся она, все ее тело растворилось в волне одурманивающего тумана.

Она стиснула зубы, чтобы не закричать. Господи, что же с ней творится?! Нэнси выключила воду и вышла из стеклянной кабинки. Обмотав волосы полотенцем, она стояла в лучах инфракрасной лампы. Потом взяла с вешалки другое полотенце, обсушилась и вернулась в спальню.

Тайлер перевернулся на спину. Он никогда не был красивым, но поначалу ее привлекала его сила. Вот, он лежит здесь, спит, лицо спокойно-расслабленное, глаза закрыты. Нет, ничего не могла она в нем найти, что было достойно ее восхищения.

Нэнси опять подошла к окну, посмотрела во двор. Был ли он там, а потом исчез, словно никогда и не появлялся, ее зимний мираж?

Она скользнула в постель. Одеяло с электроподогревом не давало остыть простыне. Нэнси снова уставилась на красные цифры электронного будильника. Прошла минута, она закрыла глаза, медленно сосчитала до шестидесяти, снова открыла глаза, прошла еще минута. Тогда, в машине, он наклонился к ней, почти наяву она и сейчас ощущает запах его тела.

Страх, возбуждение охватили ее. И наконец она неохотно призналась самой себе, что уже тогда она желала его так же сильно, как желает сейчас.

Глава 22

В восемь утра дешевенький пластмассовый будильник, украденный как-то Билли в магазине «Лондон драгз», разразился булькающим ревом. Схватив спросонок свой «питон», Билли резко сел на постели и с минуту широко открытыми глазами смотрел на захлебывающийся будильник, а потом ударил по нему тяжелой рукояткой револьвера, чтобы тот больше не мучился.

Восемь часов одна минута, время на этом для будильника остановилось навсегда.

Еще украду. Невелика беда.

В доме было тихо и так холодно, что от дыхания изо рта и носа шел пар. Билли встал с постели, влез в джинсы и фуфайку, натянул ковбойские сапоги, надел кожаную куртку.

Обогреватель был установлен на пятнадцать градусов. Чертова мамаша. И здесь ищет, как бы сэкономить! Билли пошел в кухню, поставил на плиту чайник, сполоснул чашку. Мать забыла купить кофе. Черт. Вконец разозлившись, он побрел в ванную, помочился и стал разглядывать себя в зеркале. Причесался и уложил волосы. Бриться не хотелось. К тому же заросшее лицо делало его старше, внушительнее. Он почистил зубы, улыбнулся своему отражению, убрал улыбку с лица и посмотрел в зеркало холодным отрешенным взглядом. Он уже давно отрабатывал этот взгляд, по его мнению, так смотрят убийцы.

В гостиной был полный бардак. От сигаретного дыма нечем было дышать. Он набрал номер Гаррета.

Тот сразу снял трубку.

— Ты на колесах? — спросил Билли.

— Нет проблем. — Голос спросонья был хриплым.

— Обогреватель в машине есть, надеюсь?

— Это «кадиллак», — ответил Гаррет. — Я подумал, что раз уж угонять машину, пусть она будет классной.

Гаррет съездил ночью в аэропорт, зашел на стоянку, где машины оставляли надолго, выбрал «кадиллак», черный с откидным верхом и тонированными стеклами, завел его с помощью проводков и, заплатив одному сторожу двадцать два доллара, вернулся в город. Он оставил «кадиллак» в квартале от дома.

— «Кадиллак», — проговорил Билли с ноткой зависти в голосе, — ничего себе!

Гаррет улыбнулся в трубку. Ковбойская штучка во вкусе Билли: украсть роскошную машину, кататься на ней по городу — рисковать ради риска. Когда Гаррет сказал, что он сам выберет автомобиль, Билли одарил его одним из своих леденящих душу взглядов, но спорить не стал. Ну и хорошо. Потому что чем ближе к делу, тем легче Гаррет мог сорваться. Когда Билли выстрелил в него и порох попал ему в лицо, Гаррет готов был убить его, только бы увидеть, как он умирает.

И это желание еще не прошло.

— В девять тридцать, — сказал Билли. — Будь на месте. Понял?

— Как скажешь, — ответил Гаррет и повесил трубку.

В двадцать минут десятого Билли поставил свой «пинто» на Десятой авеню, в двух кварталах от винного магазина. Через пять минут туда же подъехал Гаррет. Ровно в девять тридцать они на «кадиллаке» зарулили на стоянку супермаркета, и Гаррет поставил машину так, чтобы они сидели лицом к винному магазину. Солнце было высоко, на небе ни облачка, звенела капель, и снег постепенно превращался в грязную жижу. Оттепель. «Кадиллак» стоял близко к магазину, всего метрах в двадцати, и Билли и Гаррет видели, что внутри идет обычная подготовка к рабочему дню, к наплыву первых пьяниц.