Замок Орх - Дмитрий Иванов

— Да просто двадцать лиаров — это не такое уж плохое жалование, за него стоит рискнуть. И к тому же мне просто было скучно без вас!

— Это ужасно, милый Хиггли, но все наши деньги отнял хозяин гостиницы вместе с начальником городской стражи. Мы их обязательно вернём, но для этого нам нужно подождать наших подруг, — Адиона внезапно осеклась, поняв, что, вероятно, сказала что-то лишнее. Но самое удивительное, что Хиггли как-то странно помрачнел, но не в тот момент, когда услышал о том, что девушек ограбили, а в тот момент, когда услышал о подругах.

— Пойдёмте скорее! Я вам кое-что покажу! — быстро бросил он девушкам, и не дожидаясь ответа, направился обратно к тюрьме.

Адиона и Треллия, поняв, что случилось что-то серьёзное, не задавая лишних вопросов, поспешили за Хиггли.

Дорога к тюрьме шла в гору, и все трое, поднявшись наверх, остановились под самой тюремной стеной, чтобы немного отдышаться. Хиггли сделал знак рукой, чтобы девушки сохраняли молчание, и те терпеливо не произносили ни звука, хотя их распирало от тысячи вопросов.

Немного отдышавшись, Хиггли сделал знак, чтобы девушки шли за ним, и шли как можно тише. Повернув за угол тюремной стены, там, где проходила широкая дорога, ведущая из Лорияза вглубь страны, напротив тюремной стены, замерев неподвижно, укрывшись за густым кустарником и деревьями, будто ожидая чего-то, замерли вооружённые эльфы в форме городской стражи. Увидев их, девушки замерли от ужаса. Это была засада. Засада, ждавшая Нерпу, Стрелку, Сойку и Мышку. Ждавшая того самого момента, когда четыре девушки выйдут из тоннеля, прорытого мышами, на свободу, в надежде помочь несчастному капитану Фарли, возлюбленному Стрелки.

По знаку Хиггли все трое, стараясь не поднимать шума, отошли на безопасное расстояние.

— Это не ваших подруг там ждут? — поинтересовался эльф, когда расстояние до засады стало достаточным, чтобы говорить в полный голос. По выражению лиц девушек, он понял, что попал в точку.

— Как они догадались? — обречённо спросила Треллия.

— В кабинет начальника тюрьмы выбежала мышь с привязанной корзиночкой, наполненной землёй. Это он мне сам рассказал. Хвастался, что скоро раскроет готовящийся побег опасных преступников.

— Что же делать? Как предупредить девчонок? — волновалась Треллия. — Веди нас обратно. Вернёмся в камеру и всё им скажем.

— Нет. Не годится. — Адиона на мгновение задумалась.

— Во-первых, мы уже свободны, и никто нас просто так в тюрьму не посадит. А во-вторых, если даже мы что-то сейчас совершим, то нас могут посадить в другую камеру. Но если побег не удастся, тогда Стрелка не сможет помочь своему возлюбленному. Они должны бежать.

— Что же тогда делать? — волновалась Треллия.

— Может, отвлечь засаду? — подумала Адиона.

— Как? Что ты такого сделаешь, чтобы стражники покинули свой пост и бросились за тобой? Причём все, что там есть? — грустно улыбнулся Хиггли.

— Нет! Я придумала! Всё будет совсем не так! — Адиона чуть не захлопала в ладоши от радости. — Побег состоится. Хиггли, нам нужна карета и пара хороших лошадей. Сможешь найти?

Изнемогая от усталости и тошноты, Тихор вошёл в ворота Альсенгарда.

Казалось, что с каждым шагом его тело становилось всё слабее и слабее, голова кружилась, тошнота не отпускала ни на минуту. Не зная, куда идти, он бесцельно брёл по узким, извилистым улочкам, не обращая внимания на прохожих. Чувствуя, что теряет последние силы, он прислонился к стене какого-то дома и ослабевшими руками достал флягу, допив из неё всю оставшуюся воду. Но чистая ключевая вода больше не прибавляла ему сил. Ноги становились ватными, шум в ушах нарастал, заполняя собой всё вокруг. И дома, и деревья, что росли за белокаменными заборами, и брусчатая мостовая с неглубокой канавкой для стока воды, и лица прохожих — всё слилось в какой-то бесформенный ком в голове у Тихора. Он уже не видел ни крепкого старика с короткой седою окладистой бородой, склонившегося над ним. Он не чувствовал, как пара сильных рук подхватила его и понесла неизвестно куда. Не чувствовал он и того, как кто-то положил его в мягкую чистую постель и как внимательно и тревожно этот кто-то изучал и разглядывал его больное тело.

Чувства и ощущения возвращались к Тихору постепенно. Первое, что он почувствовал, это приятную прохладу от охлаждающего компресса на своём лбу. Затем острый, щекочущий в носу запах уксуса заставил Тихора обрести утраченное было ощущение реальности. Приоткрыв глаза, он с удивлением обнаружил себя лежащим в чистой мягкой постели, укрытым огромным, приятно пахнущим чистотой одеялом, в светлой комнате с большим окном, выходящим, скорее всего, на оживлённую городскую улицу. Тихор понял это по шуму, доносившемуся из приоткрытого окна.

Начиная приходить в себя, он медленно оглядел комнату. Она представляла собою немного вытянутое в длину помещение с высоким, сводчатым потолком. Помимо кровати, на которой лежал Тихор, в комнате находились большой деревянный шкаф с резными дверцами, длинный стеллаж с книгами, стоящий вдоль стены, заваленный разными книгами и бумагами письменный стол, рядом с которым стоял так же погребённый под кучей бумаг деревянный секретер с резными ножками. За секретером на резном деревянном стуле с гнутыми ножками сидел высокий крепкий седой старик в длинном бордовом халате с меховым воротником и внимательно читал какую-то большую книгу в кожаном переплёте с блестящими металлическими замками.

Немного придя в себя, Тихор попытался приподнять голову, чтобы осмотреться получше. Но едва ему удалось оторвать голову от подушки, тупая, распирающая боль с невероятной силой вспыхнула в его голове. С тихим стоном он снова упал на кровать, чувствуя, как от внезапной боли весь мир снова сливается в одну точку.

Услышав стон мальчика, старик быстро поднялся из-за стола и стремительно подошёл к кровати. Взглянув на больного, он приложил свою руку тыльной стороной ко лбу Тихора, затем, внимательно глядя в его приоткрытые глаза, спросил:

— Очнулся! Как ты себя чувствуешь?

Старик старался говорить негромко, но его голос, даже приглушённый, звучал сильно и красиво.

Чтобы ответить, Тихору пришлось приложить усилия. Спёкшиеся от жара губы не хотели открываться, да и высохший язык ворочался с трудом.

— Голова болит, — наконец смог выдавить из себя ослабевшим голосом мальчик.

— Голова! — повторил старик. — Скажи спасибо, что у тебя вообще есть чему болеть, — с грустной иронией пошутил он.

— Спасибо, — одними губами прошептал Тихор.

— На здоровье, — ласково погладил мальчика по голове старик. К удивлению Тихора, боль стала быстро проходить и вскоре совсем пропала. Дышать стало легче.

— Выпей ещё вот это, — старик протянул мальчику глиняную чашку с каким-то странным напитком зеленоватого цвета. — Пей, — повторил он, поднося чашку к высохшим губам мальчика.

Тихор осторожно приподнялся на руках, ожидая нового приступа чудовищной боли, но, к его великому удивлению, боли не было. Сделав несколько глотков из чашки, он почувствовал, как утраченные силы начали возвращаться. Напиток был прохладный, сладко-кисловатого вкуса. После первых же глотков Тихор с радостью почувствовал, что говорить ему стало намного легче.

— Ну как? — с улыбкой спросил старик, когда на дне чашки не осталось ни капли.

— Уже лучше, — тоже с улыбкой отвечал Тихор.

— Вот и славно, — старик внимательно заглянул в глаза Тихора своими добрыми, необыкновенно синими глазами. — Расскажи мне, что произошло с тобой. Куда ты шёл, где твои родители?

Острою болью отозвались вопросы старика в сердце мальчика. Чувствуя, что не сможет ответить на них, не проронив ни слезинки, Тихор отвернулся и уткнулся носом в подушку, пытаясь сдержать подкативший к голу комок. Наконец ему удалось взять себя в руки. Он вновь повернулся к старику и уже отвечал почти спокойным голосом.

— Их забрали.

— И ты шёл на их поиски? — дрогнувшим от изумления и восхищения голосом прошептал старик.

— Да. Я хотел найти дорогу к шахтам, — по-детски просто отвечал Тихор.

— Дорогу к шахтам! — изумлённо протянул старик и посмотрел на мальчика как-то по-особенному, по-взрослому.

— И тебе было не страшно идти одному?

— Но у меня никого больше нет, — пытаясь сдержать слёзы, ответил Тихор.

— Но что случилось с тобою? — пытаясь перевести разговор в другое русло, спросил старик.

Тихор и сам почувствовал, что если не начнёт думать о чём-то другом, то воспоминания о родителях, о родной деревне заставят его потерять самообладание и расплакаться. А этого ему совсем не хотелось.

Неизвестно почему, но этот высокий старик внушал Тихору доверие. От него веяло какой-то особенной добротой и спокойствием. Однако когда Тихор начал свой рассказ о том, как сбился с пути, как ночевал в лесу и что потом с ним случилось, лицо старика стало напряжённым, глаза внимательными, а дыхание — совсем незаметным. Казалось, всё его существо обратилось в слух, чтобы не пропустить в рассказе мальчика ни малейшего слова. Но когда рассказ Тихора подошёл к эпизоду встречи со старухой, глаза старика расширились от ужаса, и Тихор случайно заметил, что, слушая его, старик так вцепился руками в деревянную спинку кровати, что пальцы его стали совершенно белые.