Там, где смерть и кровь, не бывает красоты - Лариса Соболева

– Элиза повстречала своего обольстителя в парке, – будто ничего и не заметив, в очередной раз начала делиться с ним своим планом Марго. – Я одену в дорогое платье свою Анфису и пошлю ее туда. Может статься, тот же человек встретится ей и захочет познакомиться, но это в том случае, ежели цель его – обогащение.

– Кто такая Анфиса?

– Моя горничная.

– Помилуйте, сударыня, – кисло покривился Зыбин. – Вы собираетесь выдать горничную за барышню? Да она только рот откроет, и сразу же станет понятно, кто она есть.

– Ничуть не бывало! – загорелась своей идеей Марго. Как натуре неуемной, ей не сиделось на стуле, она вскочила и, фланируя по кабинету, всерьез веря в успех, развивала свои фантазии далее: – Анфиса готовится пойти в актрисы, она берет уроки декламации и мимики. А у моего брата в имении она играла в водевиле гусар-девицу, помещики и не подумали, будто она горничная. Я ее научу, что и как следует говорить, как держаться, она справится…

– Ну, ладно, ладно, – взмахнул он руками. – Коль вы так желаете, отправляйте в парк свою актерку! Да хоть на всякий случай приставьте к ней наблюдателя, а не то, не ровен час, без горничной останетесь.

– Не беспокойтесь, она умна. Ах да! Чуть не забыла. Вот портрет Элизы, как вы просили… Прощайте!

Наступила благодатная тишина – так ведь это ее сиятельство унеслась, как ведьма на помеле. Зыбин взял в руки портрет, громко крикнул:

– Постовой! Постовой!

– Слушаю, вашвысокблагородь.

– Скажи там, чтоб оповестили сыщиков: приказываю прийти ко мне ввечеру. Одного не трожьте – Кирсанова, у него свое задание.

– Слушаюсь, вашвысокблагородь.

Оставшись один, он, рассматривая изображение юной графини Элизы, крякнул:

– Ишь, глазки, как клюковки, раскинула! Недурна, недурна. Но дура. Да это уж завсегда так: как баба недурна, так и дура…

За бокалом вина беседа катится стремительно, к тому же слишком много всего произошло за последний год, а именно столько времени и не виделись Борис с Викто́ром. Да и до их свидания в Москве, куда князь ездил прошлой весной с дядей, они тоже редко виделись, тем более нечаянная встреча обоих порадовала.

Борис был из обедневшего и не слишком-то знатного дворянского рода, воспитывался матушкою, родом она была из здешних мест, но отсюда уехала давно, а об отце своем он не любил рассказывать. Подружились молодые люди еще в военном училище, потом судьба развела их и вот вновь свела по счастливой случайности. Борис натурою своею выгодно отличался от князя, ибо мужчину не внешность красит, а его внутренний стержень, воля и сила, которые на себя не наденешь, но они чувствуются, если этими достоинствами человек обладает. Князь Викто́р, при его более яркой наружности, был излишне мягок, в споры не вступал, иногда казалось, что он не знает, чего хочет, к чему ему нужно стремиться, а это – признаки неуверенности в себе, как считали некоторые. Но людям свойственно ошибаться. Да, Викто́р не выпячивался, скорее всего, положение нахлебника научило его прятать себя, настоящего. Но с давнишним другом можно и приоткрыться немного, что и сделал князь.

– Сочувствую тебе, прими мои соболезнования, – вздохнул Борис, выслушав историю злоключений своего друга. Он положил руку на плечо Викто́ра и сжал его, слегка встряхнув опечаленного князя. – Не горюй, не мы собой распоряжаемся, есть кое-кто повыше нас. Никому не дано знать, когда он прикажет Мойрам оборвать нить…

– Мойрам? – усмехнулся Викто́р. – Ты поклоняешься греческим богам?

– Это я так, к слову. Просто не знаю, чем утешить тебя.

– Не надо меня утешать, потому что… Тебе трудно это представить, но однажды я встретил ее…

– Кого? – не понял друг.

– Элизу. Шел поздним вечером и вдруг… она! Одна! На пустой улице… Прошла мимо меня… Не веришь?

Что тут скажешь? Неловко же говорить другу, что с ним мозговая горячка приключилась. Смутившись, Борис опустил голову, поковырял вилкой в тарелке, но все же нашел нужные слова, как ему показалось:

– Обознался. Наше воображение дописывает то, что нам хочется видеть, а влюбленному, потерявшему свою суженую, каждая молоденькая женщина напоминает об избраннице.

– Я слишком мало знал Элизу, чтобы успеть ее полюбить. Но ежели бы я женился на ней, то, уверяю, был бы ей верным и преданным мужем. Ты не все знаешь: в тот вечер я говорил с нею.

– С… э… мертвой?! – настороженно спросил Борис, подозревая, что состояние здоровья друга много хуже, чем он подумал.

– С живой.

– Дружище, послушай моего совета: никому больше о том не рассказывай! Ты хоть понимаешь, что этого не может быть?!

– К счастью, не все думают так, как ты.

– Хочешь сказать, что половина вашего славного города время от времени видится с умершими, как с живыми? И это в порядке вещей?

– Нет. Но кое-кто виделся.

– Помилуй, Викто́р, ты же здравый человек… – Борис осекся, встретившись с вполне разумным взглядом друга, не соответствующим тому, что он о нем подумал, и вновь смутился: – Ну, хорошо, хорошо… Ты встретил ее, говорил с нею, и что дальше?

– Меня ударили по голове, и я потерял сознание.

– Значит, эти встречи к тому же еще и опасны?

– Вижу, ты мне не веришь, давай оставим эту тему. Надолго ты к нам?

– Пробуду какое-то время… пока не устрою матушку. Тетка умерла, оставив мне небольшую усадьбу за городом и скромное состояние, и мы занимались переездом. Матушке здешний климат только на пользу пойдет, а мне по нраву перемены, странствия. Вижу, ты хочешь спросить, женат ли я? Нет. И покуда не собираюсь ограничивать свою свободу. Как устроимся, обязательно приглашу тебя погостить у нас. Через недельку…

И еще час пролетел незаметно. К радости Бориса, темы воскрешения умершей невесты они больше не касались. Правда, он держался не вполне естественно, явно отвлекал Викто́ра, заодно и развлекая, вместе с тем на лице Бориса отпечаталась тень тревоги, что заметил князь и про себя добродушно посмеялся над стараниями Бориса, но не обиделся. А прощаясь, Викто́р задержал его руку в своей и с чувством признательности произнес:

– Я благодарен тебе, однако напрасно ты так обеспокоился моим состоянием.

– С чего ты взял, будто я обеспокоен? Причин для беспокойства я не вижу, а хандра… у тебя ведь хандра… она проходит, поверь.

– Все-таки я докажу тебе, что я здоров. И доказательством тому послужит Элиза, когда я найду ее! Найду, верну родителям дочь, а себе – невесту.

Зря он это сказал, Борис снова очутился в неловком положении, не зная, как реагировать на сию нелепость. Викто́р сам замял паузу, кликнув двух извозчиков, и друг, садясь в свою коляску, внезапно предложил:

– Едем прямо сейчас к нам? Твоим отправим записку, предупредим их, что ты погостишь у меня недельку-другую?

– Благодарю, Борис, ты вначале устройся, я никуда не денусь.

Коляски разъехались в разные стороны.

Евстафия Неониловича Марго застала на выходе, но завернула его обратно:

– Вы-то мне и нужны! Как успехи моей Анфисы?

– Великолепно, ваше сиятельство, – начал он с выражения восторга. – Одарена, право слово, одарена природой к занятиям актерским ремеслом! Мы решились пройтись по Шекспиру, я поручил ей выучить монологи Джульетты, леди Макбет и Катарины. А для показа в театре мы подготовим финальную сцену Отелло и Дездемоны.

– Кто же будет исполнять роль Отелло?

– Ваш покорный слуга, – с достоинством поклонился он.

Марго расширила глаза и покосилась на тщедушного старичка. М-да, и труппа, и антрепренер обхохочутся, глядя на Отелло, который в любой миг может упасть и рассыпаться, а уж задушить неверную жену – сил у него на то не хватит. К счастью, до показа еще далеко, Марго не допустит, чтобы ее протеже проводили из театра со свистом, а пока что у нее было другое предложение для него:

– Не могли бы вы еще немного позаниматься с Анфисой, но возьмите монолог из современного репертуара… м-м… того же графа Толстого, в его романах монологи на страницу написаны. Мне желательно, чтобы Анфиса усвоила правильность речи высшего света…

И она повесила нос: откуда же этот престарелый артист, к тому же бывший комик, знает тонкости общения аристократической среды? Да в театре, как только представляют высший свет, получается чистая пародия, публика лишь из жалости к стараниям артистов не смеется дружным хором. Но Марго махнула рукой: пусть он хоть как-нибудь ее поучит, позже она сама все это подправит, а вообще-то она больше надеялась на саму Анфису, на ее наблюдательность и ее талант копировать манеры великосветских дам.

Срочно послали за модисткой, она сделала примерку и обязалась одно из платьев Марго подогнать по фигуре Анфисы к завтрашнему дню. Девушка ничего не понимала. Барыня обещала ввести ее в курс дела вечером и поспешила к графине Шембек. Теперь именно от Амалии Августовны зависел успех сего предприятия, а надумала Марго временно поселить Анфису у Шембек, в гостиной у которой обсуждались странные явления призраков в городе. Она с удовольствием оставила бы горничную при себе, но, по ее предположению, во второй раз фамилия Ростовцевых, прозвучав в таких обстоятельствах, насторожит преступников, а прочих людей посвящать в тайну не стоило. Знакомясь с гостями графини, девушка должна будет выдать себя за родственницу госпожи Шембек, известной своим огромным состоянием, которое и должно будет прельстить преступников. Анфиса однажды спасла Марго жизнь, и графиня Ростовцева вовсе не собиралась подвергать опасности жизнь своей горничной, поэтому в парке за ней присмотрят ее дворецкий и садовник».