Голос - Доменик Сильвен

24

Брюс устроился в гостиной и вставил в магнитофон кассету с голосом Кассиди, которую постоянно носил с собой. Он внимательно прослушал ее, потом повторил вслух фразу про Айдору. Следовало согласиться с Шеффером. Что-то не связывалось. Предыдущие фразы складывались в научную гипотезу, а «последняя молитва Вокса» была заимствована из литературного произведения. Он поднялся и подошел к окну, чтобы колышущиеся ветки помогли ему сосредоточиться. Он увидел, как на улицу въехала зеленая мусороуборочная машина.

Майте Жуаньи сказала, что Изабель Кастро восхищалась этой историей виртуальной женщины, но, может быть, радиоведущая открыла для себя Уильяма Гибсона не самостоятельно. Безусловно, какую-то роль в этом сыграл Вокс. Однако, даже если Делькур был Воксом, специфическая научно-фантастическая книга странно выделялась среди популярного чтива, составлявшего его «прямо сказать, небогатую библиотеку».

Можно было рассматривать множество теорий, по большей части не менее идиотских, чем страстная любовь между певцом и математической эктоплазмой. Среди них и теорию о дьявольской паре — Левин и Делькуре. Темная любовь, получающая подпитку в убийстве. Вокс с двумя голосами.

Но в то утро в «Шератоне» лицо Мартины Левин не лгало. В этом он был уверен. Внезапно он подумал, что в ту минуту мог бы обнять ее. Мужчина и женщина в номере отеля. Так близко друг от друга. Она рассказала ему свою историю, но что случилось бы, дотронься он до нее? Может быть, она сказала бы еще одну фразу, еще одно слово и все изменилось бы?

Внезапный шум прервал его мысли. Шум падающего металла стих так же медленно, как шум поезда. Брюс резко вскочил. Он сообразил, что только что слышал звук из мусоропровода. Как же он не подумал, что в этом здании мог быть мусоропровод? Он сбежал по лестнице, прыгая через две ступеньки, и спустился в подвал. Под трубой стоял зеленый контейнер. Он нагнулся. Пусто. Он бросился к лестнице и побежал к стеклянной двери. Мусорщик тянул бак к машине. Брюс показал ему удостоверение офицера полиции и приказал остановиться.

Пока он копался в содержимом бака, вывернутом на тротуар, мусорщик, высокий блондин с подкрученными на кончиках усами, наблюдал за ним с философским видом. В мусоре были пластиковые мешки всех цветов, по больше части с логотипами близлежащих супермаркетов. Майор нашел аудиокассету, на сей раз нормального формата, марки ТОК — она единственная лежала не в мешке (если не считать трех бутылок из-под шампанского). Брюс поднялся с улыбкой, вытирая кассету о брюки.

— А! Хотел бы я послушать эту пленку, — сказал мусорщик. — Выглядит она волнующе.

— Вы были бы разочарованы, — сказал Брюс.

Судя по вашему довольному виду, вряд ли.

Шумовой фон. Словно какой-то дефект, в отличие от «чистых» записей Вокса. Голос мужчины. И сразу — ощущение чего-то странного. Голос, казалось, резонировал б пустой комнате, наталкивался на обитые ватой стены, которые в конце концов поглощали его. Розовое брюхо. Брюс представил себе человека с прибором, меняющим голос, как в «Афере Томаса Крауна», когда Стив Маккуин нанимает грабителей и хочет остаться неузнанным. Что касается женского голоса, он принадлежал Мартине Левин. Сомнений быть не могло.

«— Танцуй! Танцуй! Танцуй!

— Мне это надоело, урод!

— Танцуй! Танцуй! Танцуй!

— Да что тебе надо, в конце-то концов, а? Чего ты хочешь, говнюк, жирный боров, импотент!

— Танцуй!»

Танцуй! Танцуй! Танцуй! Или последняя модная мантра. Может быть, Саньяк и тут обнаружит «первородный Глагол, чьи отголоски звучат в бесконечности»? Брюс закурил, затянулся и раздавил сигарету в пепельнице, отметив, что приобретает скверную привычку курить по утрам. Он пожалел, что под рукой нет пророческой карамельки, и задумался. Кассету просто выбросили в мусоропровод. Почему? Что, Левин хранила ее много лет, а теперь вдруг решила от нее избавиться? Или… или она каким-то образом получила ее, но не знала, что именно на ней записано? Прослушав ее, она вполне могла испытать шок, почувствовать, как к ней внезапно вернулось ее прошлое. Он помнил, как говорил Шефферу, что она похожа на колодец. Секреты, в которых не признаешься. Настолько потаенные, что она ощутила иррациональную, но отчаянную потребность выбросить кассету. В черную дыру мусоропровода. А может быть, и в огонь действий, уходя из дома. Но зачем она ушла? Не для того, чтобы спрятаться, как думал Шеффер: Левин, безусловно, не принадлежала к тем, кто пытается избежать ответственности.

Легкий холодок под ложечкой. То самое чувство, которое всегда испытывал майор, понимая, что вышел на верный след. Он позвонил Жан-Пьеру Марешалю, одному из своих коллег по Службе внешней документации и контрразведки, занимавшемуся идентификацией голосов. Они договорились встретиться в кафе перед вокзалом Сен-Лазар. Марешаль заказал пиво, Брюс— чашку кофе. Майор уже хотел вставить кассету в маленький магнитофончик, только что купленный по дороге, когда Марешаль жестом остановил его и сказал:

— Прежде всего, ты должен знать, что у нас очень мало шансов идентифицировать голос твоего человечка. Даже если учитывать только параметры записи и передачи звука, это уже будет чертова путаница. А добавь еще к этому все средства для изменения голоса, электродные и естественные, и ты поймешь, какой это геморрой.

— Я вовсе не надеюсь, что ты найдешь мне его по записи голоса. И я уже знаю, что этот тип пользуется каким-то аппаратом и говорит в комнате со специально нарушенной акустикой. Но я также знаю, что ты — ас, Жан-Пьер. Идентификацию голосов используют и в национальной обороне, и в разведке. Вряд ли тебе и твоим коллегам платят просто за то, что вы сидите и плюете в потолок.

Польщенный Жан-Пьер Марешаль не удержался от легкой улыбки. Он отпил глоток пива и жестом показал Брюсу, что тот может включать запись. Прослушав ее до конца, он попросил повторить еще раз, потом надел наушники, чтобы в третий раз слышать звук непосредственно с магнитофона. Марешаль немного растянул удовольствие, наслаждаясь напряженным взглядом Брюса, который закурил было сигарету, но, сделав две затяжки, раздавил ее в пепельнице.

— Что я тебе точно могу сказать, Алекс, так это то, что у твоего мужичка — если это мужик, что еще требуется доказать, — есть небольшие проблемы с речью. И они не имеют ничего общего с присвистом, который создает аппаратура.

— Какого рода проблема?

— Заикание. Он пытается справиться с ним, все время повторяя одно и то же слово. Могу поспорить, что он раньше тренировался. Но запинка, даже очень легкая, все равно заметна. Это я тебе гарантирую. Он заика. Который отчаянно пытается скрыть свой дефект. И ему это удается.

Майор Брюс сидел перед лейтенантом Феликсом Мандело в его кабинете в комиссариате 8-го округа. Молодой человек принес ему последнее дело, над которым работала его группа под руководством капитана Левин. На папке было написано «Амелия Ди Сантано». По долгу службы Мандело принес ему и кофе с сахаром. Сейчас лейтенант разговаривал по телефону с кем-то, кто вполне мог дать ценную информацию относительно перекрашенных автомобилей, найденных в одном из гаражей округа.

Брюс дважды внимательно прочел досье. Подняв голову, он выждал, пока Феликс Мандело положит телефонную трубку, а потом спросил:

— Если я правильно понял, Амелия Ди Сантано— проститутка и наркоманка. Капитан Левин задержала ее в феврале этого года за перепродажу и употребление наркотиков во время рейда в восьмом округе. Три недели назад девушка по собственной воле пришла к ней и принесла жалобу. Ее избил клиент.

— Так точно.

— Скажи мне, Феликс…

— Да?

—Тебе раньше приходилось иметь дело с проституткой, подающей жалобу на клиента? Да еще с проституткой, которая снимала бы клиентов в девятом округе, а жаловаться шла в восьмой?

— Нет, майор.

— И мне не приходилось. Это не удивило капитана Левин?

Мандело улыбнулся, словно вспомнил что-то приятное. И ответил:

— Мартину не так-то легко удивить. Она решила, что шлюха пришла к ней, потому что она женщина. И к тому же имеющая больше мотивов для вмешательства, чем коллега-мужчина.

— Ты знаешь, что произошло с ней пять лет назад?

— Со шлюхой? —Нет. С Мартиной.

— Да, знаю. И… думаю, это сыграло роль. Если требовалось прижать какого-нибудь типа, измывавшегося над женщиной, она принимала это близко к сердцу.

— Дело осложняется тем, что в деле фигурирует и баба, измывавшаяся над мужчинами.

— Ах да, Мортиция! Тоже боливийка, но в амплуа «госпожи». Та еще штучка. Бьет, но разговаривать не любит.

— Почему, как ты думаешь?

— Думаю, что она интересуется только своим бизнесом. Своей «нижней лавкой», как говорят африканские шлюхи, уж не знаю, как это называют в Боливии. Мортиция мало что знает. А вот об Армандо Мендозе я бы такого не сказал.