(не)идеальный брак (СИ) - Матрохина Дарья

«Наталья» смотрит ей прямо в лицо, словно ожидая вспышки гнева. Света снова опускает глаза на рубашку, символ собственной любви, и осторожно думает о том, сколько раз вручную стирала её из-за хрупкости и заботе о цвете. И то, сможет ли эта женщина заставить её сомневаться в муже настолько, чтобы даже… В конце концов, с чего она вообще взяла, что эта Наталья и та Ната — одна и та же женщина? Почему подобная ведь должна существовать в единственном экземпляре? Ведь всё в этом мире бывает, верно?

— Конечно, — улыбается Света, и на какую-то долю секунды ей чудится, будто у собеседницы дёргается край губы. — Оставьте тут до вечера, я попробую и, если не получится, сразу позвоню.

— Вы… — Наталья странно замолкает, но уверенно протягивается бумажку в пятьсот рублей. — Надеюсь, этого хватит, чтобы разобраться с проблемой?

Унижение, от которого невозможно было бы отмыться, не будь у Светы кое-чего более ценного, чем верность мужа и его совесть. К несчастью для той, что пришла разрушить их брак, существует нечто более ценное, чем «хранить себя для партнёра» и, проведя бок о бок с Димиком десять дней под палящим солнцем Турции, она поняла почему его полюбила и зачем остаётся рядом. Света любит своего мужа. А тот любит в ответ. И ничто не сможет разрушить этот союз, пока они оба хотят быть вместе. Значит: пусть хоть сотня девиц сунет ей в руки непонятно откуда добытую вещь с любовно вышитыми инициалами Дмитрия Баранова, ему самом придётся сказать «я ухожу», чтобы она отпустила.

Иногда любовь бывает даже сильнее здравого смысла, верно?

— Более чем, — бумажка хрустит в пальцах, а Наталья выглядит не просто удивлённой — поражённой до самой глубины души. — Видимо, не всё в Ваших отношениях хорошо, раз приходит рвать рубашки…

— Да как ты… — голос гостьи странно глохнет и, прокашлявшись, она уже более миролюбиво просит: — Простите, нервы. Так иногда бывает, когда носишь ребёнка от человека, не готового к серьёзным отношениям…

Света распускает рубашку практически на куски, покупает новую ткань и, стараясь, чтобы всё выглядело достаточно невинно, сшивает по старым лекалам, которые после похудения стали великоваты Димику во всех местах сразу. Из остатков, которыми пользовалась при подборе ткани, она шьёт себе короткие, яркие шорты с неоновой, заметной издалека окантовкой.

— О, ты решила начать бегать? — спрашивает муж, увидев её впервые в этом странном наряде. — Такая знакомая ткань.

— Ага. Одна клиентка сдала старые вещи в починку, а там легче заново сделать, чем соединить получившиеся в порыве гнева обрывки обратно.

— И всё равно… — он подходит ближе, рассматривая, даже осторожно трёт пальцами. И, наконец, лицо Димика озаряется пониманием. — У меня была такая рубашка. Ты шила на первую годовщину. Это был твой первый опыт с выкройками чисто по фигуре.

— Ага, я сильно напортачила в тот раз.

— Нет. Она была чудесная. Даже жаль, что потерялась во время переезда. Уже даже не помню, когда. А может и дома осталась, не везти же такую красоту непонятно куда без шанса показать миру.

Это немного нечестно, но Свете отчего-то хочется немного попугать мужа. И, демонстративно потянувшись в коротких шортах, подчёркивающих её длинные ноги, она сообщает:

— Не потерялась. Я видела её буквально пару недель назад. В шкафу.

— Нет! Не может быть! Я её искал пару месяцев назад и никак не мог обнаружить, весь шкаф перетряс!

— Значит плохо искал. Я завтра буду стирать, и сама найду.

Димик нервничает весь вечер, потом выходит на балкон и, впервые за пару лет закурив, кому-то тайно звонит. Света растягивается на диване, через тонкую тюль наблюдая за тем, как муж бешено жестикулирует. Эта привычка из прошлой жизни, от отделался от желания постоянно размахивать руками во время разговора, но иногда, во время особо нервных моментов, вспоминает об этом. Видимо, сейчас всё настолько вышло из-под контроля, что других вариантов успокоиться уже не осталось.

— Да почему ты… — особо громко шипит Димик и, обернувшись, спохватывается. — Завтра поговорим. Да, завтра! Сказал же, что завтра! Да, конечно! Да буду, буду!

Он заканчивает разговор и выбрасывает сигарету.

— Нервное событие? — спрашивает Света его ещё в дверях. — Может, тогда завтра утром не пойдёшь на свою пробежку, а поспишь до нормального времени?

— А с чего ты взяла, что я пойду на пробежку?

— Угадала. Хотя нет, это было вполне ожидаемо. Ты так борешься со стрессом, и, если что-то серьёзное случилось, непременно побежишь.

— Ты так хорошо меня знаешь, милая…

«Даже лучше, чем ты думаешь, солнышко моё. И, раз уж я так долго изучала тебя, любимый мой супруг, никуда ты теперь не денешься. Пусть даже ради ребёнка внутри другой женщины»…

— Я беременна от Вашего мужа.

Света осторожно касается края чашки. Кофе слишком горячий, чтобы пить его сразу, пусть она и не намерена задерживаться надолго в неприятной для себя компании. Но, несмотря на всё неприятие ситуации, она была просто обязана согласиться на встречу. Чтобы разрешить ситуацию наиболее благоприятным для себя образом.

И всё же идти для этого непростого разговора в кафе было большой ошибкой. Теперь Наталья наверняка думает, что играет первую скрипку в происходящем, хотя ещё со вчерашнего дня совершенно ничего не решает. Ведь это Света наступила на Димика, заставив его снова встретиться с любовницей, и это она сунула ему в руки розовую футболку вместо привычной синей. Тихий намёк. Как здорово, что Наталья с первого раза поняла расстановку сил и ответила на вызов.

— Хотя Вы и так это знали, не так ли?

У Светы есть что ответить.

О, она бы могла многое сказать, начиная с отвратительного на вкус вредного для беременных кофе, и заканчивая отсутствием здравого смысла у женщины, решившей разрушить чужую семью. Но она только снова касается чашки и, убедившись, что та успела немного остыть, осторожно пробует содержимое.

Всё также мерзко.

— Боюсь, это невозможно, — медленно произносит она фразу, которую как следует отрепетировала перед зеркалом. — Дима бесплоден.

— Нет! Как это… Но вы двое же…

— У нас нет и никогда не было детей. Да Вы, наверно, и сами уже думали о том, почему у людей, которые провели в браке больше пяти лет, к тридцати ещё не возникло желания обзавестись малышами, правда? Теперь Вы знаете ответ. И одновременно понимаете, почему я так спокойна.

— Но почему он никогда…

— Видимо, в его глазах Вы не обладаете достаточной ценностью, чтобы сообщать о подобных мелочах, — ещё одна подготовленная фраза. Последняя. Случись что-то ещё и Света окажется совершенно не готова. Она и так уже тратит все силы на то, чтобы не расплакаться прямо при любовнице мужа. При беременной любовнице. Господи, как она дошла до такого? Что сподвигло её на встречу с этой женщиной? Как так получилось? О чём она вообще думала, когда шла сюда? — Простите, наверно, мне пора.

Наталья не останавливает её, только испуганно смотрит в чашку, словно не понимая, что происходит вокруг. Света отлично понимает это состояние: трудно держать себя в руках, когда мир рушится на голову. Она только надеется, что у любовницы найдётся достаточно мозгов, чтобы больше никогда не появиться на горизонте…

Света вешает новую рубашку на вешалку в самый дальний угол, прикрыв её чехлом от дублёнки, оставшимся ещё от прошлых хозяев. Она наперёд знает, как всё будет происходить вечером: сначала Димик сорвётся и, возможно, попытается поссориться, потом обязательно придёт извиняться и станет отвлекать её от факта отсутствия рубашки. И Свете, когда он будет ласковым и нежным, останется только пообещать сшить новую и через несколько дней достать заранее спрятанную вещь из шкафа. И всё, концерт отыгран, зрители аплодируют стоя, администрация считает выручку, фанаты в восторге, бар пустой и вот-вот закроются портьеры.

— Милая, я дома, — зовёт от входной двери Димик и, стоит ей подойти, вручает пышный букет роз: — Меня повысили, дали зарплату побольше и, похоже, скоро отправят в недельную командировку для повышения квалификации. Потом я думаю поступить в какой-нибудь ВУЗ, чтобы в будущем не останавливаться продвижении по службе. И ещё я люблю тебя…