Кавалер по найму - Василий Казаринов

— Отвали, — лениво ответствовало земноводное.

— Нет, ребята, в самом деле, — отчего-то настаивал я, хотя при обычных обстоятельствах моя натура предписывала не вмешиваться в такого рода уличные заварушки, а равнодушно следовать мимо, — в чем проблемы-то, а, граждане?

Помойная парочка — это были совсем еще не старые, не больше тридцати лет, мужики — медленно повернулась в мою сторону.

— Отвали, — приветствовал меня один из них, длиннорукий павиан с крохотными, близко посаженными глазами, под одним из которых вспухал лиловый синяк.

— Да бросьте вы, пожалуйста, — вяло отмахнулся я. — Против вас я ничего не имею. Сделайте одолжение, оставьте эту женщину в покое, я вас очень прошу.

Что произошло потом, я толком объяснить не в состоянии.

Я прекрасно видел: ленивый замах, грязный кулак, летящий к моему лицу — поставить простой блок против этого удара мне труда не составляло, — но вместо этого я как-то неловко поджался, съежился, втянул голову в плечи и попытался заслонить лицо ладонями.

Кулак пробил вялые руки, тупо ткнулся в скулу и соскользнул к губам, и я сразу ощутил солоноватый привкус. Посасывая раненую губу, я закрыл лицо руками, согнулся, подставив затылок под очередной удар, который свалил меня на колени. Третий удар наверняка отправил бы меня в нокдаун, однако его не последовало — краем глаза я успел заметить милицейский «уазик», выворачивавший из-за угла дома. Должно быть, он и спугнул мужиков, которые бросились наутек. Стоя на коленях, я медленно приходил в себя, пытаясь понять, что же все-таки произошло: мне случалось пропускать удары, и не раз, но впервые за то время, когда я по-настоящему ощутил силу моих крыльев, цепкость лап и крепость клюва, меня били словно безответную боксерскую грушу.

— Дело дрянь. — Я еще раз ощупал разбитую губу.

Это все теплое дыхание неведомого мне зверька. Когда она вот так дышит рядом, мне отказывают природные инстинкты.

Придя в себя окончательно, я поднялся с асфальта, тряхнул головой, огляделся: Милицейский «УАЗ», не остановившись, проехал мимо. Пара сбивших меня с ног приматов куда-то пропала. Я поискал взглядом их подружку, — никак не отреагировав на бегство сотоварищей, она стояла, привалившись плечом к гаражу, и тупо пялилась на газон. Проследив направление ее взгляда, я озадаченно поморгал.

В двух шагах от гаражей, возле огороженной пестрой, красно-белой ленточкой клумбы, стояла, ритмично колыхаясь, палевого оттенка дворняга, на спину которой взгромоздил крепкие лапы крупный черный кобель той же породы.

— Ну вот, — бодрым тоном произнес я, — выходит в природе полный порядок.

— Что? — спросила женщина с сумками.

— Да нет, ничего. С какой стати они к вам пристали? — спросил я.

— Да как сказать… — уныло отозвалась женщина. — Рэкет. Это не наша территория.

Я недоуменно тряхнул головой, косясь на контейнер.

— То есть вы хотите сказать, что помойное хозяйство у нас тоже разделено на сферы влияния?

— Конечно, Пустые бутылки — это ведь тоже бизнес.

Тем временем ее спутник выбрался из контейнер: Она наклонилась к сумке, достала из нее тряпочку тщательно обтерла его выцветшие болоньевые ветровку и брюки. Он сдернул с головы плотный капюшон, и невольно отшатнулся.

Когда он на секунду возник передо мной, вынырнув из груды помойного хлама, я толком не успел его рассмотреть, но увидел темно-русые длинные волосы мягкими волнами стекающие на плечи, узкое и бледное лицо, в котором было что-то от иконописных ликов — тонкие черты, сумрачные полукружья теней под глазами, скорбный изгиб рта, прямой тонкий нос.

— Что-то не сложилось? — тихо спросил я.

Женщина беспомощно улыбнулась и утвердительно опустила бесцветные ресницы, взяла своего подхватившего сумки спутника под руку, и так они пошли к красному дому, очень дружные и очень беззащитные.

Я вздохнул, сунул руку в карман, извлек оттуда листок бумаги, сверился с адресом.

Средний подъезд, первый этаж, дверь направо. Кодовый замок не работал. Я вошел в сумрачный подъезд, поискал кнопку звонка, не нашел, постучал кулаком в обшарпанную деревянную дверь, неряшливо вымазанную немыслимого цвета масляной краской. Признаков жизни за дверью не обнаруживалось, и я постучал еще раз и еще. Наконец из глубин квартиры донесся невнятный звук, послышалось хрипловатое ворчание допотопного замка, дверь открылась, дом дохнул мне в лицо именно тем запахом бедной жизни, который я и ощутил, набирая номер телефона.

Из запаха материализовался высокий, основательно сбитый мужчина в армейской тельняшке и широких, видавших виды штанах из грубой, напоминавшей парусину ткани. Крепкую голову украшал короткий жесткий седой ежик, того же оттенка и фактуры усы плотной щеткой топорщились над верхней губой. Резкие черты лица казались выструганными из сухого, прокаленного солнцем и посеревшего под сухими ветрами дерева. Высокий лоб треснул парой глубоких морщин, россыпь трещинок помельче протянулась от уголков серых глаз к гладко выбритым вискам. Массивный подбородок свидетельствовал об основательном, воспитанном в спартанском духе и приученном к жесткой дисциплине характере. Передо мной был человек военный — в этом я не сомневался.

Я огляделся: пара стоптанных, грубых башмаков у обшарпанной вешалки, растрепанная пачка «Беломора» на тумбочке под мутноватым овалом зеркала, засохшая герань, заломив руки, в отчаянье желтела в горшке на видном из тесной прихожей кухонном подоконнике, под которым стояла пустая пивная посуда.

— А, это ты… — Он коротко кивнул, измеряя меня пытливым взглядом. — Одноклассник… Пошли в комнату. А то на кухне бардак. Меня не было неделю. Отпуск. Ездил на родину, на Дон. Вот вернулся нынче утром. А дома пусто.

В самом деле, в квартире стоял тяжелый воздух.

Усевшись сбоку круглого, застеленного вытертой клеенкой стола, он стряхнул с босой ноги тапочку, пошевелил пальцами, поднял глаза — встретившись с его угрюмым и прямым взглядом, я едва сдержал порыв вытянуться по стойке «смирно».

— Давай? — спросил я, извлекая из сумки бутылку водки, прихваченную в предчувствии не самого веселого разговора,

— Давай, — кивнул он, поднимаясь, достал из обшарпанного серванта пару стаканов. — Сейчас… Посмотрю, есть ли в доме чего-нибудь пожрать.

Шаркая расквашенными шлепанцами, он удалился на кухню, я посмотрел вокруг и обратил внимание на тусклый снимок, вставленный за мутноватое от времени стекло серванта.

На танковой броне на фоне пустынного пейзажа, замкнутого с тыла темными контурами скалистых гор — пейзаж был насквозь пропитан рыжеватой пылью, — сидели трое и без улыбок на каменных лицах напряженно уставились в объектив. Хозяин дома был в центре. Полевая форма выгорела на солнце и, казалось, дышала плотным запахом тяжелого солдатского пота.

— Афганистан? — спросил я, услышав за спиной характерное шарканье.

— Ага, — буркнул он, метнув на стол буханку черного хлеба и банку килек в томатном соусе. — Были времена. Там я еще комбат.

Мы чокнулись и молча выпили.

— Брось, парень, кого ты хочешь взять на пушку, — тихо произнес он. — Я ведь разведчик. А в том, что касается следовой подготовки, мне равных не было.

— Это ты о чем, следопыт?

— Ты такой же одноклассник моей дочери, как я генерал армии.

— Да. Верно. И ты не генерал армии.

Я коротко и просто, без затей рассказал: о тетрадке Ласточки и о ее просьбе навестить бедную Лизу.

С минуту он молчал, потирая шершавый от жесткой щетины подбородок, потом налил себе водки, одним махом выпил и сказал:

— Всех к стенке…

Его несколько обмякшее лицо опять одеревенело.

— Боюсь, комбат, я тебя не совсем понял.

— А чего тут понимать, — мрачно отозвался он, забрасывая ногу на ногу. — Я ведь все понимаю. Ну воруют. Ну грабят там на большой дороге. Ну постреливают, мочат друг друга. Ну проворачивают всякие аферы. Ну суют взятки направо и налево…

Он умолк, глядя на то, как шевелятся пальцы босой ноги, а я подумал, что военный следопыт вот так запросто, в двух словах, удивительно точно очертил характер отечественного бизнеса.

— Все это я понимаю, — продолжал он, — но вот говнюков, которые торгуют девчонками, я бы без суда и следствия ставил к стенке. — Он рубанул ладонью воздух. — Без разговоров. Без адвокатов и прочей шушеры. Только так. Сразу к стенке… Хотя нет. — Он мотнул головой и увел взгляд к карточке, стоящей за стеклом серванта. — Знаешь, тамошние ребята, ну местные, они народ крутой. У них там было принято устраивать такие публичные мероприятия. Приводят какого-нибудь сукиного сына на площадь и вешают при всем честном народе. Вот так и нам надо. Ага. Петлю на шею — и привет тебе горячий. Виси и отдыхай.

Я закурил, раздумывая о том, хватит ли в наших городах и весях фонарных столбов, чтобы претворить в жизнь эти смелые палаческие планы. Нет, не думаю, что хватит.