Над бездной - Барбара Делински

– Я нашла их в прикроватной тумбочке Мары, – сообщила она. – Ты не находишь, что это довольно странное место для них?

– Да уж, не без того, – ответил он, пощелкав подтяжками. – Так, говоришь, они лежали в тумбочке у Мары? Интересно.

– Так, значит, ты не знал, что они там?

– Если бы я заподозрил это, я сразу бы их забрал. Это мои самые любимые. Признаться, я думал, что потерял их в оздоровительном клубе. Спасибо. – Питер взял подтяжки из ладони Пейдж и запихал в свой карман. – С какой стати, интересно знать, ты роешься в прикроватной тумбочке Мары?

Справедливый вопрос. Теоретически смерть Мары можно было объяснить передозировкой валиума, усталостью и несвоевременным телефонным звонком. Но все это не удовлетворяло Пейдж. Чем больше она узнавала о Маре, тем загадочнее становилась для нее эта женщина, что буквально изводило ее. Пейдж поставила себе целью узнать о тайнах Мары как можно больше. Она почувствовала себя лично ответственной за то, чтобы смерть Мары перестала быть загадкой.

– Я сидела на ее кровати, пытаясь понять, что же все-таки произошло, – ответила она. – Поиски в бюро и прикроватной тумбочке могли, как я предполагала, пролить на это хоть какой-то свет. И вот я открыла ящик тумбочки, чтобы посмотреть, что там находится. Почему, как ты думаешь, она хранила подтяжки у себя?

Питер отпил глоток кофе, скорчил недовольную гримасу, добавил в чашку еще ложечку сливок и помешал.

– Полагаю, они ей нравились.

– Как и тебе. Ты носил их постоянно. Интересно, как они к ней попали?

– Она часто бывала у меня дома. Должно быть, и прихватила как-то раз.

– Даже не поставив тебя в известность?

– Ну, она очень хорошо знала мой дом. А я, знаешь ли, не ходил за ней по пятам, чтобы следить, что она берет и кладет на место, а что нет.

– Но зачем, зачем ей было тайком брать твои подтяжки, да еще прятать потом в ночную тумбочку?

Питер отхлебнул еще глоток кофе и промолчал.

– Питер, я тебя спрашиваю!

Он поднял глаза и посмотрел на Пейдж.

– Да потому, черт побери, что я ей нравился! И не пытайся меня убедить, что ты не знала об этом.

Пейдж и представить себе не могла ничего подобного. На ее лице отразилось недоумение.

– Да, да, именно так, – наставительно сказал Питер.

– Вы были друзьями. Иногда вам приходилось кое-что делать вместе по работе. Но что ты имеешь в виду, когда говоришь, что ты ей нравился?

– Она была влюблена в меня. Она была без ума от меня.

Пейдж покачала головой.

– Без ума? Выбрось это из головы. Если бы она влюбилась в тебя, я бы знала.

– Точно так же, как ты знала о валиуме. Или о том, что девочка из Индии уже на пути в Таккер.

Придется тебе, Пейдж, примириться с тем, что у Мары были свои тайны. Более того, секреты в какой-то степени были ее пунктиком. – Питер промолчал, а потом задал вопрос, над которым Пейдж сама безуспешно ломала голову:

– Ну а как ты сама думаешь, отчего в прикроватной тумбочке Мары хранились мои подтяжки?

– Я думала, – начала Пейдж» но дело было в том, что она так и не пришла ни к какому выводу, – я думала, что ты, возможно, как-то раз остался у нее ночевать и забыл свои подтяжки.

– Зачем, скажи на милость, мне было у нее ночевать? Мне хватало времени и днем. С какой это стати мне тащиться к ней ночью?

– Ну, потому что она тебе нравилась.

– Конечно, с ней иногда бывало неплохо, но быть с ней рядом в течение хотя бы короткого времени – все равно что иметь занозу в пятке. Поэтому с какой это стати мне нужно было у нее ночевать?

– Потому что она тебе нравилась.

– Не нравилась она мне.

– Неправда. Уверена, что она тебе нравилась. А ты нравился ей. Вы действительно иногда ненавидели друг друга. Ваши взаимные пикировки временами сводили всех нас с ума, но несмотря на это, вы хорошо друг к другу относились.

– Да, мы были друзьями, – настаивал Питер, – но не любовниками. Скажи на милость, с чего это ты вдруг решила, что мы были любовниками? Совершенно невероятная мысль.

Пейдж вовсе не утверждала, что Питер и Мара находились в интимных отношениях. Она даже ни разу не употребила слово «любовники». Она лишь предположила, что у Мары и Питера могли быть какие-то общие дела, которые заставили их засидеться у Мары допоздна, и вот тогда-то, возможно, Питер у нее и остался, чтобы переночевать. А подтяжки он, вполне вероятно, мог отстегнуть ради удобства, а потом забыть. Конечно, место, где обнаружила Пейдж подтяжки, казалось и ей самым малоподходящим для хранения предметов мужского туалета, но ничего невероятного она также в этом не нашла. Ведь Мара могла заметить подтяжки и сунуть их в первое попавшееся место только для того, чтобы они не валялись на виду.

Нет, Пейдж вовсе не намекала на то, что Питер и Мара были любовниками. Интересно то, что именно Питер употребил это слово.

– Приветик, – сказала Энджи, входя в комнату и быстро взглянув на них. Она направилась к кофеварке. – Я не помешала вашей беседе?

Питер подвинулся, уступая ей место за столом.

– Мы, собственно, ни о чем серьезном и не говорили.

– Мне почему-то кажется, что вы говорили о Маре. – Тут Энджи налила себе чашку кофе.

– Возможно, потому, – ответила Пейдж, – что мы постоянно о ней думаем. Хочешь знать, что я выяснила вчера днем? – Тут она рассказала присутствующим о своем разговоре с представителем авиакомпании «Эйр-Индия».

Энджи вздохнула:

– Бедная Мара. Должно быть, это ее окончательно добило. Ей так хотелось иметь ребенка. Если она и в самом деле поверила, что после того, как она прошла все мытарства с удочерением девочки, самолет, на котором летела Самира, разбился, то это могло вызвать у нее приступ сильнейшей депрессии.

Но Питер энергично замотал головой в ответ на слова Энджи.

– Ей приходилось сталкиваться со случаями, когда погибали ее пациенты-дети, но не было же у нее вспышки депрессии, хотя этих детей она хорошо знала, чего не скажешь о Самире.

– Но ведь Самира должна была стать ее приемной дочерью, – заметила Энджи, – а это большая разница. Если бы у тебя, Питер, были собственные дети, ты бы понял, о чем я говорю. Когда мы говорим о родителях и их детях, то здесь взаимная связь куда более крепкая. Мара же давно свыклась с мыслью о том, что Самира станет ее приемной дочерью.

Пейдж была не в большей степени матерью, чем Питер отцом, но она все понимала.

– Она удочеряла Сами и таким образом становилась ей матерью.

– Это мне понять не так просто, – возразил Питер. – Почему это так для нее много значило?

– Возможно, возраст сыграл здесь не последнюю роль. Ей было уже тридцать девять. Она чувствовала, как уходит время.

– Тебе столько же, сколько было ей. И что же? Ты впадаешь в отчаяние?