Роддом. Сериал. Кадры 1–13 - Татьяна Соломатина

Кто ж возразит начмеду? Особенно если он суров, как ответственный за техническое обеспечение на премьерном спектакле недавно реанимированного Большого. Вопрос, разумеется, был риторическим. И со значительностью Левитана, объявляющего сводку от Совинформбюро, Семён Ильич продолжил:

— Примерно на тридцать второй неделе беременности я познакомилась с врачом акушером-гинекологом Татьяной Георгиевной Мальцевой, заведующей обсервационным отделением и родильным залом этого отделения. Обратилась к ней по рекомендации врача, которая вела мою беременность. С Татьяной Георгиевной мы сразу нашли общий язык. Она показалась мне профессионалом в своем деле, и, поскольку речь шла о возможном кесаревом сечении, немаловажен был её большой опыт и стаж работы. Через несколько дней я заключила договор с этим роддомом на роды с Татьяной Георгиевной по программе номер три — то есть самый полный перечень услуг, послеродовая палата люкс с возможным круглосуточным пребыванием родственника. До родов я была на приеме у Татьяны Георгиевны ещё один раз. Тогда и подтвердилось, что рожать я буду при помощи операции. Причина в проблемах с глазами — у меня тяжёлая миопия, и в родах могла произойти отслойка сетчатки. — Панин снова осмотрел присутствующих на пятиминутке. И обратился к Мальцевой, вложив во фразу как можно больше сарказма: — Татьяна Георгиевна, я рад, что ваша квалификация так высока, что показывать беременную с высокой степени миопии начмеду вы уже не считаете нужным!

— Я не считаю, Семён Ильич, что таких женщин не нужно показывать начмеду. Но дело в том, что как раз тогда вы были в зарубежной командировке от Минздрава. И обязанности начмеда временно исполняла я, — спокойно ответила Татьяна Георгиевна.

Панин так посмотрел на заведующую обсервацией, как будто пытался прожечь в ней дыру. Но ничего не сказал и вновь вернулся к торжественной декламации.

— У меня была назначена следующая встреча с Татьяной Георгиевной — на тридцать девятой неделе, но судьба распорядилась так, что роды начались естественным образом…

На словах «но судьба распорядилась так» по залу прокатился нервный смешок. Панин замолчал, и смешок тут же издох, потому что ну его к чёртовой матери с Сэмэном заводиться, когда он и так на взводе, что тот палец малолетки на спусковом крючке «калаша».

— …Но судьба распорядилась так, — медленно повторил начмед, — что на тридцать седьмой неделе в шесть утра я приехала в роддом уже с большим раскрытием. Татьяна Георгиевна, слава богу, была в родильном доме и около восьми тридцати взяла меня на операцию, а уже в восемь пятьдесят три благополучно родилась моя дочка. — Семён Ильич прервал чтение и снова уставился на Мальцеву. — Я хочу вас спросить, Татьяна Георгиевна, почему вы постоянно исключаете потужной период в подобных ситуациях именно с помощью операции кесарева сечения? Почему не накладываете щипцы? Почему не применяете вакуум-экстракцию? Совсем руками работать разучились?!

Татьяна Георгиевна молчала. А что она должна была ему сказать? Что и вы, Семён Ильич, в подобных ситуациях исключаете потужной период родов именно с помощью операции кесарева сечения? Потому что и вы, Семён Ильич, прекрасно знаете, что интранатальные осложнения, приводящие к тем самым пресловутым родовым травмам, куда выше именно при наложении щипцов или вакуум-экстракции плода? И это не говоря уже о том, что кесарево сечение выполняется именно что руками, а вовсе не ногами. Если, конечно же, кесарево сечение делает Мальцева, Панин и многие другие, но только — тьфу-тьфу-тьфу! — не Михаил Вениаминович, например. Можно было бы, конечно, ещё вопросительно-утвердительно интонировать примерно такое: «Сёма, ты что, окончательно тронулся?!» Но Татьяна Георгиевна предпочла промолчать.

— Молчите, Татьяна Георгиевна?! Ну-ну! — Панин снова принялся за своё песнопение: — Ярославу сразу мне показали и унесли в палату, где находились мой муж и мама, при них произвели все необходимые обследования. После этого я попросила меня усыпить и проснулась уже в палате реанимации. Хочу выразить огромную благодарность за профессионализм и душевное отношение ко мне во время родов и после них — Татьяне Георгиевне, а также анестезиологу-реаниматологу Аркадию Петровичу и анестезистке не то Алёне, не то Леночке, к сожалению, не знаю полного имени, но они её называли и так и так, — про выражение благодарностей Панин прочёл смазанной тихой скороговоркой. — В палате реанимации я пробыла сутки. Из наркоза я вышла постепенно, без осложнений, давали обезболивающее и ставили капельницы, а встала через двенадцать часов после начала операции и сама дошла до туалета. — Семён Ильич со злостью швырнул листочки на стол. — Вот сколько раз уже говорено и переговорено! Мы — за раннее вставание! Мы — за профилактику тромбоэмболий и так далее! Отчего у вас баба валяется полсуток, когда поднимать после неосложнённого кесарева можно уже спустя шесть часов. А через восемь-девять — вы просто обязаны её поднять! А вы — ленитесь! И потом у нас тромбоэмболии и прочие неприятные осложнения и гепарины с фраксипаринами рекой льются!

— Семён Ильич, наши женщины не всегда хотят слишком рано вставать. Нежные. Да и клиническая ситуация не всегда позволяет… — подал голос из зала Святогорский.

— Помолчите, Аркадий Петрович! Всем прекрасно известно, что вы всегда найдёте себе оправдание! Я могу продолжать? Спасибо, что так уважаете начмеда, что делаете ему одолжения, выслушивая то, что касается непосредственно вашей работы! — И Сёма снова взял тон чтеца-декламатора: — Как только я пришла в себя, в палату сразу позвали маму и мужа, по очереди — мне это дало колоссальную эмоциональную поддержку. Дочку принесли, как только та проснулась, и сразу приложили к груди, после чего мы не расставались до двенадцати часов ночи, а затем её отнесли спящую обратно в детское отделение на ночь, чтобы дать мне отдых. Спасибо внимательному медицинскому персоналу, дежурил анестезиолог-реаниматолог Владимир Сергеевич Ельский. Очень хороший специалист. За всё время пребывания здесь я ни разу не испытала каких-то слишком серьёзных трудностей, мне сразу оказывали помощь и не оставляли без наблюдения. На роды я брала с собой только документы, тапочки, носки, мобильный телефон и фотоаппарат. Телефон оставался у мужа во время операции, а затем мне его дали в палату реанимации, фотоаппаратом муж сделал первые снимки дочери, когда её вынесли из операционной.

— Семён Ильич, ты нам тут до вечера собрался это интернет-досье читать, а? Девица же вроде всем довольна. Хочешь, я завтра утром на пятиминутке анестезиологические анекдоты почитаю? Может, пойдём уже работать? — подал реплику Аркадий Петрович. Но Панин сделал вид, что не заметил, и продолжил читать:

— На следующее утро мне разрешили позавтракать, и после того, как были получены хорошие результаты анализов, меня вместе с дочерью без проволочек перевели в послеродовое отделение, и я вздохнула с облегчением, но, как выяснилось, рано… Начну с хорошего: у меня была послеродовая палата люкс на втором этаже, просторная и комфортная: отдельный санузел — правда, там плохо работал слив унитаза и были проблемы с регулировкой воды в душе, — большая двуспальная кровать с тумбочками, пеленальный комод, две раковины, телевизор, кормительное кресло — я им не пользовалась, кормила в кровати, лежа на боку, — стол со стульями, полки с разноцветными контейнерами и вазочками, две большие прозрачные вазы для цветов — если для кого-то это важно, кулер — кипяток и холодная питьевая вода, микроволновка и холодильник. Для ребёнка всё давали: слипики…

— Чего давали? — вырвалось у Святогорского.

— Для ребёнка всё давали, — Панин был торжественен и непреклонен, как титановый гвоздь. — Слипики — были и с закрытыми ручками — пользовались ими. Распашонки, шапочки, подгузники «Либеро», много пелёнок, влажные салфетки, крем под подгузник «Мустелла», гель для мытья «Мустелла». Так что, думаю, ничего своего привозить из дома не нужно, разве что если захочется ногти подстричь или подгузники получше. Только одёжку на выписку. Утеплять чем-то дополнительным ребёнка не пришлось, в палате было очень тепло, плюс двадцать шесть постоянно. Для меня тоже почти всё необходимое было: ночнушки — правда, только унылого зелёного цвета…

— Семён Ильич, мы не в борделе, чтобы весёлого цвета ночнушки заводить! — взвилась присутствующая на пятиминутке старшая акушерка обсервационного отделения. Начмед на неё даже внимания не обратил и, не прерываясь, продолжил:

— Два банных халата — приятного позитивного персикового цвета, прокладки, одноразовые трусики, впитывающие одноразовые подкладки, полотенца, зубные щетки, гели и шампуни, одноразовая бритва, фен. Из своего стоит взять: фотоаппарат, может быть айпад или ноутбук — я выходила в Интернет с телефона, домашний костюм, если не нравится в зелёной ночнушке…