Последний поцелуй (ЛП) - Клэр Джессика

Я бросаю ей длинный пиджак. Она сможет переодеться в поезде.

– Идём, – говорю я, и мой тон грубее, чем обычно, но Боги небесные, что делать человеку, которого так искушают.

Она пожимает плечами, осматривая пальто, а я разбираю и пакую винтовку. Мне не хочется смотреть на неё, но я не могу. У неё ноги покрыты чулками, намекая на то, что я знаю, что там выше коленок. Она выглядит вдвойне провокационно. Вероятно, все непорочные девы, доставшиеся варварам, не были такими чарующими.

В вестибюле, пока мы выписываемся из номера, я еле сдерживаюсь, чтобы не избить разинувшего рот клерка, который пялится на неё с похотью в глазах.

– Нам нужно такси, – лаю я, пока он не отрывает от неё взгляда, и я кричу громче. – Такси до Термини Стационе. Быстро!

Мой резкий окрик заставляет его кивнуть и выполнить приказ, но не отрывая взгляда от Наоми. Я должен достать пистолет и застрелить его.

Наоми всё ещё моргает, как сова, глядя на меня, будто ещё не до конца проснулась.

– Куда мы едем?

Одна часть меня не хочет ей ничего рассказывать, но это неправильно. А другая часть меня хочет рассказать ей всё. Положить голову на её мягкие колени и выплеснуть все мои заботы, ведь она любит меня, как одомашненного волка. Но я даю ей лишь мельчайшие детали.

– Firenze.

– Firenze?

– Флоренция, – перевожу я.

Мгновение она размышляет об этом, и у неё запускаются механизмы. Я наблюдаю за ней краем глаза, потому что не хочу смотреть в открытую, и почти вижу, как двигаются её шестерёнки.

– Там находится статуя Давида. Я бы хотела её увидеть. О, и галерея Уффици приятное место. Там находится картина «Рождение Венеры Боттичелли». Ты видел её? А мы сможем увидеть Пизанскую башню? Я бы хотела изучить её, чтобы понять, как она всё ещё не упала.

– В этих местах толпы. Много людей.

– Ох... ну, думаю, может быть, всё будет хорошо. Я могла бы снова воткнуть затычки для ушей.

Я потираю рукой лицо.

– Мне жаль, Наоми. Я озабочен нашим путешествием, поэтому нам предстоит короткая дорога. Возможно, в другой раз мы сделаем это, но не в эту поездку.

– Конечно. Я поняла.

Её милостивое одобрение моей неприветливости заставляет меня чувствовать себя ещё хуже. В такси я не могу говорить на протяжении всей дороги до железнодорожного вокзала.

Рассвет восстаёт из облаков, заливая румяным светом окружающий пейзаж. Даже приземистая уродливая станция Термини выглядит романтично в этом свете. Бросив водителю деньги, я вытаскиваю Наоми из машины и беру наши сумки. Выбираю самый ранний поезд, чтобы избежать большой толпы. Места, которые я забронировал, находятся в тихой части в вагоне бизнес-класса.

Уложив сумки на багажные места, жестом прошу Наоми сесть. Она без единого слова занимает своё место и смотрит в окно. У неё двигаются губы, но я не могу разобрать ни слова. Я ложусь на сидение рядом с ней и закрываю дверь купе. Сейчас оно похоже на стеклянную гробницу. Тихую и угнетающую.

Почему я отталкиваю её, когда она не что иное, как принятие меня, моих кровавых жестоких черт и собственных особенностей? У неё была возможность предать меня. Её предыдущая ложь не была самозащитой.

Что-то смещается внутри меня. Больше не хочу этой пропасти между нами, но раз я в ответе за неё, мне её и преодолевать.

– Ты хочешь переодеться? – спрашиваю я.

Она не отвечает.

– Наоми?

Она снова игнорирует меня. К её повторяющимся беззвучным словам добавилось небольшое покачивающееся движение. Поезд медленно заполняется, мучительно медленно. Положив пальцы на стол, я смотрю на её затылок, волосы спутаны. Это не в её духе. Наоми – человек порядка и точности. То, что она не пытается выпрямить волосы, вызывает беспокойство. Забравшись в её сумку, я достаю расчёску.

– Это скоростной поезд. Всего несколько часов, и мы будем во Флоренции.

Я медленно расчёсываю её волосы, стараясь не тянуть корни. Годы расчёсывания чужих волос научили меня этому. Выключаю эти воспоминания. Медленно расчёсываю прядь за прядью, разделяя каждую отдельно.

– Флоренция – интересный город. У него нет выхода к морю, крупного порта. Но тем не менее, река Арно вызывала крупнейшие наводнения. В шестидесятых река затопила город, смела ворота баптистерия Гиберти и уничтожила многие другие драгоценные артефакты. По всему городу есть маркеры, отмечающие уровни наводнений. Они выше твоей головы, Наоми.

Её покачивание останавливается, и она немного обмякает, но всё ещё где-то витает. Спутанные пряди почти исчезают, но я продолжаю проводить расчёской, гладя шелковую бронзово-каштановую завесу.

– В ранние утренние часы у дверей баптистерия мало людей. В отеле Циметире Сан-Миниато-аль-Монте много открытого пространства. Там не будет многолюдно. Внутри Санта-Мария-дель-Фьоре находится вход в Санта Репарату. Это оригинальный собор, а на его вершине – Санта-Мария. И там никого не бывает. Это не Пиза или Рождение Венеры, но это часть сердца Флоренции.

– Ты возьмёшь меня туда? – тихо спрашивает она.

– Да, – хрипло отвечаю я, и её мольба пронзает меня, словно стрела, ведь мне нравится, когда она болтлива и откровенна. – Возьму, но сначала нам нужно отправиться к Гийому. Он знаком со многими во Флоренции и поможет нам с делами.

– Какой он человек?

Я печально улыбаюсь, потому что она совершенно точно сформулировала свой вопрос. Не кто он, а какой он человек.

– Он – коллекционер. Но у него нет «Мадонны». Его не интересуют религиозные картины. Скорее, ему нравятся светские и необычные вещи. Пенис быка, используемый святыми в Персии, чтобы лишить невинности девственниц в их первую брачную ночь.

На этом Наоми поворачивается с ясными глазами. У неё появляется интерес, и она не может удержаться от вопросов.

– Как он не засох? Ведь сразу после отсечения от тела он должен начать разлагаться. Это какая-то мумификация? Думаешь, он покажет мне его? А что ещё у него есть? Однажды в школе я пыталась мумифицировать лягушку. Мы должны были препарировать её, но я подумала, что было бы интересно сначала мумифицировать её, чтобы проанализировать и сравнить старение органов, но учитель не позволил мне этого. Ему показалось, что так использовать лягушку неправильно. Но лягушка уже была мертва, вряд ли у неё были какие-то чувства. Она казалась вполне подходящим образцом.

– Этот пенис вырезан из слоновой кости. Но я согласен с тобой. Лягушка уже была мертва, – признаю я, удивляясь её рассказу.

Будучи студенткой Наоми, наверное, была ужасом. Умнее своих учителей. Без сомнения, они не были подготовлены, чтобы справиться с её вопросами и жаждой знаний.

– А твои родители? Что сказали они?

– О, они перевели меня в другую школу, предназначенную для таких людей, как я.

– Страдающих синдромом Аспрегера?

– Нет. Ну, знаешь, для чудиков.

– Ты не чудик, Наоми, – резко отвечаю я.

Она пожимает плечами.

– Неважно. Школа была хорошая. Все учились в собственном темпе, некоторые продвигались быстрее, чем другие. Однако при достижении определённого уровня нас заставляли посещать университетские занятия. Одна девушка сказала мне, что эти занятие плохие, потому что профессора не заинтересованы в знаниях, а лишь вещают на лекциях то, что будут спрашивать на экзаменах. Я оставалась в своей маленькой школе в Монтессори, как можно дольше, пока они, наконец, не поняли, что на самом деле я ничего не делаю.

– А какого тебе было в университете?

Ещё одно пожатие плечами.

– Так же. Я смогла провести несколько самостоятельных исследований. Например, в теории эгоистичных генов с применением нового понимания регуляции генов, как гены превращаются сами в себя. Ричард Докинз открыл эгоистичный ген в тысяча девятьсот семьдесят шестом году, основываясь на сотне работ Менделя по теории генов.

В ответ на мой непонимающий взгляд она начинает объяснять.

– Докинз доказал, что ген реплицируется, если это необходимо для выживания или адаптации. А другие гены, которые не нужны, вымирают. Но понимание того, как функционируют гены, порождает новые гипотезы. Конечно, ответа пока нет. А раз нет ответа, нужно исследовать ещё. Я могла бы провести собственные исследования. В общем, было весело.