Асы шпионажа. Закулисная история израильской разведки - Стюарт Стивен

Уйти пришлось и Харкави. В апреле 1959 г. он и начальник Отдела операций подали в отставку. К этому их вынудили последствия одного мероприятия, несогласованного с кабинетом министров. Суть его была в следующем. В один прекрасный день премьер-министр узнал, что население страны, повинуясь кодовым призывам радио ко всем резервистам явиться в свои части, побросало работу в конторах и на заводах. Это создало невероятный беспорядок, к тому же обошлось, если учесть недоданную продукцию, в миллион долларов.

Правительство вынуждено было отреагировать, хотя бы символически. Харкави и начальнику Отдела операций предложено было уйти. Бен-Гурион сказал Харкави, что через месяц он может вернуться на работу. Но Харкави решил, что с него хватит и уехал в Европу в отпуск, где предполагал заняться научной работой. Впоследствии он получил должность профессора Иерусалимского университета на отделении международных отношений и арабской культуры.

Таким образом, в результате глупейшего недоразумения один из самых способных, хоть и малоизвестных широкой публике, начальников израильской Военной разведки ушел со своего поста. В Военной разведке ему все время приходилось иметь дело с неприятными последствиями «Сюзанны». Да и в дальнейшем они давали себя знать.

В июле 1959 г, начался закрытый процесс над Франком. Трое судей должны были выяснить, виновен он или нет. Процесс закончился в сентябре 1959 г. Полю Франку и его адвокату постепенно удалось склонить суд к тому, чтобы во внимание была принята его версия о фальсификации материалов по делу.

Мотке Бен-Цур многократно лгал суду, но в конце концов вынужден был признаться в том, что его письмо, в котором была рассказана история приглашения испанского президента Олимпийского комитета посетить Москву, было написано для того, чтобы предостеречь Франка от опасности, грозящей ему в Израиле.

Полковник Ариель Амиад, председатель независимого комитета расследования, созданного армией (в связи с заявлением Франка во время следствия), давая свидетельские показания на суде, заявил, что Бен-Цур в частной с ним беседе подтвердил, что документы были фальсифицированы, но тогда же сказал, что на суде будет это отрицать. Свидетельские показания майора Шломо Милле, который был куратором Франка почти в течение всей операции, оказались еще более сокрушительными. Он рассказал, что открыл папку и произвел опись документов, как это и полагалось делать. Затем эта папка попала к Бен-Цуру. Когда папка вновь оказалась у Милле, он увидел, что ее содержимое изменилось. Она даже была заново переплетена и в ней отсутствовала опись, а также некоторые документы.

В частности, засвидетельствовал Милле, он лично относил в свое время на радиостанцию Израиля отпечатанное на машинке распоряжение начинать вторую серию диверсий в Египте. Его в папке тоже не оказалось.

Тем не менее в августе 1959 г. суд признал Франка виновным по всем статьям предъявленных ему обвинений. Но определение наказания было отложено. Приговор был изложен на восьмидесяти страницах. Поля Франка, естественно, интересовали страницы, относящиеся непосредственно к нему. Но всех других значительно больше — материалы, содержащие рекомендации суда начальнику Штаба армии в связи с его показаниями против генерала Джибли и полковника Мотке Бен-Цура.

Джинн из бутылки был выпущен…

С февраля 1959 г. Иосси Харел, герой «Эксодуса», который недолгое время был начальником отряда 131, пришел к Лавону и рассказал ему о своих наблюдениях, связанных с фальсификацией документов, которую он обнаружил, когда сам некоторое время работал в Военной разведке. [9]

Лавон давно уже ждал момента, когда сможет восстановить свою запятнанную репутацию. Годами горечь обиды копилась и копилась в его душе.

Он известил Бен-Гуриона о новых свидетельствах и потребовал полного расследования. Бен-Гурион попросил своего военного советника, полковника Хаима Бен-Давида, провести предварительную работу.

15 июля полковник доложил Бен-Гуриону, что у него нет никаких сомнений в том, что документы были подделаны. В сентябре, после получения доклада из суда, который занимался делом Франка, начальник Штаба Хаим Ласков организовал комитет под председательством судьи Хаима Коена. Комитету было поручено выяснить:

— пытался ли «старший офицер» (т. е. Джибли), его помощник или другие офицеры отдела, о котором идет речь, а также министр обороны и начальник Штаба склонять свидетелей, и в особенности «человека № 3» (т. е. Поля Франка) к даче неправильных показаний комитету Олшана и Дори, который расследовал обстоятельства ошибки, допущенной в системе безопасности. И действительно ли имели место случаи, когда показания были заведомо неверны;

— были ли внесены изменения в тексты документов, относящихся к операции «Сюзанна», или в тексты других документов, связанных с расследованием, проводимым комитетом. Если да, то кем?

Заключение комитета Коена представляло собой не более чем попытку оправдать виновных.

Подделка документов, как было в нем заявлено, не доказана. Обвинения не подтверждены. Относительно нашумевшего письма Джибли к Даяну от 19 июля 1954 г. полицейские эксперты высказались в том смысле, что никаких изменений в письме, представленном им на рассмотрение, они не обнаружили.

В конечном счете все это дело приобрело большой политический резонанс, и послужило для оппозиции оружием борьбы с правительством, которым она последовательно и с успехом пользовалась.

Выставленные против старших офицеров армии и, в частности против Моше Даяна, обвинения, Бен-Гурион считал адресованными ему лично.

Доклад Коена дал премьер-министру и его приверженцам возможность перейти в наступление. Пока доверием пользовались утверждения свидетелей о фальсификации документов, не было возможности полностью снять с Джибли обвинение в том, что он назначил проведение операции без ведома министра обороны Лавона. Теперь Джибли потребовал подробного судебного разбирательства всего дела от начала до конца.

Но правительству вся эта история страшно надоела. Кроме того, члены правительства прекрасно понимали, что доклад Коена не следовало трактовать так однозначно, как это делал Бен-Гурион. (В докладе, в частности, говорилось лишь о том, что фальсификация документов не была доказана, а вовсе не утверждалось, что она имела место.) Однако, несмотря на бурные возражения Бен-Гуриона, было решено создать министерский комитет из семи человек. Этот комитет должен был сделать обзор всего имеющегося материала и представить правительству рекомендации по дальнейшим действиям.

Генеральный прокурор Гидеон Хаузнер вылетел в Париж для встречи с Харкави, который в свое время сообщил, что секретарша Джибли под давлением Бен-Цура изменила текст письма от 19 июля. Хаузнер встретился с Далией, которая была и другом, и поклонницей Джибли. Сначала она отказалась от первых своих показаний. Но затем со слезами подтвердила их. Хаузнер вернулся в Тель-Авив вместе с ней. Когда полиция начала ее допрашивать, она, как это ни странно, вновь изменила свои показания, сказав, что не уверена в том, что изменения были внесены именно в это письмо.

21 декабря комитет семи обнародовал свои данные. Они сводились к следующему. Лавон не отдавал приказа действовать. Ответственность за происшедшее несут только Джибли и Мотке Бен-Цур. Комитет не видит оснований для дальнейшего расследования.

Оскорбленный и разгневанный, Бен-Гурион взял шестинедельный отпуск и пригрозил своим коллегам, что уйдет в отставку, потому что, по его мнению, «страна не может жить в обстановке лжи, извращенных фактов и порочного правосудия». Члены партии МАПАЙ (партии Бен-Гуриона) были растеряны. Они посчитали, что кампания, унижающая армию и Бен-Гуриона, была развязана Лавоном. Так что пусть он и несет за все это ответственность. Лавона освободили от занимаемой им должности, и он вынужден был уйти на пенсию. Одинокий и во всем разочаровавшийся, Пинхас Лавон все же не прекратил борьбы за восстановление своего доброго имени, и частично ему это удалось. В январе 1976 г. он умер.

Бен-Гурион никогда не позволял себе забывать об этом деле. Он не желал (и был в этом, возможно, прав), чтобы его имя навсегда было связано с именем Лавона. Его правота должна была быть доказана. В 1963 г. он ушел с поста премьер-министра и напряженно работал, добиваясь возобновления расследования в полной форме. Но заменивший его на посту премьер-министра Леви Эшкол и его кабинет наотрез отказались ему в этом помочь.

В 1964 г., после неудавшейся попытки заставить правительство понять необходимость такого расследования, Бен-Гурион ушел из Рабочей партии и в союзе с двумя своими воспитанниками Моше Даяном и Шимоном Пересом организовал новую партию — РАФИ. Своим бывшим коллегам он никогда не мог простить их, как он считал, предательства.