Проклятье живой воды (СИ) - Романова Галина Львовна

— В-виктор? Это я? — собственный голос показался ей чужим. Она невольно закашлялась, глотнув вони вместе с воздухом.

Во мраке что-то шевельнулось. Темнота отозвалась судорожным вздохом, перешедшим в низкое неразборчивое ворчание.

— Сынок? Я… поесть тебе принесла, — Верна повыше подняла свечу, пытаясь рассмотреть скорчившееся в углу существо. То, что удалось рассмотреть, сильно напоминало громадного паука — длинными суставчатыми конечностями. Вот только туловище не напоминало паучье. Мутант медленно пошевелился, пытаясь распутать руки-ноги. От страха и жалости у Верны все перевернулось внутри. Женщина застыла, оцепенев, пока то, что еще несколько дней назад было ее сыном, принимало вертикальное положение.

Тонкие ноги теперь не могли удержать туловище, и на помощь пришли руки. Удлинившиеся, с крупными кистями, заканчивающимися вывернутыми внутрь когтями. Рассмотреть их в темноте Верна не могла — для этого она должна была отвести зачарованный взгляд от головы мутанта и его единственного — о боже, на самом деле единственного. — глаза. Но почему-то возникла мысль, что одного небрежного удара этих когтей будет достаточно, чтобы выпотрошить ее, как селедку. А она, ошеломленная произошедшей с сыном переменой, даже не успеет не то, чтобы защититься, но и испугаться.

И запах. Этот запах исходил от тела ее сына. И только сейчас, когда в голове мелькнула мысль о пауках, женщина вспомнила, что так напоминает ей эта вонь. Так пахли раздавленные жуки.

— Господи, Виктор. Что с тобой стало?

Мутант немного придвинулся ближе, и с запозданием стало понятно, что глаз у него по-прежнему два. Только череп как-то странно перекосило, и один глаз оказался посередине, а второй — ниже, скрытый складками плоти так, что лишь по дрожанию ее и можно было угадать, что там, внутри, еще сохранились остатки века. И оно по старой, еще человеческой привычке, пытается открыться пошире.

Изо рта — просто щели в черепе — послышался негромкий звук — нечто среднее между шипением и ворчанием. Как будто в трубе клокотала перемешанная с паром вода.

— Здравствуй, Виктор, — пролепетала Верна, дрожащей рукой протягивая ему миску с картофелем. — Вот… я купила… немного, но… приходился экономить, нам ведь надо жить… я работаю, шью, но… надо копить…

Она сама не знала, что говорит, понимала только, что не может молчать, что страх не дает ей сомкнуть уста. Существо, в которое превратился ее сын, больше не ворчало, но смотрело так пристально, что миссис Чес готова была поклясться спасением души — он ее слушает. И пока есть хоть малейшая ниточка, связывающая их, она ее не порвет.

Внезапно существо дернулось. Мелькнула перед лицом когтистая лапа, и женщина отшатнулась, теряя равновесие. Миска выпала их руки, свеча погасла, потушенная, и Верна, сама не помня себя, кинулась к лестнице.

— Нет. Виктор. Не надо. Умоляю… нет…

Хриплый клекот воздуха, выходящего из того, что когда-то было носом. Взгляд загоревшегося глаза устремлен…

…мимо?

Женщине понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что снаружи кто-то есть. Кто-то, кого учуял ее сын.

— Сиди здесь.

Решение пришло мгновенно, заглушив недавний страх. Оставив на полу миску и свечу, Верна торопливо полезла наверх.

Под окнами кто-то ходил. С улицы раздавались шаги и голоса. Где-то звучали команды, отдаваемые хорошо поставленным, но злым и хриплым от усталости голосом. Слышался людской гомон. Где-то что-то упало. Громко хлопнула чья-то дверь, послышался визгливый женский голос:

— Нет. У нас ничего нет.

Захлопнув крышку подпола — догадалась не стукнуть, а просто опустить — и набросив на нее край старого половика, Верна метнулась к окну, но тут же отпрянула, заметив в проходе между домами черно-красные плащи и шламы-полумаски, скрывающие лица.

Чистильщики.

Подобные облавы на улицах рабочих кварталов были не редкость. Бригады обходили квартал за кварталом, проверяя дом за домом. Соседям не было нужды вызывать их — они являлись сами. Просто потому, что настала очередь. Последний раз чистильщики посещали Кейт-стрит, когда Виктор только-только устроился на работу в «Макбет Индастриз». Тогда забрала Майкла Петерса. И вот теперь…

Стук в дверь прервал ее мысли. Облава дошла до нее.

— Эй, миссис…

Можно было притвориться, что никого нет дома, но было поздно — ее заметили. Верна испугалась, заметалась по комнате, не зная, за что хвататься.

Стук в дверь заставил ее замереть на месте.

— Эй, вы там? Королевская служба очистки. Отворяйте.

На негнущихся ногах женщина добралась до двери. В голове шумело. Но не открыть нельзя. С чистильщиков при исполнении станется и дверь выбить. И уж тогда они не остановятся ни перед чем, чтобы не перерыть ее дом сверху донизу.

Чистильщик был не один. За спиной худого типа в длинном плаще с полумаской на лице — так когда-то одевались чумные доктора — маячили два ловца с сетями и пулеметами.

— Плановая проверка, — холодно изрек чистильщик. — Имя?

— Миссис Джордж Чес. Верна Чес. Я вдова.

— Живете одна? — он сделал шаг, собираясь пройти в дом, и Верна невольно отступила.

— Э-э…да, то есть…

— Кто еще проживает? — чистильщик исподлобья окинул взглядом комнату.

— Сын. Только он… его сейчас нет. Он… на работе… То есть, он нанялся матросом… уплыл в Вест-Индию… недавно. Еще его вещи кое-какие остались…

— Ясно. Больных нет?

— Нет. Я…

— Зараженных? Подозрительных?

— Нет. Я живу одна. Даже никому угла не сдаю.

— Ясно.

Чистильщик сделал еще шаг, оказавшись в комнате. Миссис Чес не успела отступить и невольно услышала из-под маски характерное сопение. Он…принюхивается? А что, если чистильщик сможет учуять запах, который сочится из подвала? Что он вообще может, этот чистильщик? Почему он прячет лицо под маской? Кто он такой?

Он сделал еще один шаг, слегка пригнулся, словно впрямь что-то унюхал.

— Что вы ищете? — не выдержала Верна. — У меня ничего нет. И ко мне давно никто не приходил…

Чистильщик посопел носом под маской. От волнения и страха женщине показалось, что шевелится именно его маска — кончик искусственного носа слегка зашевелился, словно хоботок.

— Что это?

— Вы про запах? Это… клопы… я клопов травила, — поспешила отвести подозрения женщина. — Их так много развелось… еще и тараканы… житья нет. В лавку ходила, за отравой, только-только перед вашим приходом все травила, поэтому открывать не хотела. Это клопы…

— Значит, вы живете одна, миссис Верна Чес? — голос из-под маски казался безжизненным и зловещим. Чистильщику явно не было дела до ее проблем.

— Да. С недавних пор, одна. Сын уехал. Обещал написать… как только приплывет в Вест-Индию…а я…

— На каком корабле отплыл ваш сын?

Верне показалось, что он ее разгадал. Откуда ей было знать, какие корабли и куда отходят из порта? Она даже близко к гавани не подходила. И газет не читает, чтобы там узнать новости… и вообще, в ее мире не принято интересоваться тем, что находится за его пределами.

Газеты… что там кричали мальчишки-газетчики на перекрестке?

— «Принц Рудольф», — вспомнила она. — Кажется, такое название… Сын так мечтал… увидеть дальние страны…

— Принц, значит… — чистильщик кивнул, склонив голову набок, словно ответ его совсем не занимал. Помолчал, еще раз окинул взглядом комнату и попятился. — Будьте здоровы.

В свете того, какая болезнь интересовала этого человека, пожелание звучало зловеще.

Заперев за страшными гостями дверь, Верна без сил привалилась к ней, переводя дух. Сердце стучало где-то в горле.

К ним приходил чистильщик, и он вел себя так, что становилось понятно — про едкий запах он знал прекрасно и наверняка отличал «аромат» мутантов от вони отравы для насекомых. Кроме того, где это видано, чтобы в бедняцких кварталах травили блох, тараканов и клопов?

Но, как бы то ни было, на какое-то время их с Виктором оставили в покое.

— Ты не бойся, сынок, — прошептала Верна, хотя догадывалась, что сын никак не может ее услышать. — Я тебя не оставлю. И никому не отдам.