Женись на мне (сборник) - Ирина Степановская

Мы вышли на площадь. У переливающегося огнями входа в казино было выставлено блестящее ярко-синее чудо – автомобиль, выиграть который могут якобы все. Я тогда еще только мечтал о собственной машине. Она знала об этой моей маленькой слабости.

– Ты играл когда-нибудь? – вдруг спросила она, и я не стал утаивать правду.

– Студентом, с ребятами. Меня часто обыгрывали – я не умею блефовать.

– Пойдем попробуем! – вдруг предложила она.

Я растерялся. Мне показалось, что в глазах ее мелькнуло какое-то странное выражение.

– Но ведь у меня нет денег! – В тот период заработок уходил на оплату скромного жилища, кое-какую еду и на книги, которые я покупал в несметных количествах.

– У меня есть! – сказала она. – Я сегодня буду играть первый раз в жизни! Ты ведь наверняка слышал, что новичкам везет? Я выиграю для тебя этот приз!

Она собиралась выиграть машину для меня! Я готов был внести ее в казино на руках – так меня умилила ее доброта, она собиралась играть для меня! В ту минуту мне даже не пришло в голову, чем это может закончиться. Конечно, я тут же полез к ней с изъявлениями нежности, но она меня легонько отстранила.

– Пойдем! Туда ведь не пускают без мужчин! – И Анна уверенно зашагала вперед. Я засомневался ровно на секунду – что-то странное в ее голосе все-таки меня насторожило, но, побоявшись отстать, я отбросил неясные сомнения и последовал за ней.

Конечно, в то, что она выиграет машину, я ни капли не верил, но чем черт не шутит! Для нее это развлечение. Пусть попробует разочек и уйдет!

Уж не знаю, правда ли статистика подтверждает, будто новички выигрывают, или это все рекламные трюки, но Анна буквально за десять минут проиграла все деньги, какие у нее были с собой, довольно крупную сумму. Служащий казино любезно предложил довезти ее до дома на огромном лимузине.

– Подожди меня здесь! – сказала она, когда мы въехали к ней во двор. – Я возьму деньги, мы поедем обратно! Я должна отыграться!

– Но твой муж! Что он скажет?!

– Он уже спит! – Она быстро скользнула в темноту, и я удивился и торопливости ее движений, и тому странному, непривычному оттенку в голосе, который появился у нее в это короткое время и которого я раньше никогда у нее не замечал.

Шофер равнодушно выключил двигатель и, откинувшись на сиденье, задремал, а я не мог найти себе места.

«Неужели так странно проявила себя ее скрытная натура? Но это может быть опасно! Страсть к игре – одна из самых разрушительных. Как остановить Анну?»

Она появилась достаточно быстро с потрепанной кожаной сумочкой в руках. Я догадался, что здесь она хранила семейные деньги.

– Поехали! – сказала Анна. Глаза ее напряженно блестели во тьме машины. Пролетавшие мимо уличные огни придавали взгляду выражение безумного веселья. Куда исчез присущий ей стальной блеск в глазах, ощущение холодного спокойствия, которые доводили меня до бешенства? Как будто в упоении, в предвкушении чего-то необычайного, сулящего экстаз, она схватила меня за руку. Рука ее, тонкая, но крепкая и сильная, теперь была холодна как лед, голова же горела.

– Остановись! – сказал я ей. – Ты все проиграешь!

– Страсть стоит денег! Я это поняла! – Анна говорила словно в лихорадке.

– Я тебя не пущу! Остановите машину! – велел я, но шофер и не думал тормозить. Очевидно, у казино был свой резон.

– Нет, только вперед! – Она отбросила мою руку и сидела теперь, будто в одиночестве, откинувшись на мягкую спинку роскошного автомобиля. Она выглядела так, словно через минуту собиралась навсегда улететь в другую страну или взойти на эшафот, и, проезжая по знакомым улицам и не зная, вернется ли назад, хотела попрощаться со всем, что было у нее на этой земле. Мне стало страшно.

– Я с тобой не пойду! – У меня еще теплилась слабая надежда, что без спутника ее в зал не пустят. Но казино не хотело упускать свою выгоду. Ливрейный швейцар приветливо и с поклоном открыл зеркальные двери. Я остался у входа и присел на бордюр. За мной медленно, но неотвратимо вращалась сияющая рекламная машина. Я схватился за голову. Теперь весь этот блеск, окружавший меня, казался зловещим отблеском пожарища.

Анны не было всего около сорока минут, которые показались мне вечностью. Наконец она вышла. Теперь она была одна, без провожатых, и очень бледная, будто больная. Казино, исторгнув ее из себя, захлопнуло за ней свою зеркально-бездонную пасть. Поравнявшись со мной, она, картинным жестом щелкнув замком, перевернула сумку. Как я и предполагал, она была пуста.

– Сколько ты проиграла? – От волнения голос мой стал хриплым.

– Все наши деньги до копейки, – сказала она. – Теперь мы с мужем бедны как церковные крысы.

– Ты сумасшедшая! – воскликнул я. – Что ты теперь скажешь дома?

– Так и скажу, как есть. – Под глазами у нее залегли зеленоватые тени, и блеска в них уже не было. – Проводи меня!

– Я не хочу в этом участвовать! – закричал я. – Ты понимаешь, во что ты меня втянула?

Она закрыла глаза, но на лице ее я не увидел ни раскаяния, ни удивления – только мелькнула тень слабой, презрительной улыбки. Я не понял, чем она вызвана.

– Теперь я знаю, что такое настоящая страсть, – произнесла Анна. – Ты хоть и не сразу, но справился с задачей… – Она как-то противно хмыкнула. – Оказывается, начинать надо было не с постели. Тогда я потеряла бы меньше времени. – Она еще помолчала, а потом добавила вполне серьезным тоном: – А ведь я уже была в отчаянии. У меня были мысли и о самоубийстве… Я даже перешла работать в техническую библиотеку, чтобы никогда в жизни не читать больше фраз типа: «От страсти у нее задрожали руки!»

На ее лице мелькнула и тотчас погасла улыбка – последняя ее улыбка, которую мне довелось увидеть.

– Теперь я могу рекомендовать тебя всем моим знакомым как классного специалиста!

– Ты ужасная эгоистка! – заорал я. – Пусть ты не могла полюбить меня! Но у тебя не было желания осчастливить даже какого-нибудь котенка, мышонка… Даже черепашку! – Я совсем запутался в этом зверье и уже чуть не плакал от бессилия, от отчаяния.

– Правильно говорят, что когда профессионалы начинают заниматься личными делами, они становятся идиотами! – спокойно сказала она. – Я хотела испытать страсть – и я ее испытала! И я думаю, что теперь смогла бы убить, украсть, обесчестить себя, и мне было бы совершенно не стыдно!

Она словно гордилась сказанными словами!

– И, в конце концов, ведь я же с тобой оказалась возле этого казино! – Она опять как-то криво ухмыльнулась.

– А тебе никогда не было жалко меня или своего мужа?

Она спокойно подняла бровь.

– Ведь мы в ответе за тех, кого приручили, – ответила Анна.

Она повернулась и пошла прочь. Но все-таки в ее фигуре была еле заметная растерянность – ведь не каждый же день ей случалось проигрывать по нескольку тысяч долларов. А впрочем, может, я ошибался и у нее просто устали ноги в туфлях на высоких каблуках.

Я вышел на дорогу, поймал для нее машину и дал шоферу последний стольник. Она мне даже не кивнула. Адрес ее я тоже назвал сам.

Потом я звонил ей еще много раз, но никто не подходил к телефону, и только через месяц я услышал голос ее мужа. Он говорил так, будто только что вернулся с похорон:

– Анны нет, она в казино.

Когда из дома исчезла вся посуда, тряпки, золото и другие сколь-нибудь ценные вещи, родственники поняли, что надо принимать кардинальные меры. Анна к тому времени переключилась уже на простенькие игровые автоматы. Она вставала утром, когда муж уходил на работу, и в старом пальто, которое уже невозможно было продать, шла на дешевый рынок, где были установлены автоматы в вонючем душном зале, и начинала играть. Кое-какую мелочь для игры ей удавалось напопрошайничать накануне у входа в метро. К полудню ее обычно выгоняли, потому что к этому времени в заведение подтягивались более денежные игроки.

Ничего не оставалось делать, как поместить Анну на лечение. Ее страсть к игре пытались вылечить сильнодействующими лекарствами. От них ее психика тормозилась, а тело и лицо раздувались, как влажный пузырь, и скоро она с трудом могла поднести к голове руку.

Через некоторое время Анна уже не хотела не только играть, но и читать, есть, пить и разговаривать.

«Они ее загубят!» – безмолвно кричал я в черноту ночи, мотая головой по жаркой, душной подушке.

Всю осень и зиму Анна провела в больнице. К весне же муж отвез ее в реабилитационный санаторий. Я несколько раз приезжал к ней. В сущности, это уже был другой человек. По взглядам окружающих я понял, что ее здесь не любят и что, наверное, ей приходится тяжко.

Она как-то сразу, резко постарела. Однажды я увидел со стороны, как Анна смахнула со стола в пригоршню хлебные крошки и вынесла на веранду кормить птиц. Вот уж чего раньше она не сделала бы никогда! Воробьи и голуби тут же подлетели к ее ногам и стали жадно склевывать корм, а она, не замечая меня, смотрела на них оплывшими, слезящимися глазами. Странный контраст между молодой весенней природой и этой раздутой, почти пожилой женщиной, отгоняющей слишком навязчивых птиц, для того чтобы подкормить более слабых, поразил меня. Сердце мое сжалось от чувства жалости и вины. Но тут же, к своему ужасу, я почувствовал, как со страшной скоростью из него, из обоих предсердий и желудочков, истекает и улетучивается моя такая сильная и странная любовь к Анне. Любовь, которая держала и мучила меня весь этот долгий год, не позволяя ни полноценно жить, ни работать, ни смотреть на других женщин.