Астрид и Вероника - Линда Олссон

— Уже почти все, — произнесла Астрид, кивнув в сторону церкви.

Представитель похоронной конторы поджидал их на церковном крыльце, а вместе с ним — низенькая белокурая женщина. Оба в приличных темных костюмах, он — при сером галстуке и в белой рубашке. Похоронщик представил свою сослуживицу, затем протянул Астрид руку и сказал: «Пойдемте за мной в ризницу». Астрид и белокурая последовали за ним. В церкви стояла прохлада, но воздух был затхлый, будто помещение давным-давно не проветривали. Пастор оказался молод, Вероника даже подумала, что он едва ли старше нее. Он все время стискивал ладони у груди, словно молился, но, скорее, не из набожности, а от волнения. Пастор сразу же протянул руку Астрид. Смотреть на Веронику он избегал.

В церкви никого не было, если не считать трех старушек в последнем ряду. Двинулись к алтарю — впереди пастор, за ним Астрид, опиравшаяся на руку Вероники, а замыкали маленькую процессию похоронщики. Простой деревянный гроб украшал лишь веночек из серебряной канители. По обе стороны гроба поблескивали высокие напольные кованые канделябры в половину человеческого роста, и в них горели свечи.

Астрид села в первом ряду, Вероника устроилась рядом, с краю, у прохода; похоронщики деликатно заняли второй ряд. Пастор прочел все полагающиеся молитвы, но ни слова не сказал о покойном лично. Веронике казалось, что слова улетучиваются, стоит пастору их произнести, мгновенно теряют смысл и бесследно растворяются в просторном и молчаливом сумраке церкви. Когда пастор дочитал заупокойную службу, заиграл орган, но Астрид не встала. Глаза ее впились в гроб, она беззвучно что-то шептала. Потом тронула Веронику за локоть, чтобы та ее пропустила. Старушка прошла к гробу и остановилась у изножья. Какой бы хрупкой она ни выглядела, но держалась прямо и уверенно, расправив плечи. И голову не в молитве склонила — наоборот, вскинула высоко. Губы Астрид шевелились, но слов Веронике было не разобрать. С минуту Астрид стояла неподвижно, шепча что-то себе под нос, потом порылась в кармане, вынула что-то, зажав в кулаке, и положила маленькую блестящую вещицу на крышку гроба. Накрыла ладонью, подержала так мгновение-другое, а потом вернулась к Веронике. Они вышли из церкви. Старушки проводили их пристальными взглядами.

Вслед за Астрид и Вероникой на церковное крыльцо вышли пастор и похоронщики. Астрид отошла в сторонку и глубоко вдыхала сырой воздух. Ее спросили, пойдет ли она на само погребение, Астрид помотала головой. Похоронщик склонил голову набок, присмотрелся к старушке, но ничего не сказал, лишь вежливо распрощался, после чего вместе с сослуживицей и пастором вернулся в церковь, а Вероника и Астрид направились прочь, к воротам. Щебенка поскрипывала у них под ногами. Старушка вновь опиралась на Веронику. У самых ворот она вдруг спохватилась: «Я сейчас», — с этими словами Астрид торопливо обогнула церковь и двинулась к кладбищу. Догнать ее? Или не стоит? Вероника все-таки направилась следом. У самой кладбищенской стены Астрид с трудом опустилась на колени и извлекла из своего пакета маленький букетик полевых цветов. Положила на надгробие дочки. Погладила каменную плиту и некоторое время сидела коленопреклоненной. Вероника протянула ей руку, Астрид кивнула, встала, отряхнула травинки с колен. Пакет она крутила и комкала в руках.

— Я вернула кольцо, — произнесла Астрид. — Не надо было его и принимать. И не надо было ждать так долго, чтобы проститься с ним. Но теперь все кончено. Совсем.

Глава 30

…Глубоки, потаенны мгновенья, когдаНам чистая радость дана[35].

Тридцать один. Мне исполнился тридцать один год, думала Вероника. Она лежала в постели. Сегодня суббота, шестое июля, ее день рождения. По потолку растекается солнечный свет. Час еще ранний, но ветерок, веявший сквозь сетку от комаров на окне, был теплым, как живое тело. Вероника сбросила простыню и повернулась на бок, зажав ладони между бедрами. Лежала нагишом и пыталась вспомнить утро своего дня рождения годичной давности. В ином мире и иной жизни.

«С днем рождения, Вероника». Она ощутила, как его губы скользнули по ее бедру. Нырнула под одеяло с головой, потянулась к лицу Джеймса. Они целовались, потом он мягко повалил ее навзничь, покрыл поцелуями грудь и живот. Принимая его в объятия, она почувствовала прилив такой ослепительной радости, что казалось, Вселенная осветилась вспышкой и заиграла всеми цветами радуги.

Потом они лежали рядом, голова Вероники покоилась у него на груди, и ее влажные волосы прилипли к его коже. Она сказала: «Сегодня мой день рождения. Мой первый день рождения. Сегодня начинается моя жизнь». Закрыла глаза и вдохнула запах его кожи. Да, поняла Вероника, рождение именно таким и бывает — нечто горячее, пахучее, опасное для жизни. И в то же время победоносное.

Весь день они занимались тем, к чему она приобрела вкус в Новой Зеландии. Походили по художественной галерее, потом долго блуждали по магазинчикам на главной улице, навестили и ее любимый книжный. Выпили кофе со сливками, причем Джеймс попросил, чтобы на шапке сливок нарисовали сердечко. Он объяснил официантке, чего хочет, и она засмеялась вместе с ним. Джеймс умел рассмешить любого.

Даже погода, казалось, в тот день изо всех сил старалась устроить Веронике праздник. Воздух был особенно чист, небо — ярчайшей синевы, поэтому на ланч Вероника и Джеймс устроились за столиком на улице. Солнце пригревало, Джеймс скинул куртку. Потом снял темные очки и пристально посмотрел в лицо Веронике.

— Вот так оно всегда и будет. Что бы ни случилось, куда бы мы ни отправились, мы уж постараемся, чтобы так было всегда. Пока мы не умрем.

Он вытащил из кармана маленький мешочек зеленого бархата:

— С днем рождения, Вероника, — и с этими словами подтолкнул мешочек по столу к ней.

Вероника не спешила развязывать подарок. Лишь погладила бархат кончиками пальцев.

— А помнишь, как ты подарил мне мобильник, а я тебе — ничего? — спросила она.

Джеймс с улыбкой качнул головой.

— Я тебе его дал из чистого эгоизма. Мне важно было знать, что я смогу с тобой связаться.

— Но я все равно тогда ничего тебе не подарила. — Она теребила бархатный мешочек, глядя в глаза Джеймсу. — Так что я подарю тебе свою новую книгу. Она для тебя и написана. И во имя нашей любви. Она и будет полностью о любви. В нее войдет вот это всё… — Вероника широким жестом обвела столик, кафе, улицу, небо. — Я опишу это так красиво!

Развязав мешочек, Вероника обнаружила темно-зеленый, едва ли не черный с зеленым отливом, самоцвет — нефрит. Прямоугольный, размером не больше спичечного коробка, по краям он был толще, но к середке утончался, так что самая сердцевина просвечивала зеленым окошком. Вероника опустила нефрит в подставленную ладонь Джеймса, и он показал, как просвечивает камень на солнце.