Одиннадцатый цикл - Киан Н. Ардалан

Ее честь Фелиция Оберн. Наслышан. Всей наружностью соответствует образу старой мегеры: усохшая, увядшая, кожа висит на тонких и хрупких костях. Волосы ломкие и угольно-черные. Умные совиные глаза остро смотрят из-за очков на цепочке-бусах, тонкие губы созданы сжиматься в ниточку. Легкая, точно лозинка, и столь же хлесткая, Оберн слыла проницательной, бойкой, неотступной в приговорах и сверх всякой меры честолюбивой.

Повезло, что процесс ведет не Брансон и ему подобные – пузатые, незыблемой глупости, а не убеждений, судьи. Одного слова «ведьма» им хватит, чтобы приговорить Далилу к сожжению или в лучшем случае к темнице.

Я сведущ в законах. Ее честь Оберн – единственный лучик надежды на пожизненное заключение в монастырь Праведниц.

В зале как раз присутствовала монахиня в белой рясе, олицетворяющей непорочность. Также были пристав и одинокая чиновница с пером, чернильницей и свитками в углу.

– Добрый день, судья Оберн. – Эрик тронул невидимую шляпу.

Фелиция в ответ не то прокряхтела, не то угукнула.

– Ступай. – Я легонько подтолкнул Далилу в спину. Она коротко обернулась на меня и подошла к трибуне, расположенной вровень с головой Фелиции.

Мы с Норой сели в последнем ряду, а вот Эрик наблюдал за процессом вблизи. Он закинул грязные сапоги на спинку передней лавки – на что судья Оберн недовольно покашляла.

Далила взошла на трибуну, но оказалась слишком низкой.

– Пристав. – Судья кивком подала знак. Покорный дюжий стражник понял приказ и подставил девочке стул, позволяя выглянуть из-за трибуны.

– Имя? – отрывисто произнесла Оберн.

Далила что-то буркнула.

– Громче. – Судья царапала по свитку пером.

И вновь робкую, не принадлежащую себе бедняжку не расслышали. Вершительница молчала как бы в ожидании третьей попытки. Я на долгую щекотливую минуту затаил дыхание, ожидая, когда царство судьи вновь содрогнется от ее голоса.

– Чуточку громче, дитя, – в конце концов подсказала мать-Праведница – сухопарая, в летах, дама уверенного осанистого вида. Удачно, что от церкви на суд прислали не желчную жабу.

– Далила! – почти вскричала девочка, но ее все равно было едва слышно.

– Фамилия? – Слышалось, как Оберн заводится.

Я поднялся со скамьи.

– Ее зовут Далила Рид. Право, перейдем дальше. Эта девочка невиновна.

Застыла гробовая тишина. Даже изумленный смешок Эрика не развеял напряжения. Я тотчас прикусил язык, страшась не за себя, а за Далилу. Нужно держать себя в руках.

Я до хруста стиснул деревянную спинку скамьи перед собой. Нора в утешение сжала мою руку.

– Эрефиэль Нумьяна. – Судья сняла очки и устремила взгляд на меня. – Не знаю, зачем вы явились, да и, если честно, не желаю знать. У суда свой порядок, свои положения, свои документы. В суде свои законы, которые нужно соблюдать! Эта женщина – ведьма и ответит перед законом.

– Не женщина, а девочка. Она совершенно безобидна.

– Это не вам решать, – парировала вершительница. – Закон гласит, что после обнаружения силы ведьма обязана незамедлительно сообщить о себе властям, в противном случае, если не сознается, будет осуждена по всей строгости.

– Сообщить, чтобы ее разлучили с родными? Чтобы вся жизнь перевернулась? Этот закон – пережиток прошлого!

Не говоря уже о привычной каре за его нарушение, о чем я умолчал.

Оберн опустила перо и с крайне неприязненной улыбкой обхватила цепкими пальцами кулак.

– Эрефиэль Нумьяна. Скажите на милость, я прихожу гадить у ворот вашего гарнизона? Учу командовать войском? Учу хоть чему-то, что не входит в мои полномочия?

Я молчал.

– То-то же. Если вы так неравнодушны к судьбе девочки, выскажетесь позже, а до тех пор потрудитесь уяснить, что здесь мой тронный зал. – Оберн как ни в чем не бывало вновь водрузила очки на острый нос.

Эрик безуспешно пытался давить в себе смех. Стиснув зубы, я сел.

– Все будет хорошо, – подбодрила Нора.

Далила поняла ошибку и на третий раз четко представилась как Далила Рид, дочь Роберта и Мириам Рид.

– Отлично, – смягчилась судья. – Итак, мисс Рид, вы привлечены к суду священного города Клерии по обвинению в колдовстве. – Театральная пауза. – Что скажете в свою защиту?

Девочка не отвечала, тупо уткнув глаза в пол. Секунды складывались в минуты, хрупкая тишина твердела, но Далила все не решалась подать голос.

– Если будете молчать, я вынужденно констатирую отказ сотрудничать и вынесу приговор, – сухо пригрозила Оберн.

Когда уже казалось, что чаша терпения вот-вот переполнится, послышался голос Далилы, больше похожий на отдаленный хрип.

– Я не знаю, за что здесь оказалась. В чем моя вина?

– Вы – ведьма, – улыбнулась судья так, словно весь мир об этом уже знает.

– Я понятия не имела. Хотела помочь. Вылечила друга, только и всего.

– И выкорчевали деревья голосом, – нарочито строго добавила судья.

– Чтобы защитить друзей! – воскликнула девочка. Дерзко, бойко, даже осмысленно.

Оберн хмыкнула под нос, не отдавая себе отчета, что детям грозила гибель.

– Закон есть закон, моя милая. Закону не важно, зачем вы колдовали, важен сам факт. Если дар и правда пробудился в лесу, следовало в тот же день сообщить об этом, а вы все утаили. Да и, может статься, уже давно скрывали свою натуру.

Я опять стиснул спинку, гася негодование. Ясно же: Далила – невинное дитя с трудной долей и не собирается чинить козни, не помышляет предать мир огню.

Она было хотела что-то сказать, но передумала и закрыла рот. Я больше не выдержал этого издевательства.

– Все из-за меня, – вскочил я с места. Нора на это встревоженно запричитала. Поразился даже Эрик – то ли из-за внезапной правды, то ли из-за того, как глупо я ее выдал.

– Сядьте вы! – шипела Нора, дергая меня за руку.

Оберн второй раз прижгла меня взглядом. Я стоял на уровне ее глаз.

– Объяснитесь.

– Я все знал с первой встречи: Далила мне открылась. Это я велел держать язык за зубами, чтобы избежать тяжких последствий.

Тонкая ложь. Я умолчал о рапорте Норы и что чете Рид тоже все известно.

Оберн сощурилась и так сжала губы, что они напомнили иссохшую трещину в земле.

– Если вы не лжете, ваша тайна может дорого обойтись. Так что же, Эрефиэль Нумьяна, сын Белого Ястреба и госпожи Имри? – Ее слова падали мерно, выверенно. Вершительница словно советовала передумать, пойти на попятный, а именами родителей намекнула на мое положение.

Я не отступлюсь.

– Не лгу. – В моем голосе звучала сталь.

Да, этим я действительно брошу тень на репутацию семьи, но такова плата. Отец осудит, мать – огорчится. Я давно дал слово добиваться желаемого самостоятельно, но сейчас придется обратиться к их именам.

– Смелое упорство, Эрефиэль, – вздохнула она. – Но безрассудное.