Доктор Кровь - Георгий Полевой

Для меня разборка-сборка и чистка механизмов для убиения себе и не только себе подобных было чем-то сродни медитации. Недаром при посвящении в рыцари неофит проводил ночь в бдении над оружием. А самураи часами созерцали смертоносный изогнутый клинок собственного катана.

Сначала я занялся «Пустынным Орлом». Массивный пистолет, как всегда, внушал уверенность одним только своим видом. Завершив чистку и смазку, я вогнал в широкую рукоятку удлиненную десятизарядную обойму и щелкнул предохранителем.

Теперь нужно было уважить и другого стального хищника. Не торопясь, я разобрал его.

Детали «Гепарда» лежат на чистой ткани, масляно поблескивая оружейной смазкой. Я начал с чистки ствола. Отложив в сторону шомпол, полюбовался на просвет спирально закручивающимися полигональными линиями нарезов. Занялся затвором и ствольной коробкой, блоком ударно-спускового механизма. Все в порядке – оружие тщательнейшим образом вычищено от порохового нагара и смазано. Одна за другой ставятся на свои штатные места детали: газоотводная трубка, поршень, возвратная пружина, затвор. Руки, казалось, сами знали, что и куда устанавливать, где подтянуть, как повернуть, защелкнуть. Все просто и логично. Запахи оружейной смазки и металла успокаивают.

Закончив сборку пистолета-пулемета, я установил наверху ствольной коробки коллиматорный прицел, а под цевье – модуль с малогабаритным, но мощным тактическим фонарем и лазерным целеуказателем. Навинтил на ствол массивную трубку глушителя. Вставил длинный, на четыре десятка патронов, магазин в приемную горловину, дослал до щелчка. Сложил набок приклад. Все.

«Гепард» снова был готов вцепиться серебряными клыками пуль в смертельного врага.

За всеми этими манипуляциями мне пришла сравнительно простая, но тем не менее парадоксальная мысль. Ведь, если вдуматься, врачевание и убийство – это два противоположных аспекта единого целого. Дарование и отнятие жизни – и в обоих случаях важно только спокойствие и даже некоторая отстраненность. Конечно, выполняя приемы экстренной реанимации, или в горячке боя ярость и другие сильные эмоции способны мобилизовать. Однако и в хирургии, и в обращении с оружием требуются весьма специфические навыки и человеческие качества. Хладнокровие, трезвый расчет, большая практика.

Это необходимо и для хирурга со стерильным скальпелем, и для бойца с автоматическим пистолетом.

Последняя осознанная мысль погасла в моем сознании. Щелчок, с которым я поставил «Гепард» на предохранитель, оказался тем «тумблером», что «выключил» и меня.

Глава 19

Возвращение к жизни

Голова не болела, а вот щека – наоборот. Блин! Я так и заснул, уткнувшись лицом в ствольную коробку пистолета-пулемета. Хорошо, хоть носом предохранитель не сдвинул, когда ворочался во сне. Я отложил «Гепард» в сторону и принялся наводить на столе некое подобие порядка.

Из кухни высунулась взлохмаченная голова Панченко. Елки… Никак не привыкну видеть его без бороды.

– Ты храпел так, что и Киру умудрился разбудить.

– Как она?

– Нормально, пришла в себя.

– Что с анализами?

– Ну-у… Утверждать что-либо пока еще рано.

– Дай мне пробу свежей крови, нужно сделать еще один тест.

– Какой?

– Гриша, а то ты не знаешь!.. Аргентуумную пробу.

– Может…

– Я сам.

Капля крови размазывается по предметному стеклу. Добавляется малая частица коллоидной суспензии. В цейссовский бинокулярный микроскоп я наблюдал двояковогнутые диски охряного цвета, лишенные ядер. Эритроциты. Клетки, дарующие саму жизнь – основу и объект вековечного поклонения. Серебристые крупинки разлетелись по ним, словно иней. Но аргентум не разъедал клетки крови, не вызывал гемолиз эритроцитов.

Вот это уже была победа!

Я устало откинулся на спинку кресла и посмотрел на часы. Половина одиннадцатого дня. Что ж, пойду пройдусь до метро.

– Ну что?

Я озвучил ему свое желание. Григорий Панченко просиял:

– А я что говорил!

– К Кире я сам приду.

– Хорошо.

Накинув куртку, я покинул сии гостеприимные пенаты. Приятно было идти по улицам, дышать сырым, пахнущим бензином воздухом – после острых лекарственных запахов, разглядывать прохожих и витрины магазинов. Возле метро торговали цветами. Купить охапку роз? Пошло.

– Дайте вот эту.

– Эту? – улыбчивая, несмотря на погоду, девушка вытянула за длинный стебель розу цвета венозной крови.

Из динамиков соседнего стеллажа с дисками послышалась необычная грустная мелодия:

…Мы как тени – где-то между сном и явью,и строка наша чиста.Мы живем от надежды до надежды,как солдаты – от привала до креста.Как расплавленная магма, дышащая небом,рвется из глубин,Катится по нашим венам Вальс Гемоглобин.

Да, к нашему случаю этот лирический и задумчивый мотив подходил как нельзя лучше…

– Что это? – спросил я у парня в очках с тонкой оправой. Наверное, студент, подрабатывает на каникулах.

– «Вальс Гемоглобин», дали несколько дисков на продажу, – пожал плечами парень. – Автор «широко известен в узких кругах», выступает в основном на конвентах фантастов и прочих литературных мероприятиях. Уж очень у него песни своеобразные.

– А как зовут исполнителя?

– Олег Медведев.

– Дай-ка диск…

Вернувшись, я натянул стерильную хирургическую рубашку, штаны, тщательно вымыл и продезинфицировал руки. Надел перчатки и маску. И только потом заглянул к Кире.

После операции мы с Панченко перенесли ее на более удобную многофункциональную кровать.

Девушка не спала, она повернула голову и настороженно посмотрела на меня своими зелеными, бездонными, как два омута, глазами. Я молча протянул ей красную розу. Грустная улыбка скользнула по лицу Киры:

– Я уж думала, что ты войдешь ко мне с пистолетом, как тогда…

– Нет необходимости.

– Роза красивая. Спасибо.

– У меня для тебя еще один подарок.

На моей ладони лежала овальная коробочка-футляр. Кира отложила в сторону цветок и открыла ее. Внутри был массивный перстень в форме кошачьей головы с крохотными изумрудами. Серебряный. Я сам надел его на тонкий пальчик девушки.

– Теперь уже можно, – я обнял ее и поцеловал – крепко-крепко и нежно-нежно…

А она доверчиво уткнулась в мое плечо и тихонько заплакала. Сколько мы так просидели, я не знаю.

Кира уверенно шла на поправку. Нам все же удалось всем вместе побороть страшный синдром, или как там его… Даже и не знаю, как назвать. Организм девушки, человеческий организм, восстанавливался быстро.

Я колол ей витаминные комплексы и специальные препараты, позволяющие быстрее восстановить функции поврежденных «вампирскими прионами» нервных волокон. И в этом мне помогали уникальные русские препараты.

В 2004 году на Международном салоне в Женеве высшую награду – золотую медаль получил препарат «семакс». Со времен пирацетама, который был синтезирован в Бельгии еще в шестидесятые, – это первый действительно прогрессивный ноотропный препарат. Он стимулирует активность коры головного мозга и повышает устойчивость к стрессу.

А через три года Институт молекулярной генетики РАН выпустил еще один препарат, снимающий тревогу, который еще раз получил золотую медаль в Женеве.

Также специалисты-биохимики и фармакологи из Института медико-биологических проблем Российской академии наук синтезировали и представили на мировом рынке медицинских препаратов мощный ноотроп-адаптоген, стимулятор работы мозга – «фенотропил». По словам создателей, фенотропил не только повышает способность к обучению и концентрацию, но и устойчивость к стрессу и негативным внешним факторам. Этот препарат разрабатывался, в первую очередь, для космонавтов, летчиков, военных и спецслужб.

Показательно, что Всемирное антидемпинговое агентство внесло фенотропил в список запрещенных препаратов. Видимо, они очень уж опасались конкуренции. Но – спрос рождает предложение. И уникальный русский ноотроп-адаптоген продается теперь и в обычных аптеках, правда, втридорога. Ну, что ж – такова цена здоровья.

Григорий Панченко помогал мне, как мог, и за то время, пока Кира шла на поправку, мы с ним по-настоящему сдружились. В немалой степени этому способствовала и общность профессиональных интересов. За это время он снова начал отращивать бороду и все больше напоминал себя прежнего.

Он ежедневно тренировался с холодным оружием, я – с огнестрельным, разумеется, без стрельбы. Мы обменивались опытом, показывали друг другу различные приемы. Я даже потихоньку начал учить Киру азам обращения с оружием и кое-каким приемам рукопашного боя.

По вечерам мы все втроем собирались за столом, ужинали, играли в карты, разговаривали на разные темы. Панченко и я вспоминали смешные или просто интересные моменты, которыми изобиловала жизнь экспедиций, ну а наша армия в этом отношении вообще была вне конкуренции.